Священники в армии. Русские люди — между свободой и несвободой. Из мегаполисов — в микрогорода

Священники в армии

Лев Гулько: Здравствуйте. В качестве эксперта у нас сегодня в гостях Надежда Орлова, депутат Государственной думы. Надежда, здравствуйте.

Надежда Орлова: Здравствуйте.

ЛГ: А говорить мы с Надеждой будем об общечеловеческих ценностях, я бы так сказал. О тех вещах, о которых, в общем, можно разговаривать много. И мы постараемся это сделать. У нас, как всегда, три части. В первой части мы будем отталкиваться от некоторых последних событий. От них пойдем.

Патриарх Московский и всея Руси Кирилл надеется на энергичное внедрение капелланов в армию и верит в успех этой программы. По словам предстоятеля Русской церкви, теперь можно «спокойно, целеустремленно, планомерно, вдумчиво работать над осуществлением этой замечательной программы, в результате которой мы добьемся принципиального изменения в том числе и моральной атмосферы в армии», что, в общем, очень хорошо. Под влиянием этого фактора будут уходить существующие «отрицательные явления в отношениях между военнослужащими срочных служб». Предстоятель РПЦ высказался также по поводу необходимости выделять на территории воинских частей отдельные помещения, где военный священник мог бы совершать богослужения, исповедовать, причащать, молиться.

О том, что капелланы в армии нужны, говорят давно. У меня к вам такой вопрос. Взаимодействие церкви и государства. Одни эксперты, будем их так называть, говорят, что хорошо бы этого было поменьше, поскольку у нас светское государство. У нас в государстве разные религии, а она пытается все как-то под себя подмять. Другие говорят, что как раз церковь и несет в себе устойчивые моральные ценности, в том числе патриотизм. Ваша точка зрения? Должно ли быть взаимодействие церкви и государства? И каким должно быть? Есть разные примеры.

НО: Во-первых, хочу сказать, что меня всегда забавляет, когда задают этот вопрос. Потому что я, например, не знаю, существует ли между религиозными институтами, например мусульманством…

ЛГ: Иудаизмом...

НО: И так далее. Существует ли между ними некое «водяное перемирие». Если церковь не придет в армию, где гарантия, что туда не придет имам? Я не верю, что есть некая пустота, на которую никто не хочет посягнуть.

ЛГ: Я вам сразу скажу, что сейчас разговор идет — и всегда шел на государственном уровне — о том, что в армию придут все традиционные конфессии: ислам, иудаизм, христианство. Все три конфессии, поскольку мы многонациональная страна. В принципе, нужно ли церкви влиять на государственные институты? Я бы так поставил вопрос.

НО: С учетом того, что уровень ненависти и агрессии в нашем обществе порой зашкаливает, что уровень самоубийств в рядах вооруженных силах тоже высокий, а профессиональных психологов там нет, я считаю, что должно быть место, куда человек, не боясь быть наказанным, может прийти, где его любят таким, какой он есть, где с ним говорят и помогают ему решить его проблемы.

ЛГ: Это в армии?

НО: Да. Но если при этом капеллан будет что-то навязывать человеку вне зависимости от его вероисповедания, крестик вешать на шею…

ЛГ: Или что-то еще…

НО: Или что-то еще. И делать это принудительно, административно, то, конечно, такая миссионерская идея обречена на провал.

ЛГ: Тогда еще один вопрос, связанный с этим и с профессиональной армией. Мне кажется, что чем больше у нас в армии будет профессионалов, в том числе и солдат, которые служат не по призыву... Пускай там присутствуют все религии. Пускай там служат по зову сердца.

НО: Вы верите в то, что у нас будут служить по зову сердца? Я была бы счастлива жить в таком государстве.

ЛГ: Абсолютно! Я был в десантной дивизии, где ребята служат в том числе и по зову сердца. Они говорят: «Да, мы рады. Мы вообще готовы. Мы завтра пойдем по контракту служить куда угодно». Но контрактникам нужны условия. Вы же сами понимаете.

НО: Я знаю, что эксперимент с контрактной армией, к сожалению, провалился. Это говорит о том, что люди не хотят идти в армию ни за деньги, которые там предлагают, ни по зову сердца. Вопрос еще в том, какие деньги предлагались и за что человек готов умереть.

Мой муж служил и в обыкновенной армии, и в контрактной. Ветеран боевых действий. Я знаю, о чем я говорю. Я как-то у него спросила: «Леша, а кто тебе помогал выжить? Какому Богу ты молился, когда подорвался на мине?» Он ответил: «Ты знаешь, помогали разные. От одних ранений меня ставили на ноги тибетские монахи, иголки в меня вставляли. От ранения в Югославии, которое было признано смертельным, меня вылечил барабан египетского шамана. Но молюсь я нашему Богу». Нужно что-то, во что человек будет верить. Это нужно независимо от того, приходит он в армию по патриотическим убеждениям или потому, что ему платят много денег.

ЛГ: То есть для сегодняшней армии, для сегодняшнего состояния вооруженных сил церковь есть некая панацея?

НО: Вы знаете, я думаю, что в армии довольно мало времени для рефлексии. Люди должны не думать о том, что происходит вокруг, а выполнять приказ. В этом ее сила и в этом же ее слабость. Церковь, скажем, христианский приход, можем так его называть, или место, где человек может быть наедине со священником и с Богом, предполагает размышления и анализ того, что происходит. Если говорить о православной церкви, все мы знаем о тайне исповеди, все мы знаем о причастии. Но я не знаю, как это будет влиять на боеспособность армии.

ЛГ: А вы как считаете?

НО: С одной стороны, христианство приучает любить. С другой стороны, мы знаем, что во время Великой Отечественной войны самыми мощными противниками, которых боялись, были батальоны, в которые приходили священники. Священники приходили с заповедью «Не убий», но эти батальоны все равно эффективно сражались. Поэтому мне кажется, что здесь все-таки больше положительных вещей, нежели отрицательных. Подумать о душе, подумать о высоком еще никогда никому не мешало.

ЛГ: Давайте на этом закончим первую часть. А во второй поговорим о свободе и несвободе. Тоже вечная тема.