Дело Юрия Шутова

Дмитрий Аграновский, адвокат Юрия Шутова, ч. 2

Нам постоянно намекают, что в этом деле как-то замешан Путин, что это интересно Путину. У меня таких данных нет. Я прочитал почти все книги Шутова, я прочитал много его публикаций, но фамилии Путин нигде не заметил. Более того, я специально этим занимался. Я пытался обнаружить какие-то причины, именно у Путина, по которым Шутов был посажен. Мне этих причин обнаружить не удалось.

Вот о Собчаке в его книгах говорится совершенно конкретно. Они действительно были злейшими врагами. Да, Шутов в свое время вместе работал с Путиным. Каким был характер их отношений, я не знаю. Шутов говорит, что достаточно дружеским. То есть мне не удалось обнаружить никаких данных о том, что Путин каким-то образом был причастен к делу.

Меня часто спрашивают: «А кому было выгодно, чтобы Шутов сидел?» Ответ прост: почитайте его книги. Еще раз воспроизведу названия: «Ворье», «Как закалялась шваль», «Собчачья прохиндиада, или Как всех обокрали».

Кроме того, Шутов был председателем комиссии Государственной думы по проверке результатов приватизации в городе Санкт-Петербурге в 90-е годы. В «лихие 90-е». Бандитский Петербург и все такое.

Я лично думаю, что Шутов невиновен. Я, конечно, знаю материалы дела и не вижу в них признаков его виновности. Но я сомневался в ней с самого начала. Написание таких книг и руководство бандой у меня в голове не укладывается никак. Я надеюсь, что в данном случае Юрий Титович на меня не обидится, но его можно было взять, чтобы развалить банду, а не чтобы ее создать. Он писатель, но никак не организатор.

Поэтому мне кажется, что его книги и были главным поводом к суду над ним и последующим приговором. Потому что в тот момент книги эти звучали. Я услышал о Шутове задолго до того, как вступил в дело. Я читал его статьи. Я читал многочисленные публикации в прессе. То есть его имя звучало. Его запросам, его письмам, его статьям давали ход депутаты Государственной думы. Вы помните, какая в 90-х годах была Государственная дума? Там все-таки имелось большое патриотическое левое крыло. И Шутов без труда находил понимание, когда указывал на какие-то недостатки в приватизации или какие-то нарушения законодательства.

Какие нужны еще причины? Я не вижу других причин. Потому что, на мой взгляд, в деле нет доказательной базы.

Кроме того, поражает, с какими нарушениями оно слушалось. В этом не было совершенно никакой необходимости в конце концов. Ну, дали бы ему суд присяжных. Почему надо было удалять на весь процесс? Я сталкивался со случаями, когда человека удаляют из зала суда за нарушение порядка. Но как это всегда делается: удалили, привели, удалили, привели. Помните дело Клочкова? Его часто удаляли. Но чтобы с самого начала, еще до оглашения обвинительного заключения, человека удалили и привели только на приговор?! Я о таких случаях просто не слышал. А ведь при этом его не за форточку разбитую судили. Он получил пожизненный срок, то есть самое серьезное из всех наказаний, которые применяют сейчас на территории Российской Федерации. Я не понимаю, зачем надо было слушать дело в закрытом режиме. Я не понимаю, почему нельзя было дать ему возможность заключить соглашение с новым адвокатом. Я не понимаю, почему Гимранову, этому татарину, нельзя было дать переводчика. Это всегда делается, абсолютно во всех судах.

Поэтому я все-таки думаю, что это дело было как-то политически обусловлено. Но с тех пор прошло уже некоторое время, поэтому я надеюсь, что сейчас ничто не помешает пересмотреть его приговор и принять справедливое решение.

Пусть будет принято справедливое решение. В конце концов, если присяжные признают его виновным, ну что ж, глас народа — глас Божий. Я лично уважаю решения судов присяжных. А если не признают, тогда главное, чтобы он просто дожил. Конечно, состояние здоровья его не очень. Но на основании личного общения могу сказать, что это человек, изначально обладающий очень хорошим здоровьем и очень сильной волей. Волей к победе.

Он, конечно, никакой не руководитель, никакой не организатор, тем более не организатор банды, но в том, что касается банального выживания, — тут, я надеюсь, он дойдет до победного конца.

Но я хочу сказать, что если все-таки, не дай Бог, что-то случится, это не препятствие для производства в Европейском суде. Все равно производство по нашей жалобе будет доведено до конца.