Почему идет закручивание гаек. Пенсионная система — в чем прав Медведев. Российская наука в беде

Наша наука — как полузагнанная лошадь

ЛГ: Итак, современная наука. Хотя журналисты не любят словосочетания «мифы и реальность», тут оно подходит как нельзя лучше. Что происходит у нас в науке? Что здесь мифы, а что — реальность?

БК: Как математик могу сказать, что те темы, направления и результаты, которые еще двадцать-тридцать лет назад казались сугубо теоретическими и никому не нужными, оказались остро востребованы практикой. То, чем я занимался в конце семидесятых — начале восьмидесятых годов, казалось абсолютно бесполезным. Сейчас это востребовано в таких современных вещах, как поисковые системы, вроде Google.

Наука — та же математика — может дать массу примеров, когда она реально помогает жизни общества. Я уже не говорю о биологии, о химии, которые производят все необходимые материалы. Весь наш быт уже определен высокой наукой.

Поэтому ученый должен жить с высоко поднятой головой, а не находиться в таких условиях, как сейчас, — когда зарплата профессора, доктора наук составляет половину средней зарплаты по Москве. Вот это наш позор.

ЛГ: Так ведь представители власти все время говорят об этом: «Надо повышать. Мы хотим. Давайте, уже пора». Что там они еще говорят?

БК: Вы знаете, говорить можно многое. Можно критиковать советскую власть, но она не только декларировала — она реально обосновывала свои решения научными результатами. Из-за этого, может быть, страдали общественные науки, зато в сфере естественных наук — математики и прочих — мы были лидерами по многим областям.

ЛГ: Потому что мы хотели конкурировать.

БК: Мы хотели конкурировать и понимали, как это важно. Если студент приходил в МГУ, то там в главном здании был музей, где на стенах были выбиты результаты молодых математиков, физиков, химиков — результаты, полученные в тридцатые— сороковые годы. Это был престиж страны.

Сейчас разговоры разговорами, а реальность-то иная. Про зарплату я уже сказал. Другая проблема — статус ученого в обществе. Это уже острейшая проблема. Он зависим от администрации, зависим от всех.

ЛГ: Когда ему заниматься наукой?

БК: Да, заниматься ему порой тяжело — особенно в гуманитарных направлениях. И еще одна проблема, пожалуй, что центральная, состоит в том, что результаты не востребованы. Я приезжаю за границу и вижу: там действительно востребовано то, чем я занимался.

А здесь меня никто ни разу не спросил: не мог бы ты нам в чем-нибудь помочь? В технических институтах пытались что-то делать, но все это гибнет на корню из-за того, что наверху сидят бюрократы, которые реально не понимают, что надо делать в науке. В результате мы просто топчемся на месте.

ЛГ: А кто должен решать — эти бюрократы, которые сидят наверху?

БК: Вы знаете, это важная тема. С одной стороны, есть Российская академия наук. Ее статус ведущего научного учреждения страны закреплен законодательно. С другой стороны, есть власть, которая дает деньги. Обе эти силы должны сотрудничать, помогать друг другу.

Сейчас у нас есть министерства абсолютно невнятные — они даже не понимают, что нужно делать. В свою очередь, Академия наук пребывает в каком-то забитом состоянии — только бы ее не трогали. И вместо того чтобы активизировать академию, поставить перед ней задачи и поднять ее авторитет и статус, власть просто наблюдает за тем, что происходит в борьбе между министерством и академией. Это абсолютно недопустимо.

Буквально на днях собирался новый Совет при президенте. Речь шла о вопросах науки. Я внимательно прочитал стенограмму. В выступлении Путина впервые появились разумные идеи, о которых сами мы — и КПРФ, и общественное научное движение — говорим уже лет пятнадцать. Это, в частности, введение постоянных позиций для крупных ученых — то, что введено во всех западных странах.

ЛГ: То есть расставлены приоритеты.

БК: По крайней мере хоть какие-то разумные слова стали слышны. А то все шли разговоры про гранты, про приглашение зарубежных ученых, про проекты типа Сколково, от которого пока никакого толку. Понимаете, наша наука — как полузагнанная лошадь, а ее еще пытаются подхлестнуть, чтобы она побежала и всех обогнала.

ЛГ: Вместо того чтобы накормить. Успокоить, причесать…

БК: Да, причесать, приласкать немножко. А если профессор — возвращаясь к началу темы — получает 20 тысяч, то что вы хотите?

ЛГ: Если молодому человеку будут предлагать уехать куда-то…

БК: Так ведь процесс идет.

ЛГ: Человек живет там, где лучше. И обвинять его в этом нельзя.

БК: Здесь тоже идет борьба здравого смысла с бюрократией. Ну посмотрим. Пока что оптимизма маловато.

ЛГ: Спасибо вам большое. Борис Сергеевич Кашин, российский математик, профессор, академик Российской академии наук, член ЦК КПРФ и депутат Госдумы, был у нас в гостях. Думаю, вы у нас не последний раз, потому что хочется продолжить беседу. До свидания.

Материал подготовили: Лев Гулько, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Нина Лебедева, Мария Пономарева, Александр Газов