Реституция

Передача Церкви объектов культуры и предметов искусства началась практически сразу после развала Советского Союза (примерно с 1992 года) и продолжается вплоть до настоящего времени — причем весьма интенсивно. Вместе с тем никаких законодательных актов, которые бы ее регламентировали, не существовало и не существует. Передаваемые памятники, как правило, формально остаются в составе государственного Музейного фонда, но при этом передаются в так называемое бессрочное и безвозмездное пользование, что можно рассматривать как фактическое нарушение статьи 15 ФЗ «О Музейном фонде РФ и о музеях РФ», провозглашающей неотчуждаемость музейных фондов и музейных коллекций, входящих в состав государственного Музейного фонда РФ.

Недавняя история с Новодевичьим монастырем — пример абсолютной нелепицы, поспешности и правового произвола. Надо понимать, что монастырь не просто государственная собственность, а собственность, пользование которой регулируется не одним десятком федеральных законов. В их числе, помимо уже упомянутого закона о музеях, закон РФ «Об объектах культурного наследия». Кроме того, монастырь входит в список объектов, находящихся под охраной ЮНЕСКО, по поводу которых наше государство подписало соответствующие международные охранные обязательства. Это с одной стороны. 

С другой стороны, постоянно — особенно в последние годы — ведутся разговоры о необходимости наладить плодотворное сотрудничество между Церковью и музеями. В Новодевичьем монастыре в этом отношении все было практически идеально. Лучшего и желать было нельзя. На территории обители едва ли не с советских времен находилась резиденция митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, а три из четырех ее храмов были действующими. Службы не велись постоянно лишь в большом летнем Смоленском соборе. Летом там проводились экскурсии и работала музейная экспозиция. Но богослужения там тоже время от времени происходили — на основе взаимных договоренностей, под наблюдением музейных хранителей. 

Каких-либо осмысленных причин выставлять из Новодевичьего монастыря музей и прекращать не просто его существование, а именно то самое сотрудничество, о котором якобы Церковь так давно мечтает, не было.

До настоящего времени подобного рода передачи происходили стихийно, поскольку не имели под собой необходимых правовых оснований. Однако вскоре это препятствие будет устранено. Появилась информация, что власти ведут подготовку законопроекта о реституции («Особая буква» рассказывала об этом в материале «Цена веры» 15 февраля 2010 года — здесь).

По счастью, он еще не принят и толком нигде не обсуждался, но нам уже удалось ознакомиться с его рабочей версией. То, что мы увидели в этом законопроекте, нас совершенно потрясло.

Законопроект называется «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения». Под понятие имущества религиозного назначения подпадают как недвижимость — храмы, монастыри и прилегающие к ним земли, включая располагающиеся на них постройки (необязательно религиозного назначения), — так и движимые объекты. К последним относятся религиозная и богослужебная утварь, а также иконы — по сути, все то, что в значительной своей части находится в музеях.

Прежде всего поражает сама процедура передачи и ее условия. Они крайне просты: соответствующей религиозной организации достаточно составить заявку на получение того или иного имущества, которая должна быть рассмотрена в трехнедельный срок и, если не возникнет никаких противоречий, удовлетворена. Более или менее серьезных препятствий к удовлетворению заявки всего два: нельзя передавать имущество, которое принадлежит другой конфессии, и нельзя передавать имущество тем религиозным организациям, которые находятся за рубежом.

Кстати, многие наблюдатели уже отметили, что первая из названных мною оговорок может — при вступлении закона в силу — породить большое количество проблем. Непосредственно интересы музейного сообщества они не затрагивают, но я их все-таки обозначу. Аутентичность конфессий в сегодняшней России — это большой вопрос. К примеру, очень многие христиане, считающие себя православными, при этом совершенно не считают Русскую православную церковь Московского патриархата правопреемницей дореволюционной Синодальной церкви. Не будем забывать и о религиозном расколе XVII, отголоски которого слышны до сих пор. Не станут ли старообрядцы конкурировать с РПЦ в споре за владение всеми храмами, построенными до середины XVII века?

Но данные проблемы представителей музеев волнуют во вторую очередь. Самым страшным для нас является то, что в законе никак не обговорен статус памятника культуры.

В документе есть оговорка, что передача имущества не должна нарушать закон об охране памятников культуры и закон о музейных фондах. Согласно им, музейные фонды неделимы. Но хитрость в том, что в случае невозможности оформления права собственности законопроект позволяет передавать Церкви имущество в бессрочное безвозмездное пользование.

Казалось бы, какая разница? На самом же деле понятие «бессрочное и безвозмездное пользование» таит в себе очень много угроз. Во-первых, это все равно изъятие — как бы оно ни было юридически оформлено (напомню, что именно в безвозмездное и бессрочное пользование получил свои экспонаты Костромской епархиальный музей в Ипатьевском монастыре после фактического уничтожения Костромского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника). А с другой стороны, представьте, что некие объекты из музея передаются кому-то в пользование, при этом продолжая оставаться на музейном учете — то есть музей продолжает за них отвечать. Как в этой ситуации обеспечивать их сохранность, непонятно.

Одно дело, когда религиозная организация претендует на стоящий в чистом поле полуразрушенный храм, который давно уже используется не по назначению — допустим, как склад. В данной ситуации вряд ли кто-то будет против его передачи в частные руки. Это очевидно и вопросов не вызывает. У государства никогда не было достаточно средств на реставрацию. Так пусть ее проведет Церковь или меценаты.

Но совсем другое дело, если религиозная организация просит отдать ей, например, собор Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря с прославленными росписями Дионисия, которые должны находиться под постоянным и очень строгим наблюдением специалистов. Ферапонтов монастырь буквально напичкан приборами измерения температуры, влажности и прочего. Обеспечение сохранности этого бесценного памятника древнерусского искусства — большая наука.

Поэтому ни о какой передаче здесь и речи быть не может. Это объект культуры мирового значения, о котором надо заботиться и в лучшем случае показывать публике в музейном режиме.

Есть достаточно большая группа древних храмов, которые тоже требуют к себе очень внимательного отношения. Но здесь в отличие от Ферапонтова монастыря есть возможность договориться с церковью о совместном использовании. В каждом конкретном случае нужно решать, в каком режиме использовать храм.

Необходимо подчеркнуть: мы не против проведения богослужений в старинных церквях, не против даже передачи их в бессрочное безвозмездное пользование религиозной организации. Но почему бы рядом не находиться музею, который бы в свободное от богослужений время мог эксплуатировать этот объект, а главное, обеспечивать его сохранность?

Вспомним историю иконы Богоматери Боголюбской, которая в 1992 году была передана в Свято-Успенский Княгинин монастырь во Владимире и после семнадцати проведенных там лет оказалась перед угрозой гибели, настолько варварски был нарушен режим ее хранения. Я ни в коем случае не хочу сказать, что церковь и ее служители — плохие люди и что состояние иконы ухудшилось по их злой воле. Проблема здесь исключительно в том, что люди, не имеющие соответствующей профессиональной подготовки, были вынуждены выполнять абсолютно несвойственные, непонятные и в конечном счете не нужные, по их мнению, функции заботы о памятнике культуры.

Это лишнее подтверждение того тезиса, который музейное сообщество постоянно пытается донести до сознания общественности: каждый должен заниматься своим делом.

Никто не призывает совсем отказаться от принятия закона, который бы регламентировал передачу имущества Церкви. Он был бы полезен всем сторонам. Но для этого в законе необходимо поставить достаточно жесткие условия: какого рода памятники нельзя передавать вообще, а какие должны находиться в совместном пользовании. И, безусловно, исключить из него какое бы то ни было движимое имущество.

В принципе, музеи готовы предоставлять религиозным организациям те же иконы. И это они часто делают: главное — соблюсти все требования транспортировки и хранения. Но нельзя забывать, что существуют невыездные предметы искусства, чье состояние близко к аварийному — ни на выставки, ни в церковь такие вещи переданы быть не могут.

Самое важное — необходимо научиться договариваться. Все вопросы решаемы. И при правильном подходе можно наладить грамотное сотрудничество Церкви и музеев.

Нам регулярно приходится сталкиваться с тем, что рекомендации профессионалов, касающиеся вопросов обеспечения сохранности старинных памятников культуры, представители РПЦ выслушивают, вежливо улыбаясь, принимают к сведению, а дальше продолжают делать все по-своему.

Любое сотрудничество предполагает открытый, конструктивный диалог. Однако добиться его от РПЦ мы никак не можем. Все наши доводы вызывают у Церкви лишь возмущение и желание дать немедленный отпор.

В конце марта работники искусства и науки обратились к Патриарху Кириллу с открытым письмом. К его написанию был причастен и я, и могу поручиться, что в этом письме, в котором мы взвешивали каждое слово, нет ни одного признака непочтения, неуважения к Церкви и лично к Святейшему, никакого осуждения их действий. Главный посыл письма — просьба о помощи. Вопрос ставился так: принимается неразумный закон, который угрожает тому, что дорого и для вас, и для нас; давайте вы нам поможете с этой ситуацией разобраться.

Реакция Московского патриархата последовала незамедлительно. Буквально на следующий день председатель Синодального отдела по взаимодействию Церкви и общества РПЦ Всеволод Чаплин назвал наше письмо попыткой поссорить культуру с Церковью. По его мнению, за всем этим стоит конкретный человек, которому это выгодно. Более того, по его словам, музеи не хотят ничего отдавать Церкви, потому что из всего этого они извлекают доход. Я даже не уверен, что подобные высказывания стоит комментировать...

Злосчастный законопроект в своем теперешнем виде — явная ошибка. Ее вполне можно было бы сообща исправить при наличии воли всех заинтересованных сторон. Но этого я пока не вижу. Боюсь, что все круглые столы и встречи с деятелями культуры, на которых обсуждаются проблемы взаимодействия музеев и Церкви, проводятся лишь для галочки — как это было в советские времена.

Последуют ли за ними какие-то реальные шаги — посмотрим. Мы по крайней мере будем добиваться вхождения в ту группу, которая занимается подготовкой закона, наших представителей.