9 дней

Юрий Иванов, в защиту Янаева, ч. 2

Был еще один факт, который меня волновал как адвоката Крючкова. Дело в том, что Крючков поставил Янаева на прослушку. То есть он дал соответствующие указания своему 12-му отделу, который занимался записью телефонных разговоров. Чем он это объяснял? Мол, я Янаева мало знал. Начнем дело, пойдут звонить ему — как он себя поведет, как будет объяснять?

И вот когда ельциноиды победили, то все документы этого 12-го отдела были тут же изъяты. И у следствия на руках был совершенно достоверный факт, что Янаев был поставлен на прослушку Крючковым. Этот факт, конечно, не украшал. Получалось, что внутри ГКЧП один записывает другого, пользуясь своим служебным положением. Непонятно было, как выйти из этого положения, Крючков разводил руками. Наконец я предложил: давай я попробую с Янаевым поговорить. Через Хамзаева, естественно. Ну, делайте как хотите, сказал Крючков.

Я, помню, вызвал Хамзаева в коридор и говорю: «Можно сделать так: Крючкова будут завтра допрашивать. Он даст показания, что он поставил на прослушку Янаева с согласия последнего. То есть он якобы Янаева предупредил о записи с целью анализа звонков из республик». Я очень мало рассчитывал на согласие Янаева и Хамзаева. Потому что как адвокат я понимал, что у них, скорее всего, есть все основания нам отказать. У Янаева появляется очень хорошая возможность для такой правовой позиции: я такой гэкачепист, что меня внутри ГКЧП записывали. То есть я не с ними. На этом Янаев мог бы строить защиту. Наконец, на этом можно было получить значительно меньший срок.

Я напоминаю, что это было тогда, когда они были под стражей. Когда шли первые месяцы ареста, когда Силаев — правая рука Ельцина — выступал на митингах и кричал: к расстрелу! В этой ситуации я очень слабо рассчитывал на согласие Янаева. Тем не менее утром Хамзаеву дал записку. Говорю, давай в обед встретимся. А он отвечает, что Янаев быстро все решает. Я, мол, через пять минут выйду, ты не уходи. И я опять пошел гулять в коридор. Через пять минут выходит Хамзаев и говорит: «Гена дал добро. Говорите, он подтвердит...»

Этот момент был в определенной степени переломным. Потому что я увидел, что этот человек способен на такие жертвы. Вот это исторический факт. Он не фигурирует, естественно, сейчас ни в каких делах. Там в деле где-то есть эти наши показания. Он это подтвердил. Но вот это сказалось на уровне наших отношений. Потому что мы стали им полностью верить.

Надо сказать, что в то время было очень много серьезных задач. Надо было, во-первых, найти друзей в охране (мне не очень нравится слово завербовать). Потому что без вот этих конвойных, которые вводят и выводят, и следователей, которые расследуют в этой огромной бригаде, если там не иметь каких-то связей и концов, было бы очень плохо. Среди этих людей было очень много бывших коммунистов, было очень много русских националистов, которые с симпатией относились к гэкачепистам уже в то время. И вот где-то месяц-полтора ушло на то, чтобы с этими людьми наладить контакты.

Между Крючковым и Янаевым пошла переписка. Где-то в течение месяца Янаев и Крючков вычислили всех стукачей, которые сидели с ними в камерах. А первый раз нам удалось вместе встретиться накануне 7 ноября. Я еще раз повторяю, что это были кабинеты в общем коридоре. В обед следователи уходят. Мы наметили операцию. Следователи уходят на обед, но мы не имеем права переходить из кабинета в кабинет. Потому что есть пульт охраны. Там камеры слежения, где сидят все время сотрудники следственного изолятора. Но один из них — парень, с которым мы уже начали работать, был наш человек. И когда второй ушел и можно было делать перепрыжки из кабинета в кабинет, я в первый раз успел заскочить к Янаеву. Мы с ним обнялись и поговорили.

Я хочу сказать, что у Янаева было огромное количество друзей. Он работал в молодежных организациях, работал в профсоюзе. Меня всегда удивляло, когда звонили какие-то люди, даже мне. Я вроде бы не его адвокат. Звонили: вот передайте Геннадию Павловичу привет…Это такой человек, это такой человек. Количество друзей, которое было у Янаева в то время, я могу сказать однозначно — сравнимо, может быть, только со Стародубцевым. Стародубцев сидел в тюрьме, а его колхоз не переизбрал, и к нему в тюрьму бухгалтер привозила документы, которые он подписывал: накладные, ведомости. Такой был уровень доверия к Стародубцеву со стороны вот этих его сельских людей, которые знали его фронтовую семью.

С Янаевым был налажен мощный и плотный контакт. Тут мы уже начали налаженную совместную деятельность. Ну, совместная деятельность была самая различная. Потому что надо было многое делать. Надо было идти в различные общественные организации и искать там поддержку. У адвоката всегда есть выбор. Ты можешь плакаться: у подзащитного здоровье плохое — освободите! Можешь нейтрально присутствовать при допросах. Но можно идти шире: идти в общественные организации, искать помощь, убеждать людей. Вот у меня вопроса не было — был этот путь. И удавалось делать какие-то шаги в этом направлении...

Помню, удалось организовать первую в истории нашей адвокатуры пресс-конференцию. Союз журналистов на это пошел. В Доме Союза журналистов выделили зал. Вел эту конференцию Павел Гутионов, безусловно, демократ. Я ему очень благодарен, что он нас впустил и провел эту конференцию. Нам удалось вбросить целый ряд взглядов и мыслей гэкачепистов. Найти поддержку у части журналистского корпуса.

Помню еще одну акцию. Сильную такую. Вот «Трудовая Москва»… Первые месяцы был очень сильный пресс следователей и прокуратуры. В основном там приличные люди. Но была и сволота, которая просто издевалась во время допросов. И однажды, как говорится, «в студеную зимнюю пору»… Представьте переулок, где расположена «Матросская Тишина». В него вошла толпа в 11 утра, когда начались допросы. Это была «Трудовая Москва». Эти женщины, про которых говорят: в кастрюли били. Мужики-работяги в черных пальто. Они пришли и начали под окнами, где шли допросы арестованных, скандировать: «Позор, свободу патриотам!», «Позор полицаям!»

Вот я думаю, что сейчас у нас будет милиция заменена полицией, и лет через 30—40, когда будут у нас только полицейские, то никто ничего не поймет. Почему «Позор полицаям»? Мы тут говорили о дрожащих руках Янаева. Но у следователей тоже дрожали, когда они вели допросы под эти крики. Я помню, как мешки с песком и пулеметы потащили на крышу только потому, что пришла эта толпа.

Поэтому вот эти акции, акции поддержки гэкачепистов были нужны. По мере возможности я старался в них принимать участие и их осуществлять. И надо сказать, что Янаев был тем человеком, который «давал концы». Потому что он говорил: пойди к такому-то, найди его, и он тебе поможет, он выступит в газете, где-то что-то скажет. Надо было бороться за общественное мнение. Вам, журналистам, это еще более понятно, чем нам, юристам. А нам приходилось в то время этим искусством только овладевать.