К вопросу о политической эмиграции

С политической эмиграцией я в первый раз непосредственно столкнулся в конце 2004 года.

12 декабря 2004-го, в день Конституции, группа из 40 нацболов устроила мирную акцию протеста в приемной Администрации президента. Их повязал ОМОН, а уже через сутки стало известно, что всем 40 активистам вменяется статья 278 Уголовного кодекса РФ: «Насильственный захват власти или насильственное удержание власти» (от 12 до 20 лет лишения свободы). Когда в руках у партийных адвокатов оказались «постановления о привлечении в качестве обвиняемых», они буквально ошалели. В постановлении говорилось следующее:

«На учредительном съезде неформального объединения «Национал-большевистской партии» (НБП) была принята программа, предусматривающая насильственный захват власти и государственных учреждений в Российской Федерации.

Действуя в соответствии с вышеназванной программой «лидеры» московского отделения НБП Попков Р.А., Боровская Е.В. и другие неустановленные следствием «лидеры» НБП вопреки положениям статей 3 и 11 Конституции Российской Федерации, которые предусматривают основополагающие принципы, порядок формирования и функционирования государственной власти в России, приняли решение о насильственном захвате власти в Российской Федерации. Для достижения вышеназванных целей «лидерами» московского отделения НБП Попковым Р.А., Боровской Е.В. и другими неустановленными следствием «лидерами» НБП был разработан преступный план по насильственному захвату власти в Российской Федерации. Согласно разработанному плану организованная группа членов НБП в количестве 40 человек должна была незаконно проникнуть внутрь здания Общественной приемной Администрации Президента…» Ну и так далее.

Речь идет, повторю, о мирной акции — с разворачиванием плаката и разбрасыванием листовок. Захват власти. До 20 лет. 40 человек сели за «захват власти». Что тебе на Кубе при Батисте.

До арестов по «болотному делу» было еще восемь лет. Бастрыкина, Маркина и Торгамадзе еще нет и в помине. Это к вопросу о том, что масштаб карательных действий властей по «болотке» якобы «беспрецедентен».

Когда Эдуарду Лимонову в руки попал процитированный выше документ, он немедля посоветовал мне и Елене Боровской покинуть Россию: государство, мол, окончательно взбесившееся, ему ничего не докажешь. Вообще, эти аресты, все это адское уголовное дело были не то чтобы шоком для партии, а и слова такого печатного нет, чтобы отразить, что все мы чувствовали. Помню, как раз сидели мы у Лимонова на кухне в Сыромятническом переулке, обсуждали происходящее, когда ему позвонили какие-то журналисты, сами очумевшие от новостей, и спросили, как он оценивает ситуацию. «А вы как оцениваете?» — проскрежетал им в ответ Лимонов, и это действительно как раз тот случай, когда вполне можно отвечать вопросом на вопрос.

Но вернемся к теме эмиграции.

Так как на все наши с Еленой попытки возражать (мол, не арестовали же за минувшие сутки — значит, не факт, что вообще арестуют) Лимонов энергично махал руками и шипел, мы поплелись через Россию и Белоруссию на Украину, где как раз бушевала «оранжевая революция».

Через несколько месяцев арестованным нацболам статью обвинения переквалифицировали на менее людоедскую 212-ю («Массовые беспорядки»). Напомню, «массовые беспорядки» происходили в одном из кабинетов приемной АП и выражались в высовывании транспаранта в окно. Еще через несколько месяцев мы с Еленой Боровской самовольно прервали свой эмигрантский стаж и вернулись в Москву, давать в качестве свидетелей защиты показания на судебном процессе. Никто нас не арестовал ни в момент возвращения, ни в момент выступления в суде.

Нас арестовали уже сильно позднее, в рамках совершенно другого уголовного дела. И когда я сидел с задерживавшими меня операми в коридоре Главного следственного управления, эти вальяжные опера говорили мне о том, что я так и не понял тогда, в 2004-м, сигнала: «Ты не должен был приезжать обратно в Россию, Рома. И другие все должны были свалить вслед за тобой. Думаешь, зачем в общедоступных следственных документах тогда нагнали такой жути? Валить вам надо было без оглядки. И нам так было бы легче, и вам. Но вы не понимаете ни хрена».

И вот сейчас на нас на всех опять «гонят жуть». Всеми этими «болотными делами», обязательной регистрацией в съемных квартирах, многотысячными штрафами за митинги, «иностранными агентами» и тому подобным.

В 2004-м власть боялась одной лишь только НБП, а значит, всего-то нужно было запугать, заставить уехать навсегда даже не всю партию, а несколько десятков человек, разрушить партийные нервные центры. Выдавить угрозу.

Теперь проблема не в горстке безбашенных пассионариев, а в сотнях тысяч граждан, которые тоже хорошо бы, чтоб свалили. В случае с НБП государство надеялось решить проблему одним-единственным, но по-настоящему адовым уголовным делом. Теперь масштаб задачи иной, и подходят к ее решению с соответствующим размахом: меняют повседневную русскую реальность, создают фон, при котором в стране невозможно жить.

Понятное дело, соблазн велик — оставить весь этот зимний морок за спиной, всю эту сумасшедшую депутатскую оркестровую яму, оторваться от цепких взглядов полицейских, бросить квартиру, в дверь которой когда-нибудь утром обязательно позвонят.

Это ведь действительно восторг и великолепие: поезд пересекает границу, и ты веришь, что вот она, земля, где нет власти ни у Алексея Окопного, ни у Александра Бастрыкина.

И когда мой добрый старый знакомый на вопрос «А не задумывался ли ты об эмиграции?» отвечает: «Конечно, думаю», я не знаю, как спорить с ним на эту тему, как переубеждать. Вот разве что рассказать эту историю 2004 года и пересказать беседу с операми в Главном следственном управлении.

Материал подготовили: Роман Попков, Александр Газов