Постсоветское пространство

Сергей Алексашенко, Таможенный союз, ч. 1

Вы знаете, мне кажется, что, анализируя Таможенный союз — почему он возник, зачем он возник и чего от него ожидать, — в первую очередь нужно связать два события: семидесятилетие президента Казахстана Нурсултана Назарбаева и подписание всех документов о создании Таможенного союза, которое произошло случайно в Алма-Ате.

Конечно, это подарок Нурсултану Абишевичу от российского руководства. Понятно, что Нурсултан Назарбаев — великий политик на постсоветском пространстве. Он успел себя зарекомендовать и в советские годы. Успел стать значимым игроком в последние месяцы жизни Советского Союза и играл важную роль во всех политических процессах. И удержался у власти, и создал, скажем так, не самую плохую модель государства на постсоветском пространстве. Весьма специфическую, с проблемами, со «своими тараканами», но тем не менее создал работающее и функционирующее государство. Он выступал и выступает таким продолжателем и носителем того прошлого, которое наши политические лидеры — в первую очередь Владимир Владимирович — называют «крупнейшей геополитической катастрофой», то есть развал Советского Союза.

Мне кажется, что у наших руководителей, в первую очередь у Путина, эта такая фантомная боль — развал СССР. И все, что можно сделать, для того чтобы его восстановить, он будет делать. И если для этого нужно назвать ежа ужом, а тигра медведем, то будет делать.

Мне кажется, что создание Таможенного союза — один из этих шагов. Собственно говоря, аналогии можно провести: у нас уже 10–15 лет существует Союзное государство России и Белоруссии. Мы понимаем, в чем смысл этого государства? Нет, не понимаем. Ну, кроме того, что мы можем из одной страны в другую попасть без пограничного контроля. Ну, можно вступить в Шенгенскую зону, быть отдельным государством и тоже ездить, подписывая соглашения о безвизовом контроле. То есть ясно, что Союзное государство этим не исчерпывается.

То же самое с Таможенным союзом. В принципе, создание Таможенного союза в экономической теории и практике — это инструмент развития экономических взаимоотношений, торговли между разными странами, между экономиками. Много ли торговли будет между Россией и Казахстаном? Не очень. Сейчас включатся Таджикистан и Киргизия. Это сильно добавит в нашу экономику?

Если сравнивать Таможенный союз с наиболее яркими примерами — это Европейское сообщество, которое считалось объединением угля и стали, где были мощнейшие экономики Франции, Германии, Италии, которые создали костяк. Или объединение североамериканское, НАФТА: США, Канада и Мексика. В обоих случаях понятна экономическая целесообразность — американская экономика получала доступ к дешевой мексиканской рабочей силе, Европа снимала границы и преодолевала военные разногласия, договаривалась о единой политике по углю и стали, которые были базовым товаром у этих стран, вокруг которого шли многочисленные товарные конфликты и товарные войны.

О чем договариваемся мы с Казахстаном и с Белоруссией, понятно совсем плохо. Потому что о функционировании институтов, по российской традиции, договорились плохо. Потому что в начале этого года институты таможни не работали. То есть тяжело было партиям огромного количество товаров…

Так и сейчас — вступил кодекс, и выяснилось, что мы почему-то не готовы. И существует огромное количество нерешенных вопросов, решение которых отложили на потом, — начиная с пошлин на нефть и газ и кончая списком из 409 позиций, которые есть у Казахстана.

Мне кажется, что Бразилия сопоставима по населению с Россией. Там населения достаточно, чтобы страна была самодостаточной. У них есть торговое объединение Меркосур, но это чисто торговое объединение.

Есть Турция — самодостаточное государство. 75 или 80 миллионов человек населения. Да, они хотят вступить в Европейский союз, но это не мешает сегодня Турции быть конкурентоспособной экономикой и нисколько не мешает ей развиваться.

Есть и Швейцария, которая не входит никуда. Даже в Европейское сообщество. Только в Шенгенскую зону вошла. Ее население вообще меньше десяти миллионов человек, но найдите более процветающее государство, чем Швейцария.

Поэтому все эти разговоры о том, что для нормального развития экономики нужно 300 или 270 миллионов населения, — все это ерунда.

Наверное, политики эти и говорят, что объединение… Часто этот аргумент можно услышать. Мол, просто арифметическое объединение населения России, Казахстана и Белоруссии увеличивает рынок со 140 до 160 или 170 млн человек. Но ведь по большому счету мы производим там все одно и то же. Посмотрите на структуру товарного экспорта из России и Казахстана: нефть, метал и газ. Вот три позиции у нас и три позиции у них. В мир ничего другого не продаем.

Я понимаю, если бы Казахстан на весь мир, например, продавал товары легкой промышленности, а у нас существовали какие-нибудь торговые таможенные барьеры, которые китайское пускали, а казахское не пускали. Тогда можно было бы предположить, что казахские товары, если мы для них снимаем пошлину и они резко прорываются и вытесняют китайские… Конечно, нет там никакой обрабатывающей промышленности. Есть она в определенной мере в Белоруссии, в первую очередь связанная с сельским хозяйством.

Ну, с сельским хозяйством у России существует товарный дефицит по многим базовым позициям — по мясу, по молоку, подсолнечному маслу. И понятно, что так или иначе Россия будет получать у Белоруссии. А у кого? Видимо, у Белоруссии, потому что ближе всего. Можно и свежее молоко покупать. Будет Таможенный союз или не будет Таможенный союз — все равно будем покупать у Белоруссии. Потому что Белоруссии свое молоко деть некуда.

Поэтому мне кажется, что нет такого товара ни у одной страны. Мол, мы хотим к вам продавать, но наш товар вы не пускаете или он неконкурентоспособен. Вот снести пошлину, и он сразу завоюет рынок. Нет таких товаров.