Дети подземелья

Вадим Михайлов, руководитель «Диггер-спаса» (ч. 4)

ПШ: Чувствуете ли вы конкуренцию со стороны официальной власти? Чувствуете ли вы давление со стороны той же самой власти? Занимается ли той же самой параллельной работой, допустим, МЧС или ФСБ?

ВМ: Вы же прекрасно знаете, что власть вообще всегда вне конкуренции. Тут даже и говорить нечего. Просто власть может чего-то не знать. И какие-то корректуры должны быть. Они должны считаться с независимым мнением независимых экспертов. И так далее. А то получается, что все у нас независимые экспертизы, так необходимые для власти, и так пролонгированы ею куда-либо. В результате она тормозится на муниципальном уровне муниципальным чиновником, который просто не хочет, чтобы такой эксперт что-то рассказал о его хозяйстве. Естественно, если в твоем хозяйстве все идеально, экспертиза будет только тебе на пользу. А если это не так, то тебе эксперт не нужен. Вот и весь ответ. Конкуренции со стороны каких-либо других организаций просто не вижу. Потому что мы пока вне этого. У них нет таких знаний. Они не работали столько по эти вопросам.

ПШ: Скажите, пожалуйста. Это ведь довольно опасное занятие. Там должны быть специалисты?

ВМ: Мы все и есть специалисты. Девять человек. Я девятый. При всей большой организации. Ее размытости.

ПШ: Есть ученики, разряды?

ВМ: Обязательно нужно сказать о воспитательном процессе. Потому что это дети. При всем этом нас считают единственными в мире специалистами такого уровня. Я хочу сказать, что входят известные спелеологи. И известные альпинисты. И альпинисты, ставшие такими при работе с нами последовательно.

ПШ: А снаряжение у вас альпинистов?

ВМ: Снаряжение абсолютно разное. Есть снаряжение, которое мы сами придумали. Потому что оно нужно только нам. Это как Кусто делал под себя, так делаем и мы под себя. Его доделали. Модернизировали. Я даже хочу сказать, что специалисты ФСБ малых структур тоже применяли какие-то элементы подобного снаряжения. Но мы применяем все элементы снаряжения в зависимости от ситуации. Если, допустим, ситуация со взрывом или взятием заложников. Нужно минимизировать, кого-то куда-то вести.

Естественно, на «Норд-Осте» мы были незащищены. После «Норд-Оста» мы договорились брать бронешлемы. Те же бронежилеты. На случай работы в узких местах у нас каски. И разные другие вещи. Мы себя сами оснастили. Никто ни разу нас не оснастил. Мы живем на черную кассу. У нас нет нормальных средств.

И тут воспитательный момент. Молодежь все же льнет к нам. И это действительно продвинутая молодежь, которая может заниматься хорошими проектами. Реально готовиться к армии, к МЧС. Вот тебе, пожалуйста, для развития клуба. Огромное количество находок. Музей. Можно его развивать под музей-клуб, площадку делать и тренировать ребят. Если ряд сооружений. Они уже не на балансе. Можно их использовать. Не дают гранты. Любым способом отрезают нас от работы с молодежью. Молодежь самостоятельно использует, потому что это им интересно. И тогда используют против нас.

Этот замкнутый круг я пока прорвать не могу. Потому что нужен начальный капитал не только для бизнеса, но даже для воспитательного, казалось бы, необходимого для России процесса.

Почему не задействовано огромное количество аудитории, так называемой «подземной»? Пока будем называть ее в кавычках. Она должна либо гибнуть, либо вести за собой непонятно каких людей и тоже подвергать их опасности. Либо привести туда реально кого-то, кто представляет собой угрозу для общества. Потому что, не дай Бог, подземка станет сферой сведения политических либо каких-то других счетов.

Это же место, которое подходит под все социально важные и политически важные объекты. Я уж не говорю об инфраструктуре. Культура, искусство, наука… Недавнее задержание, уже полтора года ему, в институте Курчатова, прямо уже под ускорителем, шести человек от 15 до 17 лет, которые были все с надписью «Диггер» на каске.

Хорошо, тогда вступились за меня и «Скандалы недели». Мы как раз тогда снимали. Меня вызвали в Курчатова. И они хотели сразу же сказать, что я, идейный, духовный лидер этой организации, туда проник. Хотя утечка материала, видимо, есть. И какой-то проход, через который дети пролезли. Подземный. О котором вроде бы охрана должна знать. Такой мощнейший кулак наш ядерный, научный. И он так проходим. Извините, но тут на диггеров валить не надо. И если Вася Пупкин, купив акваланг Кусто, где-нибудь в Тутаевске, нырнув в колодец, погиб бы, неправильно использовав акваланг, что, Кусто будет отвечать за каждого погибшего там?

Тем не менее совести тяжело. Потому что мы люди совестливые. Мы законопослушные. Мы ушли оттуда, где закон, хотя это был подзакон, потому что придумали митинги и шествия в подземных коммуникациях, только чтобы правительство Москвы нас там не видело. Да. Прекрасные какие передачи были. Был там и Гайдар — похоронили его недавно, царство ему небесное. И сам Юрий Михайлович Лужков. Казалось бы, вот туристическая тропа. Вот передача. Вот это окучиваемо прессой. Весь мир на это смотрит и хочет. Ну придумали мы это. И вышли. И что получилось? Колодцы. Колодцы роют. Закрывают так, что там газовые мешки могут создаваться. Чтобы только сверху никто не пролезал. Тем не менее люди чуть ли не с МКАД входят в эти системы и подходят под те самые колодцы, на которых стоит омоновец. Он уверен, что через этот колодец в день своего праздника мы не полезем. Однако там тусовка продолжается. Она может кончиться очень печально…

Дайте гранты, дайте заниматься молодежью. Дайте сделать клуб. Это хорошая вещь. Но мы до президента даже не можем это довести. Ведь создана концепция передачи. Создана концепция четкая, что нужно клубу, как он будет развиваться. Какие уже есть материалы для этого. И какие специалисты. И при этом все обрубается на уровне муниципальных властей, возвращается назад в муниципальную тусовку, и с молодежью просто нас отбрасывают в сторону. Почему? Вот на это я бы хотел, чтобы мне тоже ответили.

ПШ: Если резюмировать, то получается, что мы на сегодняшний день, наши дети не застрахованы от того, чтобы не попасть в беду, а весь город не застрахован от терроризма снизу.

ВМ: Если он двинется туда. Это все через централизованное и менее централизованное… Эскалаторная система и так далее, общего снабжении.

ПШ: А вы готовы все узкие места показать? Все продемонстрировать?

ВМ: Не только готовы их показать и продемонстрировать. Мы готовы их выявить. Потому что много не выявлено даже нами. Но мы догадываемся, где это может быть. Но для этого нужно спецразрешение. Для этого нужна нормальная реальная деятельность. А не отбрасывать нас резко в сторону.

В чрезвычайных ситуациях это очень важно. Вот что было сейчас? Потаскали, поработали. Я был с первой группой на Лубянке. Через двенадцать минут мы были. После этого генерал МЧС, который меня уважает, подошел и сказал: «Сейчас появится Сергей Кожугетович Шойгу. У него аллергия на вас. Спрячьтесь, пожалуйста». Почему я должен унизительно прятаться за толпу с милицией? Чтобы только меня министр МЧС не заметил. Почему такое происходит? Почему люди, которые достойны многого и в разных странах работали на предотвращении и на последствиях… Жалко, что мониторинг не дают. Потому что можно смониторить очень много. Я, заметьте, предупреждал много: обрушение, обвалы, теракты. Заранее. Почему мы должны прятаться? Почему мы должны быть изгоями в момент, когда люди должны объединяться и не должно быть никаких личных амбиций? На это тоже никто не может дать ответ.

И я считаю, что это не принцип. Это абсолютно неправильная политика, которая сейчас ведется против «Диггер-спаса». И людей, которым не дают аттестации, которым не дают работать. Наоборот, лишили нас оргтехники, машин. Многого. Мы были всего этого лишены. За критику в строительный сектор Москвы. А почему нельзя критиковать? Здание, возводимое на песке, обходится городу очень дорого. Человеческим жизнями может обойтись. Здания иногда валятся под гастрабайтерами. Я уж не говорю о том, что они могут быть заселены, а потом упасть. Как только мы говорим о том, что аквапарк развалился не просто так, сделали другую версию, и нас тут же в сторону. Басманный рынок. Заранее мы предупреждали. Хорошо, московская прокуратура после поработала. Там могли быть еще обрушения. По показаниям из этих зданий люди двадцать лет не могли выселиться. Их выселили в течение трех дней.

Вот это взаимодействие. Это работа. На «Норд-Осте» тоже было взаимодействие. Но больше я его ни разу не видел. Но мы не за награду шли. У нас международная ассоциация. Эти даже не подумали нас награждать. Хотя мои ребята тоже там были. Они проявили себя в течение четырех суток героически. Но я не могу. Мы не такая коммерческая организация. Мы не партнерство. Не могу подавать на награждение своих ребят. Мне очень жаль, что молодежь получила тогда такой шлепок от власти. И не то чтобы обозлилась, но просто разочаровалась очень сильно.

ПШ: Будем надеяться, что у Вадима Михайлова, у «Диггер-спаса» и у нас с вами все изменится к лучшему. И наконец-то Москва станет безопасным городом снизу.