Реформа правоохранительной системы

Кирилл Кабанов, закон «О полиции», ч. 1

Есть два подхода к рассмотрению нового закона «О полиции». Первый подход — то, что нам продекларировал и презентовал президент Российской Федерации. Основная ценность — гражданин. МВД будет отчитываться перед гражданами различной формой отчетности. МВД будет открыто, оно будет защищать честь и достоинство граждан, иногда будет извиняться перед гражданами. Это не просто идеология, это прорыв, реальное изменение — то, что ждали.

Открываем законопроект, начинаем читать. Оказывается, у нас МВД защищает здоровье, жизнь, имущество. Про честь и достоинство не написано ничего. Но написано, что они будут принимать экзамены по Конституции. Но что будет делаться, если ты не знаешь Конституцию, и является ли это основанием для увольнения, какого-нибудь административного взыскания, не написано.

Вроде бы логика есть. Начинаешь думать: как все это будет реализовываться?

Президент сделал уникальную вещь — открытое обсуждение этого закона. Он объявил, что 7-го числа закон будет выложен для публичного обсуждения. 7-е число наступило, но, по моим ощущениям, новый день начинается в 0 часов и 00 минут, а доступ к закону открылся во второй половине дня. До этого было огромное количество выходов, и кто-то не вышел. Кому интересно — вышел. И сейчас президент говорит о том, что начинает наступать ответственность.

Эти поправки во многом очень правильные. Действительно, очень много толковых поправок. Замечательно, что нам сказали, что нельзя бить по голове дубинкой. Замечательно, что написано, как и в старых законах «Об оружии» и «О милиции», что нельзя применять автоматическое оружие в местах общественного пользования. Только единственное для меня непонятно: почему сотрудники МВД — в городе, в метро, где угодно — и с автоматами? Это, что ли, такой фетиш?

Прочитал основания для увольнения. Большая часть — невыполнение приказа, нарушение должностных инструкций. А про оскорбление и унижение достоинства гражданина там вообще ничего не написано, хотя мы в МВД такие поправки направляли как предложение. Ведь это должно быть основой службы в органах полиции.

Название «полиция». Наверное, правильно, что, если меняем идеологию, значит, нужно менять и подход. За последнее время понятие «ментовского беспредела» дискредитировало понятие милиции.

А вывод за штат… Кто-то говорит, что это неправильно, что будут уволены лучшие кадры. Я сейчас посмотрел, оценил несколько ситуаций, связанных с конкретными историями — с делом Магнитского, например. Президент давал указания провести подробную проверку. Наказали всех: следователя, его начальницу, которая руководила, сотрудников ФСБ, которые были с ними в связке, которые фактически давали команды на осуществление давления и которые заключили под стражу Магнитского. Но никаких изменений не происходит. Больше того, начальник Следственного комитета при МВД говорит: «А у нас таких проверок не проводилось».

Или направляем материалы по заказным делам. Мы говорим: «У нас есть ощущение и фактура, что дела заказные, которые отнимают у сотрудников милиции огромное количество времени, сил, средств и вообще разрушают правовую систему». Приходят те же самые отписки.

Но сначала была работа. То есть первоначально к нам присылали материалы. Была очень серьезная работа по линиям ОСБ. Постепенно стали идти отписки. Даже не пишут, под каким номером какое письмо нам послали, что проверено, что нарушений не выявлено.

То есть эта система полностью сформировалась в негативном смысле. Она готова быстрее выполнять указания своих товарищей с Лубянки — коммерческие и некоммерческие, — чем указания президента. Потому что эти товарищи влияют на их кадровые назначения и вообще на их жизнь: дают им возможность зарабатывать или не дают им возможности зарабатывать, оценивают их как лояльных или не оценивают их как лояльных.

Поэтому, когда мы говорим об этом законе, мы должны понять, что мы всю систему будем переводить под это правовое понятие. Это очень важно. Мы оставляем эту систему как часть, пытаемся сделать хорошими полицейских, а остальные-то как? Все-таки у нас равенство перед законом связано с прокуратурой. Как мы будем жить дальше? Как суды? Как их связка? На это закон не отвечает.

Есть несколько норм, которые для меня становятся примером закаливания коррупционных практик. Например, норма, связанная с обменом информацией с налоговыми органами. Есть такая практика на сегодняшний момент, когда бизнесмены, которым выставляют налоговую претензию, в большинстве своем идут в суд. И, как ни странно, большая часть налоговых претензий в суде отбивается. Это практика за последние два года. Что сейчас делают налоговые органы? По некоторым историям они быстренько идут к сотрудникам МВД, те возбуждают уголовное дело, и тут начинается коррупционная сделка. Это уголовное дело, это не гражданский спор. Но они быстренько это делают.

Мне совершенно непонятно: есть ли у нас банковская тайна или нет? В случае необходимости сотрудники МВД смогут забрать данные по всем движениям по счетам. Это так. Но на каком основании? Где санкция суда? Я понимаю, что в правовой системе санкция суда формальна, но она должна быть. Может быть, потом правовая система изменится к лучшему. Может, сознание судей изменится. А мы берем и закладываем бомбу для следующих коррупционных шагов: сбор информации по конкурентам, сбор информации о том, насколько можно развести того или иного клиента, сколько денег с него можно снять. Эти нормы в практическом поле применения в коррупционной системе являются очень коррупционноемкими.

Кирилл Кабанов, закон «О полиции», ч. 2

Также в законе ничего нового не сказано о дополнительном социальном пакете для милиционеров. Мы же говорили, что нужна «морковка». Написано: обеспечение жильем будет производиться по законам, действующим в Российской Федерации. Мы говорили о том, что сотрудник милиции должен получать либо беспроцентную ссуду, либо сразу получать жилье, стоимость которого за безупречное несение службы постепенно гасится. Чем выше должность, тем лучше жилищные условия. Их можно улучшать. Замечательно, то есть ты привязан. Дальше ты связываешь свою историю с пенсией и со страховыми выплатами, с обеспечением бесплатным образованием, с хорошим образованием для членов семьи, если ты в особых условиях участвуешь. А этого нет. То есть социальный пакет тоже непонятен.

И возвращаясь к истории со знанием Конституции. Мы смотрим, что у нас делается, когда у нас собираются граждане. Понятно, мы Конституцию изучили. Мы знаем, что такое 31-я статья, другие статьи. Мы знаем, что такое 4-я статья Конституции, 18-я статья Конституции. Замечательно. Мы приходим и видим, что собрались граждане и что-то кричат, может, даже не экстремистское, но мешают проезду. Мои законные требования как сотрудника милиции — прекратить, разойтись. Читаешь, и прямо слезы наворачиваются. Представляешь картину, как сотрудники милиции с мегафоном просят разойтись. А потом читаешь следующую статью, а там какой-то промежуточек вставлен, разбит красиво, «Об основании применения физической силы»: «невыполнение законных требований сотрудников милиции». Надо отметить в скобках — «по голове не бить».

Но тогда появляется вопрос: «А что нового?» Новый подход президента, новая идеология, о которой говорит президент, новый технологический процесс при обсуждении закона. А в законе-то что нового? Я ничего нового для себя в этом законе не заметил.

Ответственность усилена по поводу работы журналистов? Да, она усилена. Теперь сотрудники милиции не имеют права общаться со средствами массовой информации, что нарушает по своей сути закон о деятельности журналиста. Это источник. Подберу источник в МВД.

Понятно, что сотрудник МВД не имеет права публично негативно высказываться о руководстве, о ведомстве и вообще о власти, — это новое. Этого в том законе не было. Публично — это как? Два человека — уже публично. Если он скажет, что его начальник — чудак, начальника начальник — чудак и самые главные начальники тоже чудаки, а тут его слова возьмут и запишут. Значит, что есть основание для увольнения или для взыскания? Наверное, да, согласно закону.

То есть я сразу вспоминаю замечательную книжку «Урфин Джюс и его деревянная армия». Вот и у нас, получается, должен быть один Урфин Джюс, а остальные все — солдаты со знанием Конституции, которые по голове бить не должны. Вот идеальная модель, которую себе представляют разработчики закона. При этом они могут материться, по большому счету называть как угодно граждан, потому что они ни честь, ни достоинство не защищают. Но, наверное, и правильно в законе написано. Потому что там не осталось ни чести, ни достоинства наших граждан. Это следует из закона.

Я мог бы говорить об этом более сдержанно, если бы я не направил соответствующие поправки в МВД. Еще год назад наша организация подписалась под эту историю. Если мы на сегодняшний день будем выполнять стратегическую линию президента, то... И президент в своем промежуточном выступлении буквально вчера говорил о том, что нужно учитывать эту составляющую — честь и достоинство.

Если я хотя бы в законе увижу это, мне будет неинтересно, есть налоговая или нет. Потому что у каждого гражданина появится основание для того, чтобы требовать, самому предъявлять сотрудникам милиции иск и заявление. Причем не через суд. Обматерили тебя — ты на диктофон записал, приехал и сказал: «Ребята, я пишу заявление и прошу уволить данного сотрудника, который меня оскорбил. Не выполняете пункты федерального закона, я в суд иду». Или они боятся — те, кто писал этот закон, — что у нас некому в милиции будет работать?

То есть в милицию идут те, кто не может сдержать свои эмоции. Единственное — их нужно предупредить, что по голове нельзя бить. Это же маразм — не бить по голове! Это в федеральном законе написать?! Это как раньше в туалетах вешали объявления, что чисто не там, где убирают, а там, где не сорят. Не надо плевать в унитаз, не надо бросать бычки в унитаз. Каждый шаг нужно описывать, лишь если мы говорим, что будем формировать некую армию деревянных солдат, которые будут ходить по цепочке: сдал экзамен по Конституции и дальше пошел, по голове не ударил — молодец.

И, кстати, опять вопрос об идентификации сотрудников милиции, сейчас полиции. Чтобы не происходило так, как у нас происходило с журналистами, когда руки ломали. Говорят: «Мы не можем их найти, идентифицировать не можем». Хотя камера есть. Но им наплевать на видеосъемку. Кто сломал руку? Как сломал руку? Как в детском саду: «Я не ломал. Я не трогал». Им говорят, что они не могли сломать руку.

Мы задаем вопрос: «Все-таки что происходит?» Не хочется верить, что президент лукавит, что пытаются пропихнуть некие вещи и сохранить как угодно функции подавления. Это основная функция — функция подавления. Оставим одну функцию основной, в законе о ней напишем. Тогда все становится логичным и понятным. Потому что, если основная функция — подавление, а не защита, тогда все становится логично.

Я надеюсь, что многие вещи будут учтены. Поскольку было бы смешно, ведь многие граждане, особенно продвинутые пользователи, всю эту информацию собирают: какие были там поправки, высказывания. И посмотрим, как они будут реализованы в этом законе.

Понятно, что этот законопроект готовился в недрах самой структуры. И ничего другого ожидать от него было нельзя именно с той позиции, которая есть. Если этот шаг президента получит практическое исполнение, если будут учтены все эти пожелания, то, я думаю, это очень тонкий политический шаг. И этот шаг может показать то, к чему президент постоянно призывал, — влияние общества на ситуацию.

Будем надеяться на это. Я надеюсь.