Закон о Следственном комитете. Сурков рассуждает о политическом будущем России. Конфликт в тандеме

Противодействие возвращению Путина в Кремль

ЛГ: Продолжаем нашу беседу. «Политическая жизнь в стране, — пишет газета «Аргументы недели», — все больше напоминает муравейник, куда загадочный «некто» сунул суковатую палку и принялся ворошить содержимое. Результатом стала длинная цепь событий». Вспоминают нападение на Олега Кашина. «Через несколько дней после покушения (продолжаю цитату) тот же источник рассказал всему миру о высокопоставленном предателе в Службе внешней разведки... И хотя у нас не принято называть главных виновников больших провалов в экономике, внешней политике и многом другом, но мысли стали закрадываться разные. Например — как путинский назначенец директор СВР М.Фрадков прошляпил такого «крота». У него даже дочь жила в США, и на детекторе лжи он проверяться не захотел. Значит, господин Фрадков как минимум дилетант». «Эти залпы, — как пишет газета «Аргументы недели», — напоминают информационную войну. Ее цель, похоже, одна: не допустить возвращения в Кремль Владимира Путина. При этом вызывает сомнение, что главным «движком» начала этой кампании может быть некий центр влияния внутри России, к примеру доморощенная финансово-промышленная группа». Там много чего еще есть дальше.

АГ: Такое ощущение, что что-то меняется. То, о чем вы говорили. Средства массовой информации работают с одними лишь депутатами Государственной думы. Вот буквально несколько дней назад мы были в Государственной думе, где услышали очень интересные речи даже от депутатов-единороссов. Люди, которые еще месяц назад говорили, что все в стране в принципе хорошо и стабильно, хотя есть отдельные недостатки, вдруг в едином порыве стали говорить о прогнившей системе, которая вот-вот рухнет. Буквально о тех же вещах, что и вы. То есть риторика стала жестче. Люди переориентировались…

ГГ: Кризис власти пошел. Совершенно очевиден и кризис взаимоотношений во власти, и кризис самой системы власти. И эти пожары со скандалами, и жесткая отставка Лужкова говорят о том, что борьба внутри власти достигла совершенно запредельных и неприличных размеров. И она по большому счету ослабляет саму власть, которая тратит основные силы скорее на внутриусобную борьбу, нежели на управление страной. Да в принципе и некогда им сейчас управлять страной. Нет ни времени, ни возможности. Поэтому сходные процессы идут и в стране. Они тоже ослабляют власть. Это начавшийся кризис власти. Но этот кризис виден лишь «с бугра». Где-то пониже он еще не заметен. Власть пока сильна. Пока контролирует…

АГ: То есть никакого противостояния тандемов? Это общий кризис?

ГГ: За что я люблю наших политологов (вы сейчас говорите их словами): много фраз — и ни о чем.

ЛГ: Работа у них такая.

ГГ: Вернется Владимир Путин в Кремль, не вернется… Почему он должен возвращаться туда, откуда и не уходил? Вы меня простите, пожалуйста, за такой, может быть, непарламентский подход. Он и не уходил. Он как был, как теперь это называется, национальным лидером, как был хозяином страны, так и есть. И Медведев в его команде. В его тандеме.

ЛГ: А скажите, ослабление власти — оно в целом выгодно оппозиции? Да? На этой почве, может быть, и побороться?

ГГ: Оно может быть выгодно оппозиции в конъюнктурных целях...

ЛГ: Конечно.

ГГ: …Но вообще может привести к тому, что оппозиция останется на обочине. Помните, как у Джона Рида? Общественное сознание менялось даже не за дни, а за часы. И то, что вчера было левым, сегодня становилось правым. И если в общественном сознании произойдет такой бешеный скачок, то оппозиция окажется намного правее. Она окажется вне игры. И тогда вступят в действие совершенно другие принципы, совершенно другие мотивы и совершенно другие силы. Придут совершенно другие люди. И мы сможем стать свидетелями прихода экстремистских, националистических, популистских или эксплуатирующих совершенно дикие лозунги сил. С последующим развалом страны.

АГ: Явно не тех, которые сейчас являются оппозицией. Потому что они играют на разных полях.

ГГ: Давайте вспомним Советский Союз. Была оппозиция? Была. Была Хельсинкская группа, были диссиденты. Кто-нибудь из них попал во власть?

ЛГ: Нет, конечно.

ГГ: Почему? Потому что пришли совершенно другие люди с совершенно другими, радикальными позициями. Сторонники перелома, непродуманных реформ. И все те люди, которые вроде бы боролись с властью, но отстаивали какие-то другие принципы, оказались за бортом. На обочине. То же самое может произойти с нашей оппозицией. Вообще со всей. То есть мы можем одномоментно стать анахронизмом. Придут совершенно другие люди — с горящими глазами, с безумными идеями — и поведут за собой массы, которые тоже ополоумеют и пойдут за кем угодно.

АГ: Может быть, оппозиции имеет смысл как-то поддержать власть? Не дать ей до конца развалиться?

ГГ: Власти нужно поддержать нынешнюю оппозицию.

АГ: Вот так так!

ГГ: Потому что, если сегодня не будет развиваться оппозиция, если не будет цивилизованного «выхлопа», произойдет схлопывание с кровавыми и прочими тяжелыми последствиями.

АГ: Надо выпустить пар?

ГГ: Во всем мире пар выпускается путем цивилизованной политической борьбы. Путем споров, которые не перерастают в войну. В крайнем случае речь может идти о войне амбиций, но это не самая страшная война. Цивилизованная политическая борьба на телеэкранах, в газетах, на выборах, в парламенте. Если этого не будет, то может наступить ситуация коллапса, при которой начнет рушиться все… Они и так все гнилые, государственные институты. Правосудие гнилое, правоохранительные органы гнилые, экономика гнилая, система управления гнилая. Система кадровых перемещений — абсолютно гнилая. И мы с вами получаем, что наше государство, наше руководство — колосс на глиняных ногах. Все труха. Как ржавчина проела конструкцию. Все это схлопывается, все обваливается. Апологеты «суверенных» и всех прочих демократий покинут нашу страну (если успеют). А мы с вами получим кровавую кашу. И потом будем очень долго разбираться, кто у нас какой национальности, вероисповедания, кто у нас богатый, кто бедный.

ЛГ: Вот такая антиутопия.

ГГ: Это оптимистический прогноз. Я не Горький, я не Буревестник, но предсказать возможность такого финала очень несложно. И это не только моя точка зрения. Я бы никогда не рискнул озвучить ее, если бы так думал я один. Сегодня это точка зрения десятков, сотен, тысяч российских граждан, в том числе тех, что входят в политическую элиту и серьезные бизнес-сообщества или принадлежат к творческой интеллигенции. Эти люди говорят об этом совершенно открыто.

ЛГ: Последний вопрос. Вы оптимист?

ГГ: Да, совершенно однозначно. Иначе бы не создавал движение, задача которого — предотвратить подобный ход событий.

АГ: А мы что-то становимся пессимистами.

ЛГ: Нет, я просто спросил.

ГГ: Поддерживайте. Если граждане поддерживают направленное движение, скажем, на ту же модернизацию... Президент же нас призвал? Надо откликнуться. Давайте модернизируем нашу политическую систему. Давайте проведем модернизацию суда. Давайте модернизируем Следственный комитет. Давайте модернизируем выборы. И, может, тогда мы все-таки избежим этих крайностей в нашем развитии. Иначе нас ждут очень тяжелые времена. И мне бы не хотелось, чтобы мои предсказания сбылись. К сожалению, значительная часть моих политических предсказаний пока сбывалась. К сожалению. Отрежьте мне язык, если в нем причина. Если бы причина была только в нем, если бы дело было в моих предсказаниях, я, может быть, и согласился бы. Но, к сожалению, есть объективный ход истории, есть законы, которые мы игнорируем, которые мы нарушаем. Мы на них просто плюем. Есть закон перехода количества в качество. Система каждый день плодит своих недругов. Тысячами. Количество и качество… Вспомните февраль 1917 года, о котором пишут во всех учебниках истории. Ни одно сословие, ни одна социальная группа не поддержала монархию. Она настолько прогнила, что пришли матросы и сказали: кыш отсюда…

ЛГ: Если бы февралем все закончилось, было бы неплохо.

ГГ: Февраль — это был уже буржуазно-демократический ремень… Он не мог состояться в силу того, что страна уже перешагнула саму себя.

ЛГ: Учите историю.

ГГ: Учите историю. В этом — наше будущее.