Дискуссия

Александр Крутов (ч. 2)

ПШ: Мы как раз подошли к тому вопросу, о котором хотелось бы с вами поговорить. Это вопрос о формах общественной собственности. Вопрос о капитализме, о его моральности. О том, как Россия, которая сейчас является капиталистическим государством, может его улучшить. Известно, что капитализм в XVI веке заменил нравственные законы законами уголовного права — и прочими человеческими законами. Что вы по этому поводу можете сказать?

АК: Я считаю, что капиталистическое развитие человечества, общества человеческого — тупиковый путь. Это говорит о том, что мы приближаемся, к сожалению, к концу нашего существования. Потому что капитализм, как бы мы его ни называли — с человеческим лицом, без человеческого лица, социальный капитализм и прочее, — есть капитализм, главная цель которого — получение прибыли. Что значит получение прибыли? Прибыль получаешь тогда, когда ты, как говорят сегодня, конкурентоспособен. Значит, ты умнее, сильнее, влиятельнее своего конкурента и соперника.

ПШ: Можешь жить за счет соседа.

АК: Значит, выживают наиболее сильные, наиболее приспособленные и не обязательно более умные, наиболее добрые, наиболее сострадательные и милосердные. Сегодня в капитализме — да и всегда это было — выживают наиболее наглые, беспринципные, бессовестные. Ибо получение прибыли заставляет человека отринуть все сдерживающие тормоза, которые есть. А мораль и нравственность — она всегда во все века была сдерживающим фактором. Если этот фактор убрать, то тогда тебе открывается наша прекрасная фраза, прекрасное понятие, о котором мы говорили сразу, начиная с 90-го: «Что не запрещено, то разрешено».

А если у человека нет внутреннего тормоза, если он живет без внутренних тормозов, — значит, он делает все что хочет. Никакие законы, которые бы мы сегодня ни принимали, никакие законы юридические, правовые и прочие, которые бы ни существовали и которые бы ни были репрессивными или все более и более репрессивными, они не повлияют на человека.

Русский человек — да вообще человек — старается жить именно по законам совести. А если этого нет в человеке, если это вытравливается, если это считается, скажем, пережитком прошлого, то тогда у человека остается только одно: выжить любой ценой.

Поэтому мы сегодня и видим брошенных детей при живых родителях, брошенных родителей при живых детях. Мы видим, когда все буквально кричат о кризисе, а у нас в два раза увеличилось количество миллиардеров за последний кризисный год. И в то же время увеличилось количество безработных. Все более людей уходят в нищету и бедность, растут цены, растет инфляция. А с другой стороны, люди считают, что это в порядке вещей.

Вот такое общество мы строим. Мы строим капиталистическое общество. Поэтому я хочу сказать, что у такого капиталистического общества не может быть будущего, ибо оно не заинтересованно в том, чтобы оно развивалось, так скажем, всеохватно. Оно развивается только в одном направлении — в получении прибыли.

ПШ: Мне бы хотелось с вами поспорить. Потому что как-то был я в доме Морозова в Ногинске — в современном Богородске. И меня повозили по тем местам, которые памятны для него. Я увидел школы, которые он строил, дома, в которых жили люди, и я увидел его собственный дом. Меня поразило, как он выглядит. Это крошечный домик. И больница, пруд. Все это делал он. Лежанка, наверное, размером по ширине вот такая. Все. И каминная, и молельня. Больше ничего там нет.

Я потом понял, почему он так был возмущен забастовками рабочих. Потому что сам-то он работал по 16 часов, а люди просили по восемь. Много рассказывали про него старообрядцы.

Нет ли здесь как раз того самого примера, попытки совместить глубокие корни православные, которые были у Морозова, с капитализмом? Он ведь был капиталистом при этом. Возможен ли этот синтез? Пример-то есть.

АК: Вы знаете, я думаю, что такие примеры только подтверждают правило. Таких меценатов в России, в дореволюционной России, было много. Достаточно много. Но они не делали погоду. Вернее, не они делали погоду в России. К сожалению, и Савва Морозов, и все остальные, которые вкладывали свои деньги, они были верующими людьми, но они ведь и активно совершали еще огромное зло — они разрушали то государство, в котором они жили, которое давало им возможность именно зарабатывать деньги и проявлять благотворительность. Вы прекрасно знаете, что они снабжали деньгами революционеров, укрывали их. И, как говорится, подпитывали революционные силы. Поэтому, я думаю, что это есть. Это у тех людей, у которых в душе были и совесть, и вера.

Вы посмотрите, разве наши сегодняшние миллиардеры строят больницы? Они строят дома для молодежи, для малосемейных? Или открывают какие-то новые детские площадки? Или строят и открывают детские сады, которых сегодня не хватает? Нет. Они не спят вот на такой кроватке, как вы говорите. На лежанке. Они отдыхают в Куршавеле, покупают виллы и дворцы в Ницце на Лазурном берегу, в Лондоне и переводят туда деньги. Если Савва Морозов вкладывал деньги в производство и в экономику России, то у нас в большинстве своем люди вывозят эти деньги. Потому что Савва верил в Россию, Савва верил в русского человека.

Наши же сегодняшние капиталисты не верят в Россию, не верят в русского человека. Они верят только в деньги. А деньги — они интернациональны. Им без разницы, где быть — на Западе, на Востоке, на Юге или на Севере. Поэтому примеры наших меценатов, которые были когда-то, жили когда-то, — это приятное исключение из правила.

Сегодняшний капитализм, который мы сегодня строим в России, — капитализм дикий. Это капитализм, который проявляет себя в той степени, в которой он и призван проявлять: выживает сильнейший.

Я бы привел такой пример. Вы знаете, мы сегодня живем по правилам волка и овцы. Волк имеет полное право съесть овцу. Овца имеет полное право быть съеденной волком. Вот какое сегодня правило нашего капитализма, который у нас строится, в нашем государстве.

ПШ: Тем не менее если, как говорят, в одном монастыре горит свеча, значит, вера не умерла.

АК: А вера не может умереть. Я еще раз говорю. Умирают все. Умирают государства, умирают всякие государственные деятели. Умирают гонители веры или, наоборот, приверженцы веры. Империи создаются и рушатся, государства создаются и рушатся. А христианская вера осталась. Она остается и всегда будет. Она будет до скончания века.

Дело-то в том, приближаем ли мы своими делами этот конец света? Мы или приближаем, или нет. Или, наоборот, его отдаляем? Вот что самое главное. Главное сегодня в том, что мы строим общество в России, в котором нет любви. Я уж не говорю про справедливость. Любви нет. А раз нет любви, то нет и милосердия.

ПШ: Бог есть любовь.

АК: А раз нет милосердия, то нет сострадания к человеку, к ближнему, нет любви к Богу. Мы строим снова дом на песке, и он разрушится. Это государство не имеет будущего. Потому что оно не заинтересовано в любви человека к человеку.