Природа паники и страха. Агрессия в Интернете. Проблема легализации оружия

Паника и страх — можно ли их избежать во время катастроф

Лев Гулько: Здравствуйте. Наш сегодняшний гость — психолог, автор методики «Семь радикалов» Виктор Пономаренко. Здравствуйте, Виктор.

Виктор Пономаренко: Здравствуйте.

ЛГ: Как всегда, у нас три части. И в первой мы, отталкиваясь от событий, произошедших в городе Крымске, будем говорить о страхах и панике, которые овладевают людьми. Как эта волна нарастает, и может ли она не нарастать? По-моему, она даже страшнее, чем эти семиметровые водные волны.

ВП: Да, я согласен. Одно из самых худших последствий любой катастрофы — это паника, которая приобретает самостоятельное значение и самостоятельную же катастрофическую силу. То есть паника разрушает многое из того, до чего стихия не добралась. Если говорить о страхе как таковом, то это эволюционно закрепленное средство самозащиты. Это то, что спасает нас от очень многих бед и сохраняет нашу жизнь.

Но у страха есть шкала. Психологи выделяют несколько градаций уровня страха: от легкого волнения и беспокойства — собственно страх — ужас — и, как вершина, панический ужас. Так называемая вершина тревожного ряда, когда человек просто перестает соображать, что с ним происходит. Он действует даже не на автомате, потому что подчас отключаются и спасительные природные автоматизмы. Он действует в ущерб себе, он забывает о своих детях. То есть здесь уже не идет речи о рациональном поведении.

ЛГ: Снова хотел бы обратить ваше внимание на то, что произошло в Крымске. В какой степени присутствовали там страх, паника, панический ужас?

ВП: Понятно, что там присутствовали страх и атмосфера ужаса. Что, собственно, является причиной эскалации тревожного ряда — от просто страха до панического ужаса? Неизвестность и неожиданность. Вот эти два «н» и творят свое черное дело. Есть даже такая формула, по которой психологи вычисляют степень негативных последствий для человека той или иной информации. Допустим, человек ожидал для себя чего-то нормального, хорошего, приятного — как многие ожидали в ту ночь и в тот вечер. Хороший летний вечер, люди расположились у телевизоров, дома за столом. Они просто хотели нормально, спокойно выспаться перед выходными. И вдруг — вот именно вдруг — на них обрушилось нечто, к чему они совершенно не были готовы.

ЛГ: Тогда еще вопрос: если бы их предупредили, если бы они услышали сирену, увидели бы эти бегущие строки, — это могло бы спасти жизни?

ВП: Для меня тут однозначный вывод: это могло бы спасти очень многих людей — и не только организационно, что важно само по себе, но и психологически. Недаром же говорят: предупрежден — значит вооружен. Ты уже начинаешь беспокоиться, и это беспокойство, которое зреет в тебе, отбивает волну паники. Потому что паника приходит туда, где ты совершенно не был готов.

Вспомним печальную историю, произошедшую на Трубной площади, когда хоронили Сталина. Люди пришли совсем с другим настроением, они не ожидали ничего подобного. И вдруг это началось, и вот там паника была просто ужасная.

ЛГ: И все-таки, возвращаясь к Крымску. Ведь присутствует же в наших людях некий пофигизм. Ну, услышали сирену. И чего там воет такое, непонятно? То есть готов ли человек к восприятию подобных вещей?

ВП: Дело в том, что те, в ком живет этот пофигизм, темпераментно сильнее. То есть в них больше энергии — откуда и пофигизм. Чем сильнее нервная система, тем меньше уровень тревоги, который живет в человеке.

ЛГ: Но есть же еще такой фактор, как недоверие. К примеру, недоверие к власти — причем к любой. Вот не верю, и все тут. Включили сирену — а может, ничего и нет.

ВП: На рациональном уровне это сработало бы. Но есть еще некий базовый уровень, мало осознаваемый нами, когда сигнал опасности все-таки воспринимается как сигнал опасности. Главное, чтобы это был внятный сигнал. Я слышал и читал, как и все, о штормовом предупреждении, которое как будто бы было. Но вот мы, москвичи, знаем, к примеру, что такое штормовое предупреждение: с нашим климатом мы в последнее время часто его получаем. И что? И ничего. Сидим, пьем чай — и вдруг видим, что на нашу машину валится дерево. И все.

Да, в каждом человеке есть некое благодушие, но нельзя человека за это порицать. Он же не может жить под дамокловым мечом постоянного страха. Я вот много слышал по телевизору упреков в адрес того, что отсутствует система гражданской обороны. Вот это абсолютно точно. Это я готов поддержать обеими руками не только как психолог, но и как управленец. До тех пор, пока у нас не будет внятной системы гражданской обороны, мы беззащитны перед стихией.

ЛГ: Нужно, чтобы человек был как-то готов к этому даже на подсознательном уровне. Вот он услышал сигнал — и он тут же начинает действовать на автомате.

ВП: Конечно. Нужны действия. И не просто автоматические — доведенные до автоматизма. В царской России, когда от пожаров страдали целые кварталы, целые деревни, в каждом дворе, заметьте, висели свои инструменты. Не то что там — хватайся за что-нибудь, а вот у тебя топор, у тебя багор, у тебя ведро. И в случае пожара каждый человек хватался за этот тревожный инструмент и мчался на помощь односельчанам.

ЛГ: Тогда вопрос о последствиях. Люди стали говорить: грядет вторая волна. И все тут же поверили. Слухи множатся, и человек их воспринимает.

ВП: Разумеется. Выражение «пришла беда — отворяй ворота» относится не только к физическим последствиям, но и к психике тоже. Получив удар судьбы, человек утрачивает способность защищаться. Открывается своего рода дыра — вроде бреши в средневековом замке, куда устремляются вражеские войска. Так и у человека возникает некая точка притяжения, куда стягиваются все негативные переживания. Кстати, когда психологи работают в зоне ответственности, в зоне катастрофы, они стараются максимально разрушить эту точку притяжения. Не дай Бог она разрастется — тогда психика может просто надорваться.

ЛГ: Давайте закончим на этом первую часть, а во второй поговорим об агрессии вообще и об агрессии в Интернете (что также связано с Крымском).