Александр Караваев, руководитель службы политического прогнозирования Информационно-аналитического центра МГУ по изучению общественно-политических процессов на постсоветском пространстве
Последствия этой войны, думаю, неожиданны даже для тех, кто ее инициировал. Хотя до сих пор нет ясного ответа, чья же это была инициатива: грузинского президента, или так сложились обстоятельства для российских военных, что они смогли вынудить грузинскую армию активно выступить, чтобы потом нанести по ней сокрушающий удар. В принципе, конечно, споры ведутся по сей день.
Кто от этого выиграл? Наверное, никто. Потому что в значительной степени эта военная акция была без заранее продуманных последствий. В Грузии, вероятно, надеялись, что им удастся закрепиться на территории Южной Осетии и как-то этот вопрос с сепаратистским конфликтом по линии российско-грузинской границы окончательно решить. К тому времени на стороне Михаила Саакашвили была международная поддержка, информационный фон был благоприятный. Видимо, они исходили из того, что все карты на их стороне.
К тому времени — к августу 2008 года — в течение трех лет с небольшими перерывами напряженность в этой зоне нарастала. Что сыграло злую шутку: многие смотрели на это спокойно, полагая, что в принципе это своеобразная тактика давления.
Как могла Россия отреагировать? Я думаю, что ответ однозначный: оставаться на месте было невозможно, прореагировать надо было, потому что когда одна из сторон конфликта прибегает к военным методам, то в ход идут пушки.
Через несколько дней после пятидневной военной кампании Дмитрий Медведев принял решение о независимости Южной Осетии и Абхазии. Тут, конечно, много вопросов, что в результате этого мы приобрели и потеряли. Есть неоднозначные суждения. Во всяком случае, Абхазия и Южная Осетия очень разные, хотя и в значительной степени привязаны к России, живут во многом за ее счет. Но это разные территории и по масштабу, и по своему развитию, экономическому, инфраструктурному. Видимо, было большой ошибкой ставить на одну доску Абхазию и Южную Осетию.
К Абхазии, например, — и это даже западные эксперты говорят — вполне применимо определение «государство». Поэтому такое решение было как-то оправдано. В отношении Южной Осетии это непонятное решение. Потому что речь идет о небольшом сельском аграрном районе. Население там составляет около 25 тыс. человек — размер небольшого московского муниципалитета. Давать такому образованию статус независимого государства как-то нелогично.
Мы получили от этого шага много неприятностей в плане международной реакций. Правда, она носила ситуативный характер, то есть все негативные реакции быстро утихли. Мировое сообщество быстро смирилось с этим, хотя в таких международных структурах, где принята состязательность сторон, — ООН, Парламентская ассамблея Совета Европы — дебаты идут до сегодняшнего дня. Однако в исторической перспективе давления на российских лидеров не обнаружено.
С другой стороны, Россия, на мой взгляд, приобрела новый дотационный регион, который требует достаточно много инвестиций, новую очередную черную дыру, в которую непонятно как улетают деньги. Конечно, сегодняшние проблемы с коррупцией и с отмыванием денег на Северном Кавказе — они точно так же проявляются и в Южной Осетии.
Москва и Цхинвал стоят на пороге перед оформлением отношений. По сути, это регион России. В общем, логично говорить о том, что нужно оформить эти отношения следующим шагом: необходим документ масштаба федеративного соглашения о вступлении ЮО в члены РФ. Но пойдут ли на этот шаг — сказать трудно.
С Абхазией все сложнее. Она претендует на то, чтобы играть самостоятельную роль в выборе внешнеполитических партнеров, внешних инвесторов. Конечно, российские деньги там доминируют. В частности, подготовка Сочи к Олимпиаде, безусловно, накачивает Абхазию деньгами. Но Абхазия — страна достаточно разнообразная по формату политической жизни, поэтому она имеет возможность встать на ноги.
***
Андрей Суздальцев, заместитель декана факультета мировой экономики и политики Высшей школы экономики
Мы получили очень тяжелую проблему во взаимоотношениях с Западом, только сейчас ситуация начинает потихоньку исправляться благодаря новому руководству Грузии. Но на самом деле это были годы холодных отношений с Евросоюзом и США.
С другой стороны, появилась ясность о ситуации в Грузии. До войны мы придерживались позиции сохранения ее территориальной целостности, но отказались от этой позиции и признали независимость Абхазии и Южной Осетии.
Для Абхазии и Южной Осетии итоги войны оказались благоприятными: они получили независимость, правда, мало кто ее признает, кроме России. Тем не менее они сейчас вправе самостоятельно распоряжаться своей судьбой, это их собственный национальный дом.
Хотя Южная Осетия очень тяжело пострадала от боевых действий. Как мы сейчас наблюдаем, помощь на восстановление городов не до конца активно используется. Грузия в пиар-целях приложила максимум усилий, чтобы отстроить свои территории. Это подается так, что у них все хорошо, а на другой стороне еще много развалин.
Для Грузии это национальная катастрофа. Вернуть Абхазию и Южную Осетию, конечно, невозможно. Но разговоры об обязательном реванше заводят наши взаимоотношения с Грузией в определенный политический тупик.
Однако это не мешает сейчас выстраивать экономические связи: возвращается на российский рынок грузинское вино, минеральная вода, наверное, в скором времени вернутся и фрукты.
Материал подготовили: Татьяна Рязанова, Александр Газов
И результатом его нерешительности стала гибель жителей Цхинвала и российских миротворцев.
Медведев такие обвинения отвергает, утверждает, что решение принял своевременно и свои обязанности Верховного главнокомандующего вооруженными силами России исполнил добросовестно.
Но ведь достаточно посмотреть фильм «Потерянный день», где всё чётко доказано — Медведевская медлительность привела к гибели людей. Если б вовремя не вмешался Путин и не заставил ДАМа начать боевые действия, потери были бы на пару порядков больше. И война бы длилась намного дольше.
Ведь по большому счету и Саакашвили начал эту войну прежде всего потому, что президентом РФ был Медведев, а не Путин. Был расчет не только на слабость руководителя, но и на его «приверженность западным ценностям». То есть в лице Медведева мы имели в то время президента без первой буквы в этом слове.
Не случайно он впоследствии как бы оправдывался, настаивал на версии о том, что это именно он был инициатором ввода войск в Южную Осетию, рассказывал, что в первые три дня грузинской агрессии он вообще не связывался с Путиным. И был многократно уличен в этой лжи, а после и сам признал, что, мол, да, обсуждали с Путиным возможность введения войск в Южную Осетию.
Медведев — это какой-то позор, вот и весь сказ.