Закон о Следственном комитете. Сурков рассуждает о политическом будущем России. Конфликт в тандеме

Следственный комитет похож на опричнину и НКВД

Лев Гулько: Государственная дума приняла в первом чтении президентский пакет законопроектов о создании самостоятельного Следственного комитета. Правда, несколько депутатов из всех фракций без исключения, что, в общем-то, редкое явление, объявили о создании рабочей группы по доработке законопроекта ко второму чтению. Иначе, по утверждению рабочей группы, в России может появиться «неконтролируемый монстр» с огромными полномочиями. Основные претензии к законопроекту озвучил наш сегодняшний гость. Это отсутствие механизмов гражданского и парламентского контроля над деятельностью Следственного комитета и ослабление прокурорского надзора за следствием в сочетании с чрезмерным расширением полномочий самих следователей. В нынешнем виде законопроект «навевает воспоминание об опричнине или об НКВД». В худшем варианте, это уточнил уже коммунист Куликов, как раз об НКВД. Короче говоря, это монстр, против которого депутаты выступили таким вот широким фронтом.

Александр Газов: Его называют еще сверхведомством. Такой термин появился. Вы как-то сбили весь журналистский настрой. Когда только стали говорить о создании Следственного комитета, многие СМИ писали, что это будет что-то вроде американского ФБР, и очень активно эту идею обсуждали. А теперь оказывается, что никаким ФБР здесь и не пахнет.

Геннадий Гудков: Ну да. Хотя Черномырдина с нами уже нет, но какую бы партию мы ни строили, получается КПСС, и (продолжу его мысль) какой бы репрессивный орган мы ни создавали, он всегда смахивает на НКВД. К сожалению, это так. Потому что, с одной стороны, закон представляет собой некую кальку законов прокуратуры с теми полномочиями, которые необходимы прокурору при надзоре за законностью. С другой стороны, полномочия, которые там прописаны, выходят за рамки уголовного процесса. А это главный документ для следователя. Следователь — это официальное лицо, это лицо при кодексе, который обеспечивает законность действий, четко определенных уголовным процессом. Ведь мы ведем речь в первую очередь о возбуждении и расследовании уголовных дел, причем дел наиболее важных, которые находятся в Следственном комитете. И если мы не отграничим разумное от запредельного, то получим, к сожалению, то, о чем мы с вами сейчас говорим.

ЛГ: А вообще, это дело хорошее? Создание Следственного комитета? В принципе?

ГГ: Нужно или не нужно в принципе — это извечный вопрос российской юридической дискуссии. Но дело в том, что сегодня об этом уже поздно говорить. Поздно пить боржоми, как говорится, когда почки отвалились. Мы уже пошли по этому пути. Я имею в виду нас как страну. Следствие уже выделили из прокуратуры. Выделили де-юре. А де-факто его выделили и из МВД. У нас осталось всего два ведомства, которые имеют собственные следственные подразделения. Это ФСБ и ФСКН. Такая разноголосица в организации следственных подразделений по большому счету сегодня неприемлема. И, по всей вероятности (я вряд ли ошибаюсь), мы идем по пути создания в ближайшем будущем единого Следственного комитета, который возьмет на себя расследование 95 или, скажем, 98 процентов уголовных дел. Скорее всего (я сужу об этом по косвенным признакам), какой-то очень узкий набор преступлений останется в ведении ФСБ и Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков, а все остальное будет передано этому Следственному комитету. То есть мы с вами сейчас обсуждаем не закон «О Следственном комитете», который выводится из прокуратуры, — мы вами определяем архитектуру следствия в России на десятилетия. Архитектуру всего следствия в России.

ЛГ: Ну и хорошо.

АГ: Да, хорошо-то хорошо... Закон «О Следственном комитете» еще не принят, а СКП уже активно себя проявляет. Вот смотрите, Бастрыкин забыл, наверное, о Конституции и напрямую обращается в Госдуму с требованием снять неприкосновенность. То есть он уже знает, что ему можно это делать. Хотя никаких законных прав на это у него нет.

ГГ: Был микроскандал. Поправили. Следственный комитет сказал: нет-нет, мы не снимаем неприкосновенность, а только просим вас разрешить нам следственные действия. Это в нашей компетенции. На том и разошлись с миром. Что касается нынешнего закона, то меня смущает даже не позиция Следственного комитета. У нас во фракции был разговор с Бастрыкиным, и довольно конструктивный, кстати говоря. Для меня это даже неожиданность. Меня смущает прежде всего то, что у нас всего две недели на поправки. Без дискуссий, без обсуждения, без парламентских слушаний, без круглых столов...

АГ: Быстренько.

ГГ: …Без экспертного сообщества. Давай-давай! Сами, сами! И в результате получается, что важнейший документ... Поверьте, для жизни каждого гражданина закон «О Следственном комитете» не менее, а, быть может, даже более важен, чем закон об МВД, который мы обсуждали с 7 августа. С 7 августа! Сегодня у нас 19 ноября, а никакого решения еще не принято. Наверное, такая же серьезная процедура нужна и в отношении закона «О Следственном комитете». Ведь если мы утвердим то, что сейчас там написано, если мы утвердим этот законопроект и сделаем его законом, то назначать у нас будут не только губернаторов, мэров и депутатов. У нас будут назначать преступников. Так, у вас какая статья? Что сказали? Вам такая-то статья. А вы? Вы по такому составу проходите. Так, ребята, быстренько основания, материалы.

АГ: Зато все честно.

ГГ: Не будет тогда уже никакой оппозиционной деятельности. Не будет никаких свободных и независимых журналистов. Все будет чинно, благородно. Кто-то сидит, кто-то охраняет, кто-то, так сказать, преданно смотрит власти в глаза с лихорадочным блеском от преданности и лояльности.

ЛГ: Сейчас вы создали рабочую группу. Туда входят депутаты из всех фракций без исключения.

ГГ: Из всех. Мы решили сформировать эту группу исключительно на профессиональной основе. То есть никакой ангажированности. Никакой политики.

ЛГ: Удастся ли каким-то образом повлиять?

ГГ: Пока нам удается найти консенсус. Это уже немало. Вот сегодня у нас состоялось первое заседание. При всей разнице позиций у нас все-таки образуется консенсусная система подачи поправок. Тоже, наверное…

ЛГ: То есть люди готовы идти?..

ГГ: Вы знаете, у меня нет фобии по отношению к «Единой России», хоть я из другой фракции. Я считаю, что «Единая Россия» — это некое подобие КПСС, которая включала в себя, так сказать, всех, потому что просто некуда было больше пойти, чтобы реализовать свои планы вместе с властью. И там есть достаточно много вменяемых, грамотных и приличных ребят, с которыми можно не только работать, но и делать какие-то общие благие дела. Именно этим мы и руководствовались, создавая рабочую группу. И, кстати говоря, получилось так, что там большинство опять-таки у «Единой России». Это и депутат Хинштейн, и депутат Гуров, и депутат Груздев, и еще кое-кто.

ЛГ: Уважаемые люди.

ГГ: Да. Мы, кстати говоря, не в претензии, что оппозиция там не имеет большинства. Но тем не менее мы считаем, что это должна быть профессиональная работа. Чтобы не натворить ошибок. Чтобы не породить то, что потом будет обсуждаться на каком-нибудь очередном всероссийском XX съезде… Репрессии, которые некогда прокатились по стране, оправдывались политической целесообразностью. Этого допустить мы сегодня не имеем права. Или мы вообще не страна, не общество, не граждане? Или мы привыкли ходить по граблям и при этом испытывать огромное удовольствие, разбивая себе лоб?