Обвиняемые по делу о беспорядках на Манежной площади получили от двух до пяти с половиной лет

Дмитрий Аграновский, дело о беспорядках на Манежной площади, ч. 2

Теперь собственно к делу. Привезли нам главного свидетеля. Вот этого Илью Кубракова, несчастного мальчика. Он маленький такой — из-под кафедры не видно. Он обвиняется в убийстве, поэтому сразу же после 11 декабря был задержан. По другому делу задержан. У него мама — честно говоря, ее очень жалко, она плакала у нас в суде. Он сказал совершенно четко, однозначно, спокойно (он вообще давал показания очень спокойно), что таких показаний, которые содержатся в протоколах допроса, он не давал в принципе. Он вынужден был подписать, потому что опасался за свою жизнь и за жизнь своих близких. У него судья спросил: «Вы что же, милиции боялись?» Он спокойно ответил: «Ну конечно, боялся. А ее у нас все боятся».

Он сказал, что Березюк ничего ему не говорил, никаких денег не обещал, никаких мегафонов не давал. И вообще в этот день он Березюка не видел. Он сам туда приехал — как он говорит, по зову души — и кричал эти лозунги самостоятельно. Кстати, что очень важно, эти маленькие красненькие мегафончики (мы видели это на видеозаписи) были не только у Кубракова, но и еще у некоторых людей, в том числе у того человека в маске, который потом разговаривал с Колокольцевым. Эти кадры обошли все мировые агентства, помните? У него был точно такой же мегафон. То есть эти мегафоны явно закупались и раздавались централизованно. Но не нашими подзащитными.

Прокурор предложил показания Кубракова в суде отвергнуть (почему — непонятно), а те, которые были на следствии, положить в основу обвинения. Что у нас получилось в результате? Омоновцы никого не опознают; Кубраков сказал, что Березюк совершенно ни при чем. А Кубраков — это такой стержень, на который нанизывается все дело, и через Кубракова происходит привязка «Другой России» к массовым беспорядкам. Вы этот стержень вынимаете, и все распадается в бесформенную кучу. Что у нас и произошло. Тем не менее прокуратуру это не смутило, и прокурор попросил достаточно серьезные сроки.

У моего подзащитного Березюка действительно был конфликт с омоновцем Наумовым. На видеозаписи видно (я эту видеозапись просмотрел много раз), что Наумов, когда омоновцы вытесняют народ, подходит к Березюку и первым его бьет. Березюк бьет в ответ (хотя надо было просто убежать). Но Березюк этот эпизод признает, то есть статью 318.1 Березюк признает. И, собственно, я в своей речи говорил, что этот эпизод мы признаем. Но у него-то было пять статей. И прокурор попросил признать наших ребят полностью виновными по всем статьям, исключив только хулиганство — статью 213, которая уж совсем никак не обоснована, и назначить соответствующие наказания.

Моему Березюку, ранее не судимому на территории России, положительно характеризующемуся, — восемь лет лишения свободы (при признании вины!). Хубаеву — шесть лет лишения свободы. Унчуку (а его надо видеть — это, наверное, самый интеллигентный мальчик во всем суде) — пять лет лишения свободы. Потому что ранее судим. А судим за совершенно «страшные» вещи — за членство в НБП. У нас есть такая статья — 282.2. И Панину с Козевиным — четыре и четыре с половиной года соответственно. Тоже, в общем-то, немало за ту роль, которую они сыграли в беспорядках. Мы видели на видеозаписи, что они просто есть в кадре и не более того. На площади, по некоторым оценкам, было от пяти до 15 тысяч человек. И на видеозаписи видно, что некоторые из собравшихся, возможно, спровоцированные милицией, такие кульбиты там совершают... И действительно дерутся с сотрудниками милиции.

Более того, согласно показаниям одного из сотрудников милиции, его ударил урной молодой человек в маске. Этого человека задержали и куда-то передали. Куда он делся, непонятно. И в суде его нет. Может, это был свой. Не знаю. Во всяком случае допрошенные (мы допрашивали Владимира Тора, Константина Крылова и других людей) нам говорили, что на площади среди активистов были члены «Молодой гвардии» и «России молодой». Поэтому странное это было мероприятие. И странные люди там присутствовали. Сейчас за все это должны отвечать наши ребята — члены «Другой России».

Приговор выносится в один день с приговором по делу об убийстве Свиридова. Честно говоря, меня этот факт очень огорчил. Потому что логика понятна. Здесь мы осудим нерусских, дадим им построже, а здесь — тех, кого мы считаем русскими националистами. Все скажут: это же не русские националисты! Это вообще «Другая Россия», она не имеет к ним никакого отношения. А им в ответ: берите что дают! Поэтому здесь мы дадим построже, и здесь дадим построже. А то, что они не виноваты… Как не виноваты? Будут виноваты.

Есть же дело Аракчеева, когда человека принесли в жертву такой ложно понятой политической целесообразности. И здесь может произойти именно это. Потому что процесс у нас явно просто гнали. Мы сидели до полдевятого, до десяти минут одиннадцатого, в прениях выступали почти до восьми часов. Чтобы наш приговор успел к приговору по делу Свиридова.

Журналисты мне сразу сказали, что приговоры у вас будут выносить вместе. Я, честно говоря, в это не верил. Но оказалось, что это правда. И я думаю, что это и обусловливает все судебные решения. То есть власть (я не знаю, какой «мудрый» политолог и аналитик ей посоветовал) решила, что перед выборами будет полезно и этих осудить построже, и наших подзащитных, которые вроде как русские националисты, тоже осудить строже. Вот такая логика процесса. И я думаю, что с такой логикой при ухудшении социально-экономической ситуации, что, к сожалению, неизбежно будет происходить, и нашу власть, и нас всех впереди ждут очень большие неприятности.

Разумеется, мы опротестуем приговор. Я этого даже не скрываю. На подобных процессах — у меня такой профессиональный азарт — делается практика. Кроме обычной кассации, кроме обращения в Европейский суд я еще обращусь в Конституционный суд. Потому что я давно добирался до процедуры признания незаконными показаний, полученных на следствии в отсутствие защиты.

Мы просили очную ставку с тем же Кубраковым. Нам отказали. Это вообще очень распространенная практика, когда следователь непонятно как допрашивает свидетелей, потом свидетели в суде отказываются от показаний и говорят, что из них эти показания выбили, но суд спокойно кладет их в основу обвинения. Я считаю, что на следствии свидетелей надо допрашивать в присутствии и противоположной стороны. Тогда будет настоящая состязательность процесса. А если свидетель в суде отказывается от показаний, признавать их недопустимыми доказательствами. И я уверен, что добьюсь того, что такая процедура будет признана незаконной.

Материал подготовили: Мария Пономарева, Алексей Козин, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Ольга Азаревич, Лидия Галкина, Александр Газов