Особое видео: RESET.ПЕРЕЗАГРУЗКА

Химкинский лес

ЛГ: Мы продолжаем нашу тему историей о Химкинском лесе и экологе Евгении Чириковой. В прошлой части была рында, а в этой части — эколог Евгения Чирикова, о нападении и задержании ее.

Я бы обратил внимание на «Независимую газету», где есть мнение главы Фонда Защиты гласности Алексея Симонова. По поводу всего этого дела он говорит: «Поскольку решение принято на самом верху, есть четкое указание воплотить его в жизнь, а что делать с защитниками — вопрос исполнителей. У нас такое государство, что если дали команду, то служащие силовых структур чувствуют себя безнаказанно». «Вся история Химкинского леса это подтверждает», — уверен Симонов. Он же обращает внимание на то, что большинство защитников стараются вести себя цивилизованно. Они проводят конференции, пытаются разговаривать с властями, но чтобы вскрыть эту историю, им приходится вступать в конфликт. А вот дальше слова Симонова: «В России вообще не создано института разрешения конфликта. Ни в одной области. У нас наука конфликтология вроде кибернетики или генетики в советское время».

ПШ: Ну, хорошо. А Общественная палата может быть если не институтом, то хотя бы кафедрой? Как раз к члену Общественной палаты вопрос.

ЕЛ: Двадцать лет назад я написала о нехватке конфликтологии в России.

ЛГ: Это актуально.

ЕЛ: Это продолжает быть актуальным. Очень хорошо сказал Сергей Леонидович Доренко, что у нас нет культуры коммуникации, поэтому нет диалога. Это в первую очередь.

ЛГ: Это, в принципе, то же самое.

ЕЛ: А коммуникация — часть науки конфликтологии. Нет этой культуры и нет с двух сторон. Хотя защитники Химкинского леса — и в первую очередь Евгения Чирикова, совершенно обаятельное, очаровательное и хрупкое существо…

ПШ: Я могу это подтвердить. Действительно, она как раз показывает очень высокий уровень этой самой коммуникативной культуры.

ЛГ: Но она разбивается о стенку все время.

ЕЛ: Что значит о стенку? Коммуникативной культуры нет у власти абсолютно.

ЛГ: Я вот и говорю об этом.

ЕЛ: Есть трусость. Есть «правильный» прогиб спины. И совершенно нет никакой коммуникативной культуры. Я считаю, что конфликт с Химкинским лесом — разрешаемый конфликт. На самом деле, по-моему, все-таки вопрос в том, как доводится до сведения ситуация с Химкинским лесом. Потому что в Общественной палате, когда мы предоставили защитникам переговорную площадку (мы не устраивали слушаний — мы устроили переговорную площадку), собирались посадить друг напротив друга тех чиновников, в ведении которых эта дорога, и защитников, чтобы они задавали вопросы. Чиновники не явились, за исключением прокуратуры, за исключением представителей московского правительства. Косвенно в этих переговорах участвовал Росприроды. Потому что в этот день как раз начались массовые пожары. Накануне была создана на коллегии министерства комиссия специально по Химкинскому лесу, накануне они приняли решение о постоянном экологическом сопровождении проекта. И они встретились и с Чириковой, и с представителями других ведомств. А остальные, дав слово прийти на заседание Общественной палаты, в последний момент струсили и не пришли.

Иначе как трусостью я этот поступок назвать не могу. Это неприятно. Это некрасиво. Тем не менее всем им разосланы письма с теми вопросами, которые были сформулированы на той переговорной площадке.

На самом деле никому не понятно. У Химкинского леса есть два вопроса: почему скоростная трасса, на которой должна быть достаточно высокая скорость, вдруг искривляется в сторону Химкинского леса? И по расчетам инженеров (а Евгения Чирикова не эколог — она инженер), на этом участке трассы скорость должна будет снижаться. Мы экологам задали вопрос: «А кто-нибудь против дороги?» Они ответили: «Нет. Нам дорога нужна. Мы ее ждем как манну небесную. Она нужна нам всем, всем жителям Химок». Но почему она загибается в Химкинский лес? Почему? Этот первый вопрос мы переслали министру транспорта Левитину.

Ладно уж, допустим, будут какие-то обоснования, почему дорога в лес сворачивает. Но где гарантии, что кроме дороги не будет расширения вырубки под постройку разной инфраструктуры: супермаркетов, заправок, кафе, и так далее, и тому подобное. Вот в чем вопрос. Где эти гарантии? Какова будет вырубка?

ПШ: Может, речь все-таки не столько об этом, не столько о коммуникациях, сколько о каких-то компенсационных выплатах? Ведь проект трассы Москва—Петербург встречает на своем пути навалом конфликтов. И каждый раз все это через ломку судеб, домов и еще чего-то. Если бы каждому защитнику Химкинского леса выдали по коттеджу на берегу канала, я думаю, что все было бы тихо и спокойно.

ЛГ: Я тоже так думаю.

ПШ: Разве не в деньги все упирается?

ЕЛ: Думаю, что нет. Н в деньги. Я думаю, дело все-таки не в деньгах. Как они сообщили защитникам Химкинского леса, сколько они вырубят, столько они и посадят. Правда, в сорока километрах, в Дмитровском районе. Дело не в этом.

Дело в том, что люди вдруг начали думать, раньше они не думали. В принципе, граждане не особо должны задумываться, как работают законы. Они должны сами их соблюдать в той части, в которой они касаются этих граждан. А остальное должно делать государство. Тут вдруг граждане сказали: «Нет, подождите, государство нарушает закон в своей части, где его обязательство происходит с точки зрения права». И граждане начали защищать эти законы. Защищать и Конституцию, и Лесной кодекс, и все остальное. Вот о чем идет речь.

Это одна и та же ситуация, о которой мы говорили перед этим. Это та же самая рында. Это невыполнение государством своих собственных функций. То есть это системный кризис государства. Помните, по Ленину, верхи не могут, низы не хотят, обострение выше обычного. Сейчас пожары...

ПШ: Только потому, что дорога делает изгиб?

ЕЛ: В том числе. Если уж даже вот такой виток дороги вызвал не просто протест. Ведь защитники Химкинского леса — в отличие от многих просто так шумящих, протестующих, говорящих, что все плохо, — свою позицию обосновывают очень серьезно, очень грамотно. Они апеллируют к тому, что государство и чиновник нарушили законодательство России.

ПШ: Но тогда это дело суда?

ЕЛ: Так судам в России никто не верит. Они уже проиграли суд. Ведь сейчас часто в судах происходят вещи совершенно парадоксальные. Есть сложно читаемые нормы закона, где и так можно, и сяк можно. А здесь норма совершенно одночитаемая, что дорога может проходить через лес только в том случае, если нет иной возможности ее проложить. Главный вопрос: а почему через лес? Если эта дорога пойдет вдоль железнодорожного полотна, это, может быть, будет немножко дороже, но это будет и эффективно. И скорость снижать не надо, и вообще всем будет хорошо, и какие-то лосиные плошки останутся в этом лесу, и пойма реки Клязьмы, и древняя боровая роща. В законе четко и ясно все написано. Здесь нет никаких недостатков.

На каком основании суд вынес это решение? Я знаю основание — оно очень смешное. Верховный суд сказал, что если другие проекты были отвергнуты, то это означает, что нет другой возможности провести эту дорогу. Это парадоксальная ситуация. А закон читается однозначно. И по идее, задача суда была спросить проектировщиков или чиновников о том, почему...

ЛГ: Возвращаясь к конфликтологии, нужны умные чиновники?

ПШ: Где же их взять-то?

ЕЛ: Первое — нужны профессиональные чиновники, которые понимают, что они делают. И второе — нужны чиновники, которые занимаются своим делом, вопреки дурным приказам, правильно и профессионально.

ПШ: Как это может быть? Начальник назначает его приглядывать за участком, и он против своего же начальника начинает...

ЕЛ: Профессиональный чиновник найдет в себе силы сказать, что так нельзя, что так делать не следует. А начальникам надо разговаривать с народом, и тогда у них не будет конфликтов.