С тем, что экстремизм представляет серьезную опасность, никто не спорит. Достаточно вспомнить захват воинствующими исламистами театрального центра на Дубровке в Москве или школы в Беслане. Это было не так давно, да и сейчас в северокавказских республиках идет гражданская война, которую только из соображений деликатности называют «вялотекущей». Стреляют в Ингушетии, в Дагестане и даже в Чечне, которую, если верить официальной пропаганде, Рамзан Кадыров привел к спокойствию, мирному труду и процветанию. Не далее чем в среду бандиты атаковали колонну внутренних войск в Ингушетии. А недавнее убийство муфтия в Казани и активизация радикальных исламистов в Поволжье свидетельствуют, что Кавказ перестал быть единственной зоной экстремистской опасности.
Но вот что удивительно: бравые офицеры ЦПЭ почему-то не рвутся на Кавказ, куда стремились за подвигами и романтикой молодые аристократы в XIX веке. Им неинтересно ни выслеживать банды бородатых моджахедов в горных лесах, ни внедряться в подпольные «джамааты». Активность «эшников» в Южном и Северокавказском федеральных округах ограничивается, кажется, одним лишь прессованием правой молодежи, которая устраивает «русские пробежки» и тому подобные «предосудительные мероприятия».
Еще один антиэкстремист с юга прославился тем, что оказался активным участником банды Цапка, за что был арестован. Речь идет об Александре Ходыче, руководителе подразделения Центра по противодействию экстремизму ГУВД Краснодарского края в станице Кущевской.
Но преимущественная область активности «эшников» — это Центральная Россия. Городские и региональные подразделения располагаются в просторных резиденциях (часто штаб-квартирами ЦПЭ становятся бывшие детские сады). Офицеры-антиэкстремисты посещают митинги оппозиции, на которых либо стоят в стороне с убийственно серьезным видом, либо снимают активистов на видеокамеру. Особым вниманием у «тамплиеров политкорректности» пользуются социальные сети, где они денно и нощно выслеживают врагов стабильности. Дня не проходит, чтобы мир не узнал об очередном страшном экстремисте, которого в России привлекли к уголовной ответственности за комментарий в ЖЖ или ролик «ВКонтакте».
Впрочем, деятельность «эшников» в борьбе с оппозицией не ограничивается сравнительно безобидными придирками к текстам лозунгов да засылке в организации стукачей и провокаторов. Антиэкстремисты не чураются и откровенного террора. Специально для тех, кто на службе, поясняю: террор — это не поджоги и взрывы, а нагнетание атмосферы иррационального ужаса. В этом направлении усерднее прочих работает некто Алексей Владимирович Окопный, знакомый многим оппозиционерам, причем некоторым — лично. По неофициальным данным, этот господин причастен к убийству нацбола Юрия Червочкина и к некоторым другим «акциям» подобного рода. Также (опять же — по неофициальным данным) он прославился форсированными допросами с применением психологического и физического давления на допрашиваемых. В частности, Окопный беседовал с националистом Даниилом Константиновым незадолго до ареста последнего и сказал ему следующее: «Там, где я, там трупы либо большие сроки». Судя по всему, демонический имидж весьма импонирует Алексею Владимировичу Окопному.
Если взять проблему в целом, то у Центра «Э» есть один серьезный недостаток — отсутствие практической пользы. ГИБДД, которое не ругает последними словами только немой, все-таки худо-бедно поддерживает порядок на автомагистралях. Уголовный розыск занимается расследованием реальных, представляющих общественную опасность преступлений. Но что полезного и нужного для страны и народа делают «эшники»? Неужели год условно по статье 282 УК РФ, который получит малолетний анархист или скинхед за «неполиткорректную» картинку в своем блоге, способствует установлению межнациональной гармонии и общественного согласия в стране? Способствует ли опасная и трудная служба «антиэкстремистов» борьбе с реальным криминалом?
По мнению Александра Куликова, депутата Госдумы от КПРФ, а в прошлом — сотрудника органов внутренних дел, ЦПЭ в принципе не способен решать вопросы, связанные с борьбой с преступностью. В то же время воссоздание структуры, ориентированной на противодействие организованным преступным сообществам, Куликов считает важнейшей задачей:
«Я считаю, что в свое время упразднение структур, занимающихся борьбой с организованной преступностью, было серьезнейшей ошибкой, — сказал коммунист. — Я неоднократно выступал, отстаивая необходимость восстановления подобного подразделения в системе МВД. К сожалению, при реформе МВД не было учтено это предложение, которое высказывалось и теми людьми, кто руководил и создавал УБОП: я имею в виду Гурова, Овчинского и ряд других людей. Поэтому ни одна структура не решает подобные задачи, особенно ЦПЭ».
Сергей Жаворонков, один из лидеров партии «Демократический выбор», отмечает, что структуры, сходные по сфере деятельности с российским ЦПЭ, существуют и в других странах. Однако принцип их деятельности имеет существенное отличие от направления работы российских «антиэкстремистов».
«Например, в Германии есть спецслужба, название которой переводится примерно как «Служба по защите конституции». Эта спецслужба отслеживает деятельность радикальных групп — мусульманских, в меньшей степени правых, которые могут совершать насильственные преступления. На профилактику или изобличение таковых нацелена их деятельность. Но их деятельность не нацелена на борьбу с политическими партиями как таковыми. В России же ЦПЭ — центр по борьбе с любой несистемной оппозицией. Речь не идет только о профилактике насильственных преступлений — речь идет о сборе компрометирующей информации, сборе оперативной информации, позволяющей противодействовать планам этих организаций» — говорит Жавроноков.
По мнению собеседника «Особой буквы», принципиальная разница между российским ЦПЭ и его западными аналогами в том, что «в нормальных странах такие службы занимаются противодействием насильственным преступлениям, а в России — противодействием оппозиции.
Материал подготовили: Владимир Титов, Роман Попков, Мария Пономарева
Комментарии