Громкое дело 19-летнего Игоря Кириловского, арестованного за разбой, несмотря на стопроцентное алиби

Громкое дело Игоря Кириловского, ч. 2

РП: Скажите, вот с учетом этих данных о личности обвиняемого, почему следствие избрало в качестве меры пресечения заключение под стражу?

ТП: Во-первых, сегодня следствие ходатайствует об аресте практически по любому преступлению — такая вот устоявшаяся и порочная, на мой взгляд, практика. Ведь заключение под стражу, по закону, это исключительная мера и применяется тогда, когда невозможно применить любую другую. Все это написано в законе.

Исходят тут из того, что это особо тяжкое преступление — разбой относится к категории особо тяжких. Хотя это тоже неправильно, и Конституционный суд не раз указывал на то, что тяжесть содеянного не является основанием. Вдобавок следствие всегда пишет, что у них есть основания полагать, что обвиняемый (или подозреваемый) скроется от следствия, будет препятствовать следствию, оказывать давление на свидетелей или заниматься преступной деятельностью. Опять же, по закону, они обязаны представить доказательства своих предположений. Этого никогда не делается, а судьи идут на поводу.

Что касается Игоря, то, скорее всего, ему избрали эту меру пресечения потому, что он не житель Москвы, а житель области. Во-вторых, у него есть возможность выезжать в Израиль. Впрочем, в таких случаях обычно просто изымается загранпаспорт. Видимо, побоялись, что он скроется. Но это, опять же, недальновидность — я бы сказала, неразумность — следствия, потому что сейчас они оказались в очень неприличном для себя положении. Они прекрасно видят по материалам дела, что безусловных доказательств его вины нет, а доказательство невиновности — алиби — налицо. Думаю, если бы он не был под стражей, они бы уже приходили сейчас к вопросу о прекращении дела. А теперь будут пытаться делать все что угодно, лишь бы направить дело в суд.

РП: То есть им нужно объяснить в своей отчетности: если уж просидел с января, то виновен.

ТП: Знаете, как любят говорить наши грамотеи: как возбУждено, так и осУждено. Так они и считают: раз дело возбудили, то он должен быть осужден. Это совершенно порочная практика, которая у нас, к сожалению, присутствует уже давно.

РП: А если еще и взятый под стражу…

ТП: Так еще и тяжкое преступление.

РП: Скажите, у вас как у адвоката какие планы на это дело? Что планируете, на что надеетесь?

ТП: Планы у меня, как обычно, адвокатские — воевать. У меня нет ни единого сомнения в том, что Кириловский невиновен, поэтому буду воевать до последнего. Вот сейчас написала жалобу в следственное управление города. И знаю, что оттуда уже поступило указание провести следственный эксперимент: то есть прокатиться от Королева до Москвы, чтобы выяснить, а мог ли он приехать. Теперь еще придется настаивать, чтобы меня допустили до участия в этом следственном действии, хотя они и так обязаны по букве закона.

Следственный эксперимент проводится так: максимально полно воссоздаются условия того дня, часа и места, которые проверяются, и проводятся те действия, которые были проведены в тот день. По большому счету следствие должно вывезти Кириловского на место (технически, правда, это весьма сложно — конвой и так далее). Но в этом случае они обязаны позвать меня, чтобы я могла зафиксировать вместе с понятыми, откуда выехал следователь, куда он ехал, как он ехал.

Это единственная маленькая победа на сегодняшний день — то, что удалось добиться проведения следственного эксперимента. Будем воевать дальше. Я полагаю, что Кириловский невиновен, и приложу все усилия, чтобы доказать это, освободить его из-под стражи, а дело прекратить.

РП: Вот вы весьма опытный адвокат. Скажите, часто ли в вашей адвокатской практике бывают дела, когда человека за уши притягивают к тяжкому уголовному преступлению? Или это из ряда вон выходящий случай?

ТП: К сожалению, нет. Не так давно у меня было в производстве несколько дел, когда люди были осуждены — по одному делу, при полном стопроцентном алиби (причем полностью доказанном материалами дела). А во втором случае судья, должно быть, вообще не читал дела, поскольку перенес материалы обвинительного заключения в приговор, где утверждалось, что вина такого-то и такого-то подтверждается опознанием и очной ставкой. А когда я открыла эти материалы (я не участвовала на стадии следствия, меня пригласили уже в кассационные инстанции), то увидела, что в этих протоколах написано совершенно иное: что опознание подтверждает невиновность и непричастность, и очная ставка тоже.

Тем не менее люди были осуждены. Один получил восемь лет, другой — восемь с половиной. Сейчас у меня война по второму делу в стадии надзора. Не думаю, что мне удастся повернуть все одними моими силами, но буду, естественно, пытаться. А первое дело — где стопроцентное алиби — переходит уже на стадию Верховного суда. Понимаете, я уже 17 лет адвокатствую и могу сказать, что за последние семь-восемь-девять лет правосудия не стало совершенно. Еще лет десять тому назад судьи хоть как-то прислушивались к защите.

С точки зрения закона прокурор, судья, следователь и адвокат — равные стороны в процессе. Но в нынешнее время адвокат — абсолютно нежелательная персона и для следователя, и для прокурора, и для суда. И всегда стоит, если можно так сказать, в оппозиции. И это очень грустно, ведь у нас на сегодняшний день около миллиона человек под стражей — это данные ФСИН, а реальные данные, думаю, еще выше. Около миллиона под стражей, а осужденных-то еще больше. А оправдательных приговоров — 0.5 процента. Если вспомнить наших отцов, бабушек и дедушек, которые жили во времена Сталина, то даже в ту пору оправдательных приговоров было 10—12 процентов по стране. Представляете, какой у нас творится сейчас правовой беспредел?

РП: На ваш взгляд, ситуация в Москве особенно плоха по сравнению с Россией (в плане именно справедливости приговоров)?

ТП: Вы знаете, из Москвы все идет. Если вспомнить наше не очень давнее прошлое, когда был Советский Союз, всегда все оглядывались на Москву: а что там в Москве скажут? То же самое происходит и сейчас. В Москве есть Мосгорштамп — это Мосгорсуд, который уже давным-давно и вполне заслуженно называется Мосгорштампом. Оттуда идет вся давиловка на московских судей, да и остальные оглядываются сюда же.

Вот у меня бывают дела по регионам, и там послушание закону и совестливости — именно совестливости — гораздо больше, чем в Москве.

РП: Что ж, на этой оптимистической ноте и закончим нашу сегодняшнюю беседу. Удачи вам, и надеемся, что справедливость восторжествует.

ТП: Спасибо, я тоже на это надеюсь.

Материал подготовили: Роман Попков, Тарас Шевченко, Виктория Романова, Нина Лебедева, Мария Пономарева, Александр Газов