Навального — в президенты. Что ждет РФ после 2020 года. Реформа МВД

Государство может спасти совокупный «Медведев — Навальный»

ЛГ: Журнал «Коммерсантъ-Власть» традиционно задает на своих страницах вопрос недели. Вот один из журналов. 1 августа завершилась аттестация в структурах МВД. Напомню, теперь у нас нет милиции — есть полиция, официально. Правда, как говорят наверху, это только часть реформы. Все еще продолжается. В связи с этим журнал «Коммерсантъ-Власть» задал вопрос: кому еще нужна переаттестация? На страницах журнала на него отвечают разные известные люди. Приведу несколько ответов.

Тамара Морщакова, в 1995—2002 годах зампред Конституционного суда России: «Я осторожно отношусь к переаттестации, которая больше походит на всеобщую чистку». Руслан Гринберг, директор Института экономики Российской академии наук: «В переаттестации нуждаются буквально все: и власть, и народ». Юрий Рыжов, академик Российской академии наук: «Нам нужно переаттестовать всю верхушку, которая владеет страной». Александр Починок, член Совета Федерации, в 1999—2000 годах министр по налогам и сборам: «Всей системе управления в России». Евгения Чирикова, лидер движения в защиту Химкинского леса: «Переаттестовывать надо всех, от верха до низа». Слова «от верха до низа», «и власть, и народ», они все чаще появляются в ответах на вопрос, кому еще нужна переаттестация.

ЕГ: Вы знаете, слово «переаттестация» на меня навевает скуку.

ЛГ: А как сказать?

ЕГ: Это само по себе неправильное мероприятие.

ЛГ: Перезагрузка?

ЕГ: Нет. Дело не в ресете (в котором мы с вами находимся). Мы должны восстанавливать, много чего восстанавливать. Я уже говорил во второй части, что у нас нет государства как такового. Государства как нормального института, которое выбирается и нанимается обществом и защищает его интересы, а не свои собственные. Это идеальная ситуация. Ни в одной стране мира государство, конечно, полностью этого не выполняет, но оно, по крайней мере, к этому стремится. В каждой стране есть коррупция, есть злоупотребление служебным положением и прочее. Но есть некий тренд: когда государство заходит за красную черту, его бьют по рукам и оно возвращается в свой загончик (из которого, правда, все равно хочет вылезти). Так вот, мы нуждаемся в воссоздании института, который называется государством.

Ведь что такое переаттестация? Вот эти милицейские генералы. Ну 20, 40, 50 каких-то высших чинов не были переаттестованы. Они ушли на почетную пенсию, или их перевели на какую-то другую нормальную с точки зрения зарплаты работу. Поэтому я бы сказал так: дело не в том, что надо каких-то конкретных людей вызывать и с ними разговаривать. Вот ты соответствуешь, ты не соответствуешь и прочее. Вопрос в функции. Вопрос в том, какое государство у нас должно быть. Неслучайно во многих ответах на этот вопрос звучало: надо переаттестовывать всех сверху донизу. Я хочу сказать то же самое. Но, с другой стороны, надо сначала провести некую ревизию. Сказать: ребята, государство у нас — оно вот здесь, здесь и здесь. Оно занимается обороной. Понятно. Я имею в виду федеральное государство.

ЛГ: Защита.

ЕГ: Правоохранительные органы? Конечно, нужны. Внешняя политика? Обязательно нужна. И еще три-четыре какие-то функции.

ЛГ: Социальные функции...

ЕГ: Социальные, кстати, должны быть очень сильными, и именно у федерального государства. Это отдельная тема. Как раз тут по некоторым параметрам во многом нужна, может быть, централизация. Пенсионные дела, они же всегда будут федеральными.

ЛГ: Конечно.

ЕГ: Так же как, кстати, и борьба с безработицей, рынок труда вообще и прочее. Это первое, что надо сделать. 10—15 функций. Вот они. А потом мы объявляем конкурс. Мы говорим: ребята, общество, давайте занимайте места. Вот на эту функцию — 100 человек во главе с министром. На эту — 200 человек. И так далее.

ЛГ: То, что делали 200 лет назад…

ЕГ: Ну конечно. Какая переаттестация? При чем тут переаттестация? Люди, которые раньше были в этих структурах, они все уволены. Потому что их функция и их миссия на этом закончены. А если ты хочешь претендовать и у тебя есть опыт (сегодня в нашем госаппарате есть много достойных людей) — пожалуйста! Какие проблемы? Выходи на конкурс, и тебя, так сказать, общественность… Надо подумать о механизмах. Потому что все это очень сложно создавать практически даже не с ноля, а с минуса какого-то. Вот она переаттестация.

ЛГ: Вопрос в том, кто будет этим заниматься. Кто должен этим заниматься?

ЕГ: Законодательная власть. Сейчас, когда мы говорим о нашей уважаемой власти или о государстве, первым делом кто выходит? Президент, правительство, чиновники. А вообще-то у нас даже сейчас формально есть депутаты — муниципального, регионального федерального уровня. Они у нас как-то и где-то находятся…

ЛГ: Какие депутаты, такое и отношение.

ЕГ: Правильно. Поэтому мы выходим вот на что. Этот ресет нашего государства должен идти через честные, прозрачные выборы и через перезагрузку всей законодательной базы, которая нужна для этих выборов и партийного строительства. И, кстати, здесь у меня (может быть, я наивный человек) есть надежда на Медведева в кавычках. Появись хоть какой-то ее росток, пусть даже в рамках нынешней, совершенно никуда не годной системы государства, и потом она, конечно, расцветет пышным цветом в виде как раз этих выборов. Законодательная власть на всех уровнях (там же десятки, а может, с учетом муниципальных депутатов, и сотни тысяч человек) — это актив. Это люди, которые имеют кредит доверия со стороны общества. Они должны подбирать. Во-первых, они устанавливают правила игры, они устанавливают, какое государство нужно им, а значит, нам, потому что они наши представители. А потом они устанавливают процедуры, посредством которых люди будут в это государство попадать.

ЛГ: Хорошо. Но кто же так просто отдаст то, что сейчас имеет?

ЕГ: Хороший вопрос. Не отдадут.

ЛГ: Значит, неизбежен какой-то конфликт? Неизбежен передел, кровавый или не кровавый (не хочется говорить «гражданская война» — не дай Бог, конечно).

ЕГ: Гражданской войны у нас, надеюсь, не будет. К счастью. Все-таки мы оставили это дело в XX веке. Я бы сказал так: в 1993 году. Но вернусь к вопросу, который мы обсуждали во второй части. Да, эти группы, которые не хотят отдать свои позиции, они могут привести и фактически уже привели к деструктуризации нашего государства. Пожалуйста, возьмите какой-нибудь регион. Им управляют губернатор, стоящие за ним финансовые группы плюс какой-то криминалитет. Во многих регионах губернатор является главой какого-то крупного бизнеса (через жену, знакомых) и одновременно лидером ОПГ. Есть у нас такие регионы. Не все, но такие регионы есть. И им уже сейчас выгодно отделиться от Российской Федерации. Зачем им, чтобы Москва вмешивалась в их дела, когда они делят местные, иногда довольно большие, финансовые потоки? Поэтому, конечно, такая опасность есть. И это уже произошло.

Здесь, с моей точки зрения, единственный вариант — это кульбит, прыжок через голову. Медведев в кавычках снова должен рискнуть и заключить какой-то общественный договор с теми людьми, которые его поддерживают. Мимо этого государства. Потому что если он, Медведев в кавычках, скажет государству: поддержи меня, обеспечь мне президентскую кампанию, а я потом, когда стану президентом, буду на тебя опираться, — ничего не получится. Речь идет о том, чтобы напрямую обратиться к каким-то общественно-политическим силам, которые еще есть. Есть, я в это верю. Общество наше пока до конца не умерло, хотя мы к этому довольно близки. Это 15—20 процентов нашего взрослого населения. Обратиться к ним, опереться на них как на некий рычаг — и тогда, наверное, какой-то шанс есть. Хотя, повторяю, без борьбы, к сожалению, не обойдется, я в этом уверен.

ЛГ: А силовая составляющая? Ведь у России только два союзника: армия и флот. Как быть с этими губернаторами? Только давить.

ЕГ: Нет. Что касается наших силовых структур, то они, конечно, начиная с армии, давно уже не выполняют свою основную функцию. Мы каждый день сталкиваемся со случаями мародерства, казнокрадства, коррупции и так далее и так далее. Армия у нас, к сожалению, в значительной степени разложилась. Это не структура. Я так скажу. Есть часть офицеров, особенно молодых, которые хотят быть и являются патриотами, которые хотят нормальной и процветающей России. Они вполне могут... И не надо думать, что это люди, которые проникнуты какими-то консервативными взглядами. Они хотят реформ. И в армии, кстати, это видно очень сильно.

То же самое в правоохранительных органах. Уверен, там есть много людей, в том числе, возможно, и в ФСБ, которые хотят, чтобы в России были реформы. Это уже не монолиты, не гири на ногах, которые тянут нас вниз. Я еще раз говорю: если будет призыв со стороны этого совокупного Медведева — Навального в кавычках, то, думаю, на часть этих людей вполне можно опереться. А будут ли они давить губернаторов? Вы знаете, по этому поводу я всегда вспоминаю Владимира Ильича. Умный был человек. Помните, в конце 1916 года в одном из писем из Базеля или Берна он писал что-то вроде того, что в России, видимо, никогда ничего не случится и ему придется умереть в эмиграции. А через несколько месяцев он стал главой России. Помните, он писал: эта стенка гнилая, только ткни пальцем — и проткнешь. Уверен, что именно так.

Я бы не стал все валить на губернаторов, но эта часть нашей правящей элиты, которая хочет во что бы то ни стало сохранить свои кормушки и так далее, она на самом деле очень трусливая. Она пользуется тем, что значительная часть нашего народа либо борется за выживание (дай мне кусок хлеба, и я больше себе ничего не хочу), либо находится в глубокой депрессии. Все опросы показывают, что в массе своей наши люди уже устали от всего этого. А если найдутся люди, которые скажут «Хватит!», то я не думаю, что будет сопротивление в виде каких-то боевых действий.

ЛГ: Хорошо. На этом мы закончим беседу, причем закончим, я бы сказал, на оптимистической ноте. Евгений Гонтмахер, член правления Института современного развития, был у нас сегодня в гостях в качестве эксперта. Спасибо огромное.

Материал подготовили: Лев Гулько, Мария Пономарева, Дмитрий Романов, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Ольга Азаревич, Лидия Галкина, Александр Газов