Возможные сценарии проведения модернизации в России

Александр Аузан, возможные сценарии проведения модернизации в России, ч. 1

Меня часто спрашивают, действительно ли я считаю, что Россия проскочила развилку, связанную с модернизацией. Да, но это не единственная развилка в истории. Мы уже парочку развилок проскочили.

Кроме того, осенью 2008 года, когда я сказал эту фразу, были два момента, обусловливавшие, на мой взгляд, резкое снижение вероятности модернизации в России. Первый их них — только что закончившаяся война с Грузией, которая привела к консолидации вокруг такой ценности, как держава. С такими ценностями модернизация если и делается, то только в мобилизационном варианте. Второй момент — начался мировой кризис. Тогда он уже подошел к России. И я утверждал, что во время кризиса шансы на модернизацию в России очень низкие.

Но кризис закончился. Более того, заканчивается политический цикл. Поэтому я бы сказал, что есть факторы, которые повышают шансы на модернизацию России. Есть, конечно, и факторы, которые опять же работают против нее. Это относится и к ливийской войне, и к японской атомной катастрофе. Потому что это не только трагедия для людей, которые живут в Японии или Ливии, это еще и заметное повышение нефтяных цен, а значит — расслабление российского организма.

Ведь как выглядит поддержание инерционной траектории в России? Каждый раз идет привыкание к более высокому уровню доходов. И поэтому, чтобы удерживаться в прежней траектории, строго говоря, нужны более высокие цены на нефть.

России, чтобы миновать модернизацию, нужна была цена на нефть не ниже 105 долларов за баррель. А еще два месяца тому назад она не превышала 70 долларов. Поэтому пошел серьезный разговор. Начались крики о том, что надо делать. И тут раз — и цена 115 долларов за баррель. Поэтому есть факторы, которые работают и в одну, и в другую сторону. Я полагаю, что мы подходим к новой развилке. И один из показателей этого, при условии, что мы забудем про нефть и будем говорить про людей, — изменения в социальной сфере.

Что нового произошло в социальной сфере России по сравнению с тем, что было до кризиса? Активные группы стали уходить из страны. Это очень серьезно. Я могу сказать, и это не секрет, что эксперты, и я в их числе, обсуждали это с руководителями экономического блока правительства в Белом доме как новый негативный фактор в нашей жизни. Большой бизнес уходит на Запад. Малый и средний бизнес уходит на Восток, перерегистрируясь в Республике Казахстан благодаря Таможенному союзу. Из России уезжают талантливые студенты и, к сожалению, не собираются возвращаться. Поэтому либо мы все-таки используем ближайшую развилку, чтобы повернуть в сторону модернизации, либо страна будет засыпать на морозе. Опускаться, опускаться…

Александр Аузан, возможные сценарии проведения модернизации в России, ч. 2

Я не сторонник идеи «Сколково». Потому что здесь, как и в случае с теми научными городками, которые создавались в советское время, главный вопрос в том, что мы хотим сделать. Есть два совершенно разных варианта. Если вы пытаетесь совершить прорыв в одной отдельно взятой точке, это можно сделать. В итоге через несколько лет будут очень дорогие результаты, которыми можно будет похвастаться перед мировым сообществом. Как, например, «Буран» в советское время. А страна? Для страны это затрата. Это деньги, вынутые, скажем, из жилищного строительства. В этом смысле и Академгородок, и «Сколково» могут оказаться вычетом из национального продукта ради такой выставочной гордости.

Другой вариант, и тогда это может оказаться импульсом, — когда от «Сколково» начинают идти волны. И не люди в «Сколково» бегут, а начинают распространяться, например, те технологии, которые работают в «Сколково», — в две точки, в пять точек, в 12 точек, в 126. Но это означает, что модернизация поменяет свой путь. Ее пытаются делать проектным способом. 38 проектов президентской комиссии! Важно, чтобы среда в стране воспринимала и тиражировала эти вещи. А иначе нужно будет строить высокий барьер вокруг «Сколково», делать его охраняемой зоной и переводить туда заключенного Ходорковского для отбывания наказания, как очень остроумно написал Симон Кордонский. Потому что это вариант мобилизационной модернизации 20-х и 30-х годов. Это шарашка.

Я, разумеется, не являюсь сторонником того, чтобы заключенный Ходорковский отбывал наказание в «Сколково». Я хотел бы, чтобы «Сколково» было не охраняемой зоной выставочного успеха, а импульсом для тиражирования.

Но тогда в стране нужно много чего менять. Например, если в стране не работают правила, нужно менять ситуацию с судами, нужно обеспечить автономность судов. Нужны работающие контрольно-надзорные органы, о чем почему-то никто не говорит. Бизнес говорит: давайте их всех уберем. Братцы мои, убрать-то их можно, а кто будет поддерживать правила? Чиновник существует не для того, чтобы есть наши налоги. Он производительный работник. Он поддерживает правила.

Чтобы работали новые ценности, нужно менять положение дел в средней школе. Кто тиражирует ценности? Школа тиражирует ценности! Это ее главная работа. Она социализирует людей, новые поколения путем тиражирования ценностей. Поэтому нужны новые серьезные подвижки, видимо, теперь уже и в политической сфере.

Александр Аузан, возможные сценарии проведения модернизации в России, ч. 3

Модернизация сверху приводит к мобилизационному сценарию, когда потом долго считают, сколько потеряли людей и сколько придется зализывать раны. Это модернизация только сверху, мобилизация. Модернизация только снизу — это революция. И опять долго считают потери, зализывают раны, и волны от революции тянутся через век. Поэтому мне кажется, что наиболее правильный вариант модернизации — интерактивный, когда между общественными группами и властью, режимом возникает взаимодействие.

Согласитесь, что наиболее результативными были такие вещи, как, скажем, реформы Александра II. Земские больницы стоят до сих пор. Мы видим плоды этой модернизации, мы видим, что была успешно проведена военная модернизация, что заработали суды. А в чем была сила александровских реформ? Да в том, что на глубокие преобразования вроде отмены крепостного права можно было идти только при определенном взаимодействии общественных групп и верховной власти. Иначе либо пугачевщина, либо петровщина.

Да, общество в целом к модернизации, видимо, не готово. Но, на мой взгляд, это решаемая задачка. Мне кажется, что этим и стоит заниматься. Ведь когда, как я уже говорил, активные группы решают для себя, уходить или не уходить из страны, на их решение можно повлиять. Потому что если не уходить, то что? В этом смысле активные группы готовы к модернизации. Они давно готовы. Спрос на модернизацию у них есть. Они не понимают, можно ли этот спрос состыковать с предложением модернизации. Поэтому задача, как мне кажется, состоит в том, чтобы увидеть в активных группах тех, кому действительно нужна модернизация. И услышать от активных групп, что им нужно от власти, чтобы они не уходили, не уезжали, не прятались в частную жизнь, а пытались что-то сделать, чтобы Россия съехала с инерционной траектории.

Конечно, отношения с пассивными группами должны строиться по-другому. Им нужно гарантировать определенные интересы. Здесь главное — мягкость перехода. Тряхануть широкие массы российского населения еще раз, как в начале 90-х, мы не можем. Нельзя. Весь шоковый потенциал России на ближайшие полвека, я думаю, мы исчерпали. Пережили довольно тяжелые 90-е годы. А если говорить об активных группах, то здесь разговор гораздо более рациональный. Но нужен поворот в ценностях.

Модернизация вообще — это прежде всего динамика ценностей. Я это говорю потому, что мы недавно завершили исследования и скоро объявим об их результатах. Мы с моими коллегами-экономистами из МГУ, с молодыми коллегами, посмотрели, что происходит. Мы готовим совместный доклад, где пытаемся предложить вариант ненасильственной гуманитарной модернизации, связанной с подвижкой ценностей.

Так вот, я как экономист смею утверждать, что выход на устойчивые траектории роста валового продукта на душу населения (и мы можем это доказать) связан с подвижкой ценностей, а именно — с повышением ценностей самовыражения, с заметным повышением индивидуализма, то есть готовности действовать без и вопреки поддержке достаточно больших групп, ориентации на долгосрочный результат и вообще развития более длинного горизонта мышления.

Мы проанализировали, что произошло со свежемодернизированными восточноазиатскими странами, которые успешно прошли этот процесс, посмотрели, в чем они стали и в чем не стали похожи на страны Старого и Нового света, на страны Запада, которые этот модернизационный процесс давно прошли. Замерить, как он проходил, социометрическими методами уже невозможно. Но мы можем уже сказать, что если подвижки ценностей в этом направлении начинаются, если нам удается это сделать через школу, Интернет, в меньшей степени, наверное, через телевидение, мы входим в модернизацию — причем модернизацию экономическую.

Материал подготовили: Мария Пономарева, Сергей Лихарев, Виктория Романова, Ольга Азаревич, Лидия Галкина, Александр Газов