Политика России в Арктике. Взаимосвязь ПРО и СНВ-3. Внешняя политика и модернизация

Политика России в Арктике

Лев Гулько: Здравствуйте. Наша сегодняшняя беседа с Леонидом Калашниковым, секретарем ЦК КПРФ, первым заместителем председателя комитета Госдумы по международным вопросам, естественно, будет посвящена России в мире. Вот так глобально. Все три наши части этому посвящены.

Давайте начнем вот с чего. Время от времени это всплывает, конечно, и в периодической печати, и в Интернете, и просто в разговорах. Что такое шельф? Шельф — это такая полоса земли, нужная нам, как говорят многие. Вот некие приоритеты и политика России. В частности, может быть, поговорим о политике России в Арктике? Почему? Потому что сегодня в регионе действует (у меня тут есть бумажка, я же подготовился) правовой режим, предусмотренный морской конвенцией ООН 1982 года. С ее принципами согласны все граничащие с Арктикой страны: Россия, Норвегия, Дания, Гренландия, Канада и США (правда, США не ратифицировали конвенцию).

В основе документа лежит концепция исключительной экономической зоны, которая заканчивается на расстоянии 200 морских миль от береговой линии. Однако это расстояние может быть увеличено до 350 миль, если путем геологических исследований будет доказано, что континентальный шельф страны выходит за границы 200 морских миль. Наша, российская, задача заключается в чем? Расширить эту зону и сказать: это наше. И это правильно, я так понимаю. С другой стороны, Канада тоже может сказать, что это ее. Каковы здесь наши приоритеты? Какова наша политика? Это вообще проблема или не проблема?

Леонид Калашников: На самом деле это большая проблема. В основе многих договоров о разграничении лежит та самая конвенция 1982 года, о которой вы говорите. У нас два крупных договора о разграничении. Одно из них — на Западе — с США. Помните, Чукотка и Берингово море? Кстати, это соглашение с Америкой по ряду причин, о которых мы, может быть, сейчас поговорим, до сих пор нами не ратифицировано. Речь идет о знаменитой линии Бейкера—Шеварднадзе, где мы пошли навстречу Америке и сдвинули свои границы в Беринговом море. И получили для себя ряд очень сильных неудобств. Во-первых, уступили пространство (и тем самым нарушили, кстати, эту конвенцию). Там у нас пересекались 200-мильные зоны, и нужно было их разъединить. Так вот, мы отдали часть своей 200-мильной зоны, то есть сделали ее меньше 200 миль.

ЛГ: Мы что-то получили?

ЛК: Мы ничего не получили. Мы уступили.

ЛГ: В обмен на что-то или просто уступили?

ЛК: Просто уступили. Была уступка со стороны Шеварднадзе, которая, как сейчас выясняется, даже была не согласована коллективно. Помните 90-е годы? Был бардак, и Горбачев рассчитывал, что его примут за это в сообщество, и все.

ЛГ: То есть мы все-таки рассчитывали на что-то.

ЛК: Когда делятся шельфовые и морские пространства, мы получаем либо преимущество, либо минусы в двух сферах: рыболовство и добыча ископаемых. Мы получили минусы. Как мне рассказывали рыбаки, на следующий же день американцы наглухо закрыли эту зону как государственную границу. И выпроводили наших рыбаков. Мы до сих пор не ратифицировали это соглашение именно потому, что до конца не договорились по этому вопросу. Мы полагали, что, разделив, мы будем вместе пользоваться в сфере рыболовства. А американцы поняли это по-своему.

Что касается шельфа, то это несколько другое. Но оно очень увязано с этими 200-мильными зонами. Шельфовые владения могут быть больше — и 300, и 350 миль. Они распространяются на берег, материк; и Россия, или США, или Норвегия должны доказать, что подводная часть, которая проходит под этими 350 милями, является продолжением материка. Если бы мы это сумели доказать… Потому что та суша, которая находится под водой, может быть продолжением какого-то острова или другого материка. Для этого была создана комиссия ООН, которая принимала заявки по континентальному шельфу. И нужно было это доказать. То, чем наши занимаются... Помните, на дне Ледовитого океана недавно флажок поставили? На самом деле там очень много политики. Но вроде как что-то есть и от науки. Надо как-то что-то доказать…

ЛГ: Все эти траты сил, времени, денег... Оно того стоит или нет?

ЛК: Оно того стоит. И я хочу вам сказать, что Государственная дума не так давно ратифицировала соглашение (подобное тому, что было заключено с Америкой) по восточной части. Вот у нас две линии. Одна Чукотская… На Чукотке разграничение прошло по линии, возникшей еще тогда, когда мы в 1867 году продали Аляску. Там эти линии четко совпадают. А в Беринговом море мы уступили. Шеварднадзе взял и уступил. И мы имеем проблему. Там все нормально, а здесь мы имеем проблему.

Теперь другая линия, восточная, соглашение о которой мы не так давно ратифицировали, а заключили в сентябре прошлого года. Медведев со Столтенбергом, премьер-министром Норвегии, договорился. Но такие соглашения обычно подписывают министры иностранных дел. Поэтому подписали Лавров и министр иностранных дел Норвегии.

К сожалению, при проведении этой линии Россия тоже пошла на большие уступки. Около 40 лет между Россией и Норвегией продолжался спор по так называемой спорной зоне, которая лежит около мурманской материковой зоны. Но сама линия доходит аж до Арктики. Так вот, мы уступили ее на всем протяжении, в том числе в серединной части, в зоне архипелага Шпицберген. На Северном полюсе тоже уступили, ссылаясь на эту конвенцию.

Почему же американцы не присоединились? Они прекрасно понимают, к чему это может привести — к таким пространственным уступкам. Мы на них пошли, а они не идут. И Канада не идет. У Канады жесткое внутреннее законодательство относительно арктического шельфа, арктических пространств.

А теперь отвечу на ваш вопрос по поводу Арктики. Из-за чего у нас с Норвегией 40 лет длился спор? У Норвегии все ее нефтегазовые ресурсы подходят к истощению.

ЛГ: Бывает.

ЛК: Так вот, там рядом лежит нашумевшее Штокмановское месторождение. Вы о нем знаете?

ЛГ: Да.

ЛК: А нефтегазовые запасы этого Штокмановского месторождения в два раза превосходят все запасы Норвегии, которые у нее сегодня есть. Но еще более интересное месторождение находится прямо на границе той линии, по которой произошел раздел. Это "месторождение свод Федынского", в три раза превосходящее Штокмановское по запасам. И оно находится почти рядом с материковой частью России и Норвегии. К Норвегии даже ближе. Если бы мы разделили по советской границе, то оно было бы нашим. А теперь оно попадает на эту линию и становится общим. И норвежским, и нашим.

ЛГ: Ничьим, значит.

ЛК: Не то чтобы ничьим. Оно будет разрабатываться совместно. Это прописано в договоре. Оно становится совместным. Это раз. И несколько мелких месторождений отошло к норвежцам. Полностью к норвежцам. Таким образом, практическое применение законодательства о шельфе привело к тому, что одна сторона получила больше, если говорить только о нефти и газе. Кроме того, мы на долгие годы поставили крест на Штокмановском месторождении. Хотя, может, это и хорошо. Пусть лучше полежит, чем растащат сейчас по карманам…

ЛГ: Распилят.

ЛК: Да. А норвежцы умеют разрабатывать шельф. Наши не умеют и еще долго не научатся. Норвежцы там будут играть первую скрипку. И вдобавок это все пойдет на норвежское побережье. Будет развиваться вся их инфраструктура.

ЛГ: Леонид, вот, наверное, последний вопрос по этой теме. Так что, опустить руки и сказать: ну и черт с ним? Ну и черт с ним, с плащом?

ЛК: Нет, почему. Это же международная практика. Надо было делить, но делить, четко отстаивая свои интересы. Мы могли бы, уступив что-то в южной части той линии разграничения, о которой мы сейчас говорим, в том числе и там, где месторождения, что-то приобрести в центральной или северной части этой линии. Любая страна так делает. Это торг. Здесь потерял, а здесь приобрел. А там получилось, что вся линия…

ЛГ: То есть надежда остается в любом случае. Бороться надо.

ЛК: Бороться надо. Я же ничего не говорю по поводу норвежцев. Норвежцы в этом смысле очень хорошо ведут себя и отстаивают свои интересы. Я встречался с ними, с этими парламентариями. И даже тост произнес в их честь. Но, к сожалению, не могу этого сделать по отношению к нашим правителям и дипломатам из Министерства иностранных дел. К сожалению.

ЛГ: Да. Давайте тогда на этом закончим — раз тост в их честь произнести нельзя. А во второй части поговорим о противоракетной неопределенности, как пишут некоторые издания, о СНВ, в том числе о СНВ-3.