Процессы против членов НБП шокировали общество
Я приведу для примера два самых громких процесса, которые получили, не побоюсь этого слова, мировую известность. Это процесс о так называемом захвате Минздрава, когда в 2004 году группа молодых людей проникла в приемную министра здравоохранения и социального развития, там забаррикадировалась и протестовала против монетизации льгот. Тогда ребята были осуждены к пяти годам лишения свободы. Потом, правда, Московский городской суд снизил им сроки — мой подзащитный был освобожден условно досрочно.
Но тем не менее, когда они это делали, никому и в голову не приходило, что это выльется в уголовную статью — я просто точно знаю из разговоров с ними. И для нас, для адвокатов, это был шок. Потому что максимум, что они делали — это административное правонарушение: ну пятнадцать суток отсидели, штраф какой-то получили. Но они получили по пять лет лишения свободы. Я помню, тогда для общества это был шок. Но тема продолжилась.
Через некоторое время начался процесс над 39 молодыми людьми и девушками — насколько я помню, там было семь девушек, из них девять несовершеннолетних. По версии следствия, они устроили массовые беспорядки в кабинете 3 х 4 метра в общественной приемной при Администрации президента. А они утверждали, что в этот день хотели прийти на прием к помощнику президента по экономическим вопросам Илларионову.
Во-первых, они все были арестованы. Опять же, никто даже предположить этого не мог, потому что по тем временам это было максимум административное правонарушение. Их обвинили сначала, ни больше, ни меньше, в попытке насильственного захвата власти по 278 статье (до 20 лет лишения свободы). Потом дело переквалифицировали на массовые беспорядки. Опять же, понятно: вот помещение 3 х 4 метра — как здесь могут быть массовые беспорядки? Есть совершенно четкая практика Верховного суда, что массовые беспорядки — это действие на огромном пространстве с большим количеством людей, сопровождающееся уничтожением или повреждением имущества.
Но вот эти все ребята были осуждены. Практически год они провели под стражей. 31 человек потом был освобожден в зале суда, а 8 человек еще остались сидеть дальше.
Кроме того, на этом процессе произошла история, которая, наверное, действительно шокировала общество своей жестокостью. Это, если помните, история с моим подзащитным голландским подданным Владимиром Линдом, которого не отпустили попрощаться к умирающему отцу. В Голландии предусмотрена процедура эвтаназии, и поскольку у отца был рак в последней степени, он знал, когда именно умрет. Поэтому писал соответствующие письма в Россию, чтобы его сына отпустили. Голландское посольство дало за него поручительство. То есть, фактически, это поручительство от имени королевы Нидерландов.
Владимиру Линду было сначала отказано в суде. Потом мы обжаловали это в Мосгорсуде, но и там ему было отказано. Естественно, наш уполномоченный по правам человека Владимир Лукин говорил, что это невероятная жестокость и что она просто дискредитирует российское правосудие. Я полностью с ним согласен.
Вот тогда мы увидели, насколько серьезно существует установка по репрессированию этой организации, даже если здесь при таких обстоятельствах человек не был освобожден, хотя, по большому счету, никого из них не надо было сажать…
Понимаете, было зрелище очень тяжелое: огромная клетка — мы слушали дело в Никулинском суде, потому что в Тверском суде просто помещений таких нет, — наполненная сплошь молодыми людьми, «очкариками» и «ботаниками», все абсолютно с интеллигентными лицами, большинство в очках, совершенно характерного телосложения. Я помню, когда выводили на цепях девушек — девять девушек сковывали длинной цепью как в Гуантанамо. Если кто-то забыл, я бы хотел это напомнить.
Очень большой интерес был у средств массовой информации. Все мировые агентства, газеты и проч. проявляли к этому процессу огромный интерес. И вот когда заводили этих девушек — шквал щелканий блицев. Я тогда думал: ну кто же до этого додумался, кто мою страну вот так дискредитирует перед всем мировым сообществом, устраивая вот это показательное шоу?
Естественно, оппозицию, и в частности нацболов, это не испугало. А вот ущерб нашей стране как демократическому государству нанесло огромный.
Потом Европейский суд по правам человека в части Владимира Линда поправил наше правосудие, признав, что он был неправомерно заключен под стражу, что с ним бесчеловечно обращались и что было допущено недопустимое вмешательство в частную жизнь.
Какие, на мой взгляд, сделали из этого выводы? В общем-то, процессы над национал-большевиками продолжились. Но их уже стали гораздо меньше освещать в прессе. Вот приведу пример: в прошлом году группа ребят (у них были листовки с подписью «национал-большевики» — они отрицают свое членство в партии, но заявляют о том, что они национал-большевики) захватила общественную приемную Министерства иностранных дел. Они хотели привлечь внимание общества к положению русскоязычного населения. Их было 13 человек. Так вот их сейчас судят каждого по одному, не создают один большой процесс.
Сделали выводы, видимо, что не надо привлекать большое внимание прессы. Вместо того, чтобы просто от них отстать, наказывать как-то административно, — такие меры государственного воздействия, на мой взгляд, неадекватные продолжаются.
Но я лично искренне считаю, что может быть наш президент просто не в курсе всех подробностей. Я уверен, что это идет не от него. Никак это у меня в голове не укладывается: Медведев и такого рода процессы. Я надеюсь, что рано или поздно этому будет положен конец, и наше уголовное законодательство будет применяться не для борьбы с инакомыслием, а для борьбы с преступностью.
Комментарии