Медведев заговорил о застое. Страной правят Цапок и ему подобные. Тандем власти и оппозиции

На смену «лихим 90-м» приходят «лихие 2000-е»

ЛГ: Продолжим разговор, который мы начали в первой части. Термин «лихие 90-е» был обнародован Владимиром Путиным в 2007 году, накануне парламентских и президентских выборов. Тогда политтехнологи решали задачу дистанцирования от противоречий эпохи правления Бориса Ельцина. Дистанцировались от своего рода постперестроечной эпохи. О перестройке мы говорили в первой части. Не станут ли лихими «нулевые»? Этим вопросом задаются авторы редакционной колонки газеты «Ведомости». И кто от кого вообще будет дистанцироваться, если такое произойдет? И еще одна публикация, довольно любопытная, нашего постоянного автора Станислава Белковского в газете «Московский комсомолец». Называется она «Цапковская федерация» с подзаголовком «Кому принадлежит власть в стране?». Вот, собственно, от этого и будем отталкиваться. Действительно, кому принадлежит власть в стране? И кто от кого будет дистанцироваться, если вдруг «лихими» станут «нулевые»? Если все пойдет по президенту Медведеву?

АГ: Мы только что об этом говорили.

ЛГ: В первой части.

АГ: Да, в первой части. Что власть уже не принадлежит субъектам, а размазана тонким слоем. Цапки, бычковы...

ЛГ: О чем написал Станислав Белковский и собственно «Московский комсомолец», мы можем сейчас послушать.

СБ: На мой взгляд, это так. Структура власти размазана тонким слоем по стране. Субъект власти возникает в любой точке, где есть определенная комбинация денег, административного и силового ресурса.

ЛГ: На Дальнем Востоке своя, где-то еще своя…

СБ: Да, везде, где есть определенная сумма денег и определенный бизнес. И некая комбинация чиновников.

ЛГ: Я сейчас о том, что не везде режут 12 человек. И все действуют по-разному...

СБ: Да. Но это ситуация абсолютно типовая, если покопаться, можете не сомневаться.

АГ: Причем так же тихо. И, возможно, это не станет такой громкой историей.

СБ: Ну, когда историй будут десятки, то каждая история не будет расследоваться как общенациональная трагедия. Этот станет общим фоном нашего существования. Это неизбежное следствие самой философии власти в России. То есть власти денег, когда деньги решают все. Когда ни у государства, ни у общества нет никаких других связующих механизмов, то система рано или поздно к этому приходит. Потому что, если ты купил начальника местного ФСБ, прокурора и судью, тебе больше никто не нужен. Тебе не нужен ни Путин, ни Медведев. И сам спор о том, кто главнее, Медведев или Путин, и кто пойдет на выборы в 2012 году, абсолютно теряет смысл.

ЛГ: А если, опять же возвращаясь к первому сюжету, наша власть, президент Медведев и люди вовлеченные скажут: «Все, ребята»? Если сверху скажут: «Все. Меняем правила игры. Так больше не будет»? Государство всегда сильнее, чем какой-то там Цапок. Изменится что-то?

СБ: Нет.

АГ: Оно само по себе как-то существует.

СБ: Для этого нужны будут системные репрессии, направленные на отстранение нынешней элиты от власти.

АГ: Не впервой же. Правильно?

СБ: Но к этому нынешняя власть все-таки не готова. Поскольку Медведев все-таки не товарищ Сталин. Это товарищ Горбачев.

ЛГ: А что, прямо репрессии товарища Сталина нужны? Такие же?

СБ: А как вы отстраните сотни тысяч цапков от власти? Они могут вас послушать по телевизору, даже в видеоблоге, с учетом нового электронного правительства...

ЛГ: У президента есть армия. Есть в конце концов силовые структуры…

СБ: Силовые структуры полностью коррумпированы, армия тоже в значительной степени коррумпирована и при этом в каком-то смысле уже практически не существует.

АГ: То есть цапки перекупят и армию, и ФСБ?

СБ: Уже купили.

ЛГ: Уже купили?

СБ: Прокурор Краснодарского края, а не какой-то станицы Кущевской, отменял уголовные дела против Цапка. То есть только федеральный десант мог помочь в этом деле. И то еще неизвестно, чем дело кончится. Это мы еще посмотрим. В отношении расследования этой банды, может быть, все кончится не так сурово, как это сегодня ожидается. Федеральная вертикаль полностью разрушена. Она является фантомом и существует только в пропагандистском измерении, транслируемом Владиславом Юрьевичем Сурковым и его коллегами доверчивому народу.

ЛГ: Сейчас отказываются. Но об этом мы попозже поговорим.

СБ: А народ сознает, что никакой вертикали нет. Потому что, если дал взятку участковому, что-то происходит, а не дал — не происходит. А все команды сверху, крики, разрывание рубашки на груди, сотрясание айподом ничего не дает.

АГ: Да, ведь сколько раз у нас уже так было. Дмитрий Анатольевич в не первый раз требует расследовать максимально быстро. С Анной Политковской то же самое было. И что?

СБ: Правда, перед этим было сказано, что убитая не имела никакого значения для государства.

ЛГ: Хорошо. Тогда, если вернуться к «Ведомостям», станут эти годы «лихими нулевыми»? Их кто-нибудь так потом назовет? Выйдет оттуда какое-то светлое начало, встанет во главе и скажет: «А вот это были лихие нулевые»…

СБ: «Лихие нулевые» и «лихие 90-е» — это все пропагандистские конструкции.

ЛГ: И все же.

СБ: Меня больше волнует, что будет на самом деле.

ЛГ: Да.

СБ: Те, кто назвал 90-е «лихими», сами дети 90-х годов, которые на самом деле их обожают, если не обожествляют. Тот же Владимир Владимирович — он любит 90-е годы, поскольку в 90-е годы он состоялся. Если в 80-е годы он активно деградировал, будучи изгнан из дрезденской службы КГБ, из агентуры...

ЛГ: Потерпевшая сторона.

СБ: Да, потерпевшая сторона. Куча досадных и обидных поражений. А в 90-е годы он очень быстро сделал карьеру, при Собчаке. За счет именно тех механизмов, свойств и качеств личности, которые были максимально востребованы в 90-е. Поэтому все это дети 90-х.

ЛГ: Значит, вылезут дети 2000-х.

СБ: Конечно. Перестройка именно в том и состоит, что систему начинают проклинать ее дети.

АГ: А можно нарисовать образ этого ребенка 2000-х, который вылезет? Образ Владимира Владимировича мы уже поняли. Просто интересно.

СБ: Это средний и среднекрупный бизнес. И гламурная тусовка.

ЛГ: Ксения Собчак.

АГ: Ну а какими они идеалами руководствуются?

СБ: Идеалов пока нет, но неприятие старого уже есть. Точно так же как и в 80-х. Никто ведь не мог сказать, что будет завтра. И если бы кто-нибудь мог заглянуть в 90-е, то, возможно, и ужаснулся бы. Но все точно знали, что так жить нельзя, что коммунистическая система приговорена и, как сказал Александр Солженицын в 1990 году, часы коммунизма свое отбили.