Особое видео: RESET.ПЕРЕЗАГРУЗКА

Чем отличается ЕС от СНГ?

Лев Гулько: Все чаще и отчетливее в мире звучат слова об отмене визового режима между Россией и ЕС. В частности, президент Российской Федерации Дмитрий Медведев сказал, цитирую: «Отмена визового режима между Россией и ЕС — требование времени». По словам главы государства, установления безвизовых отношений между Россией и ЕС хочет и бизнес, и простые россияне. Можно сделать упор на слово «бизнес».

Павел Шипилин: А простые европейцы, интересно, хотят отмены визового режима с Россией?

ЛГ: Они тоже бизнес, простые европейцы.

ПШ: Просто интересно: это завлекаловка такая со стороны ЕС или действительно что-то такое должно изменить в их жизни?

Сергей Алексашенко: Вы знаете, мне кажется, как раз со стороны ЕС это не бизнес. Что бы они ни говорили, Россия для европейских бизнесменов пока что не является сильно привлекательным местом. Если не считать российского круга европейских компаний, которые нашли свое счастье невдалеке от российского государства.

ПШ: Настороженно относятся?

СА: В основном да. Все хорошо знают про коррупцию. Все хорошо знают про российскую бюрократию. Все хорошо знают про всевозможные ограничения, которые существуют в России. Сказать, что европейский бизнес рвется в Россию, а мы его сюда не пускаем и держим исключительно визовый режим, — сказать неправду.

Мне кажется, что основной европейский визитер в Россию — это турист. Это человек, который хочет посмотреть Санкт-Петербург, это человек, который хочет посмотреть Москву и, может быть, еще путешествовать по Золотому кольцу России. Совсем единицы хотят увидеть Байкал, Камчатку, экзотические места. Ну, это единицы. И, собственно говоря, это тот европеец, к которому обращен российский безвизовый режим.

Со стороны России — наоборот. Со стороны России — массовый турист, массовый отдыхающий едет в Турцию, едет в Египет.

ПШ: Опять же, не в Европу…

СА: Не в Европу. И это тоже понятно: основной туризм — особенно для таких стран со средним уровнем достатка, как Россия, — это поездка к теплому морю. У тебя есть две недели, и ты едешь со всей семьей погреться к теплому морю — это нормально. Это так. И странно было бы сказать, если бы было по-другому. Поэтому сказать, что российского туриста как раз в Европу массово сдерживают, тоже нельзя.

То, что касается российского бизнеса или российского высшего и среднего класса, который не только у моря хочет посидеть, но и посмотреть на культуру и на сокровища Европы, — его все это сдерживает. То есть как раз против той потенциальной опоры, движущей силы потенциальной российской модернизации направлено это визовое ограничение. Но что еще сказать?

ПШ: Но ведь когда границы открыты, все же лучше.

СА: Здесь спорить невозможно. Мне кажется, что сегодня, конечно, такая переговорная и дискуссионная позиция российских властей гораздо понятнее. Мол, мы готовы хоть завтра, нам нечего скрывать.

Единственное, что мне бы хотелось сказать, — что мы готовы в одностороннем порядке. Вот если я правильно понимаю, что основной визитер из Европы — это турист, который приедет в Россию и оставит деньги, — так надо открыть ворота ему. Пустить их. Они говорят: «Нет. У нас принцип: только на взаимности».

ЛГ: Ну, это тоже может односторонний порядок частично потерять собственное достоинство.

СА: Понимаете, вам шашечки или ехать?

ЛГ: Хорошо бы и то и другое.

СА: Вот если шашечки, то на двухсторонней основе. А если ехать, то на односторонней.

ЛГ: Может, выгоду какую из этого можно потянуть?

СА: Я думаю, что все-таки переговоры по визовому режиму — они не коммерческие.

ЛГ: Это политика.

СА: Это исключительно политика. Начнутся всевозможные условия: проверки МВД, границы с Казахстаном, границы с Киргизией. Не дай Бог, возникнут проблемы с Грузией. Граждан Южной Осетии считать россиянами или не россиянами? И пошло-поехало. То есть, мне кажется, что для российской экономики — а я экономист, я смотрю на дело проще — безусловно, выгодно открыть границы для европейских туристов.

ЛГ: У туристов больше денег.

СА: Это же выгодно.

ПШ: С другой стороны, Украина открыла в одностороннем порядке, а с ними прекратила всякое общение по этому поводу.

СА: Из Украины в Европу едет еще меньше народа, чем из России. И по большому счету все, кому нужно, получают визы. И вот точно, если у кого-то плохие намерения, то они уж точно решают свои проблемы.

ПШ: Без преград.

СА: Конечно. Нас настораживает то, что с визовыми проблемами столкнутся обыкновенные граждане, которые ничего плохого не хотят. Просто хотят поехать и посмотреть. И неожиданно, без объяснения, сталкиваются с какими-то препятствиями. А дальше начинается Шенгенская зона. Сколько там — 20 или 16 государств? Одно государство не дало визы — во все остальные страны уже не въездные. Вот такие проблемы, конечно, не добавляют хорошего отношения к Европе.

Михаил Горбачев встал над партиями

ЛГ: Бывший президент Советского Союза Михаил Горбачев считает необходимым создание такого надпартийного демократического форума для диалога власти и общества. Об этом он рассказал в интервью «Новой газете». «С нами власть или живет в другой стране?» — такой вопрос задает Михаил Сергеевич. Помимо Горбачева все это всерьез всколыхнуло людей, по его словам. В нынешней ситуации власть, скорее, находится в растерянности, и необходимы реальный диалог и новая политика. Правильные идеи модернизации, о судах, о свободе уже высказаны. «Надо обсуждать это с обществом, — говорит Горбачев, — получать его поддержку, а не расправляться с ним». Такая небольшая цитата из интервью, которое Михаил Сергеевич Горбачев дал «Новой газете», ее главному редактору.

ПШ: Горбачев время от времени появляется в медиапространстве. Всегда ли это продуманно? Мы же помним, что он такой политик серьезный. По-моему, до сих пор себя таковым считает. А всегда ли он вовремя появляется в этом медиапространстве? Всегда ли его замечают?

ЛГ: Кто?

ПШ: Горбачев.

ЛГ: Замечает кто?

ПШ: Ну, кто-то...

СА: Вы знаете, мне кажется, что в отношении Михаила Сергеевича Горбачева в стране существует такая же информационная блокада, как и вокруг многих политиков. «Новая газета» — газета, где он является одним из акционеров. И было бы странно, если бы он там не имел возможности появиться. Ну, где он еще появляется? На радио «Эхо Москвы». Ну, вот и все. Поэтому мне кажется, что…

ПШ: Он оппозиционер?

СА: Мне кажется, что Михаил Сергеевич Горбачев имеет право давать оценку ситуации. Он был президентом этой страны. Он пережил разные этапы в своей работе: этапы эйфории, взаимодействия с обществом, быстрого развала страны и экономической катастрофы. С точки зрения эмоциональной, с точки зрения событийной его шесть с половиной лет руководства страной вместили очень многое. И ему есть с чем сравнивать. Он понимает, какие ошибки совершил. Может быть, он не обо всех рассказывает.

В этом отношении его оценка ситуации, может, немного идеалистична, может, немного упрощенная, но тем не менее она глубокая. Это оценка политика, который понимает, что такое быть во главе страны.

Догадываться и знать — огромная разница. Михаил Сергеевич, на самом деле, единственный человек, сегодня живущий в стране, который знает. Есть еще два человека, которые сегодня реально находятся у власти. Они еще не бывшие. Поэтому их нельзя сравнивать. Вот и все.

Мне кажется, что к любой оценке Михаила Сергеевича нужно относиться очень внимательно. И именно поэтому его оценка пугает власть. Именно поэтому он говорит: «Ребята, как бывший президент понимаю, что вы идете на конфронтацию с обществом. Это нехорошо. Вам нужно вступать в диалог». На это в неявной форме власть отвечает: «А ты кто такой? Вот ты пошел на диалог с обществом, и чем все это закончилось? Вот мы тебя видели и не хотим быть в твоем положении». Но это такой скрытый диалог, который идет за кадром.

ПШ: Заочный. Интересно.

СА: Да. Он про Фому, а они про Ерему.

ЛГ: Причем он не всегда, между прочим, так сильно критиковал.

ПШ: Он всегда уважительно.

СА: Обратите внимание, что вообще никаких личностных оценок. Просто общая оценка ситуации. Кто хочет, тот поймет.

ЛГ: Хотел бы я вас спросить вот о чем. Сергей, этот партийный демократический форум... Нет ли в этом некой утопии?

СА: А как вы считаете, если Михаил Сергеевич сказал, что давайте проведем форум государства и партийных... Это означает, что он встает на позицию… Президент сказал, что ныне существующая партия отражает весь спектр мнений, существующих в обществе. И привели пример. Говорят и думают одинаково.

Было бы странно, если бы Михаил Сергеевич присоединился к этой точке зрения. Проблема в том, что существует, очевидно, достаточно большое количество — не буду говорить, что в процентном отношении, — политиков, большое количество персоналий, которые не готовы присоединиться ни к одной из политических партий из ныне существующих. И в то же время закон «О политических партиях» и наша практика не дают им создать партию.

Во Франции, чтобы зарегистрировать партию, нужно три человека и сельская коммуна. Вот мы собрались втроем, написали решение: «Создать партию», пошли в ближайший сельсовет и зарегистрировали партию. И дальше от нас зависит, как мы успешно будем развиваться, куда мы пойдем. Есть ограничения. Но для того чтобы создать партию и начать работать, нужно три человека.

В России нужно 50 тысяч человек, и все под контролем Минюста. Минюст не пришел, и собрание не состоялось. Во всех регионах. И так далее. По этому закону партию создать невозможно.

И в этом отношении, конечно, хорошо бы, если бы у нас политическая жизнь была реструктурирована в партии. Если бы каждый политик имел право создать партию. Пусть маленькую, пусть не крупную. Но — создать партию. Это же не произойдет.

Я думаю, что Михаил Сергеевич в этом отношении достаточно трезво оценивает ситуацию. Говорит: «Ну, хорошо, я от вас не требую позволить всем создавать партии. Ну, не хотите — ваши проблемы, ваши ошибки. Но общайтесь с активной частью общества. Нельзя общаться с теми, кого вы назначили быть депутатами Думы или лидерами партий. Это пассивная часть общества. Она бессмысленна. Она не будет вас поддерживать. Она готова смотреть в рот и во все ваши места, но это не опора вашему движению вперед. Если вы хотите решать проблемы, вам надо делать упор на активную часть общества, а она сегодня вне партий. Поэтому нужен надпартийный диалог».

Хлеб на продажу

ЛГ: И, наконец, о той жаре, которая нас настигла. Битва за урожай на практике оборачивается сражением за бюджетные деньги, пишет газета «Известия» в публикации «Хлебные крошки». Засуха — естественное продолжение жары — уже уничтожила в России четверть урожая зерновых.

В стране достаточно запасов зерна, уверен первый вице-премьер Зубков. Хватит и самим, и на экспорт. Пострадавшим от жары Виктор Зубков пообещал субсидии и дешевые кредиты. Тем временем сами аграрии не рады. Почему? Битва за урожай для них оборачивается борьбой за субсидии. Объективной оценки убытков нет, а деньги получат самые ловкие. Слово «ловкие» — понятно.

ПШ: Вообще говоря, хотелось бы понять, когда говорим о битве за урожай, мы говорим о битве за хлеб насущный или все-таки за деньги, которые должны получить за хлеб?

СА: То, что сказал Лев, — конечно, битва за деньги. Битва за то, чтобы работники сельского хозяйства, хозяйственные предприятия получили хоть какие-то деньги в той ситуации, когда у них урожай погиб. И, к сожалению, все попытки или все обращения к ним, что «ребята, вы знаете, действительно, зона рискованного земледелия сильно зависит от погодного фактора…».

Есть такая штука — страховка. Страхуйте. Да. Страхуйте урожай. Проблема в том, что, действительно, даже если бюджет выделит деньги, то определить кому, сколько, и в какой последовательности, очень тяжело.

ЛГ: Если я крестьянин и, вместо того чтобы работать, я поищу эти, как они называются…

ПШ: Лазейки.

ЛГ: Лазейки, для того чтобы застраховать свой урожай. Документы какие-нибудь...

СА: Страховка идет от погоды, от стихийных бедствий, от засухи. А не от вашей нерадивости.

ЛГ: Я найду засуху.

СА: Вы знаете, вы попробуйте. А вы попробуйте свою машину как следует ударить, а потом в страховой компании доказать, что это… Это то же самое. Страховщики тоже люди не лыком шитые. Они тоже понимают, что и как.

ЛГ: Охочи до наших денег.

ПШ: В двенадцати областях объявлено чрезвычайное положение. Это не только у нас. 60 лет не было такой засухи в Китае, а сейчас там тоже. Сейчас вообще что-то происходит. Какие-то катаклизмы странные. В Штатах тоже засуха. Так что получается, рынок зерновой тоже колеблется.

СА: Видимо. Увидим, посмотрим. Получим, может быть.

ПШ: В прошлом году такая же была ситуация.

СА: В прошлом году нет. В 2008 году была такая же тяжелая ситуация с зерном. В прошлом году нормальная была.

ПШ: По крайней мере прогнозы были понижены.

СА: Ну, там прогнозы были даны.

ПШ: А сейчас реально?

СА: Сейчас реально, конечно. Двенадцать областей — там засуха. Там урожай практически полностью пропал.

ПШ: А мы потеряем деньги экспортные?

СА: Да. Россия в прошлом году экспортировала до 20 тонн зерна, по-моему. В этом году раз в десять меньше, по оценкам. Просто не будет потенциала. Будет выгоднее продавать зерно здесь.

ЛГ: А мы тут до эфира решили с Павлом Петровичем, договорились уговорить Казахстан и Украину объединиться с Россией. И тогда мы будем монополистами на этом рынке.

ПШ: Ну, почти.

ЛГ: Ну, почти. Не получится?

СА: Нет, конечно. Вы знаете, на самом деле здесь монополизм не нужен. Потому что мировой рынок зерна достаточно структурирован. Небольшое количество продавцов. Это, помимо России, Украины и Казахстана, Канада и Мексика. Не Мексика, извините, а Штаты. Еще Аргентина. Немножечко Еврозона. А импортеры тоже хорошо известны: Северная Африка, Юго-Восточная Азия — и все.

ЛГ: То есть некуда.

СА: Некуда. Рынок очень жесткий, рынок структурированный. Там нужно столбить, что называется, выстраивать отношения. И там особой такой…

ПШ: А куш-то солидный? За что бороться?

СА: По сравнению с нефтью — маленький. По сравнению с чем?

ПШ: Я думаю, с углеводородами, конечно.

ЛГ: И еще один вопрос. Наверное, он будет последний. По поводу того, почему же не хотят страховаться-то? Если вернуться к началу разговора.

СА: Вы знаете, ведь у нас и автомобилисты не хотят многие страховаться. Дай им свободу — они бы и от ОСАГО отказались. Бывает такого уровня финансовая грамотность.

На самом деле, насколько я понимаю, страховка урожая достаточно дорогая — 10 процентов. То есть действительно дорого. То, что у нас раз в шесть лет точно бывает засуха в регионе и тарифы берутся…

Есть хорошая пословица: «Если хочешь накормить — дай ухи. Если хочешь сделать сытым — научи ловить рыбу». Нужно крестьян наших, аграриев, учить ловить рыбу. Нужно учить страховаться.

На мой взгляд, лучше пусть государство субсидирует страховые платежи всем. Это просто. Ты пошел, застраховал свой урожай, заплатил всем миллион рублей, государство тебе — 50 процентов. Критерий понятен всем. И ровно половину. Вот насколько ты застраховал свой урожай — вот наполовину суммы ты и получил. И заодно крестьяне привыкали бы к страховке. Вот увидишь: в этом году — 50 процентов, в следующем, через два года, лет через пять, глядишь, — там и пять процентов. А может, и 15. Не знаю. Это называется «учить ловить рыбу». У нас почему-то любят всегда себе рыбу, а это…