Эффект Дымовского

Ткани судебной системы начинают отмирать

Летом этого года в журнале «Коммерсант-Власть» была опубликована статья Михаила Ходорковского «Россия в ожидании суда». И в течение всего лета раз в неделю в журнале «Коммерсант-Власть», равно как и в других средствах массовой информации и на интернет порталах шли отклики на эту статью. Сказать, что это профессиональная юридическая статья — нет. Тем не менее, она затронула вовремя ту проблему, которая в обществе назрела уже давно, а сейчас в течение последнего года приобретает свойства тяжелого фурункула. Тяжелого нарыва, где количество недовольных нашими правоохранительными органами — включая суды, — уже переходит в качественное состояние. 

Это качественное состояние таково, что оно уже перешло за границы недовольства только лишь правоохранительной системой, стало такой второй стороной ненависти к государственным институтам. Это, в общем-то, очень опасно для государства. Когда это только начиналось некоторое количество лет назад, мы предупреждали и государство, и чиновников, и депутатов, что даже начало таких процессов допускать ни в коем случае нельзя. Это очень и очень опасно. 

В итоге, тем не менее, ничего сделано не было. Потому что здесь речь идет не только о коррупции. Да, коррупция в правоохранительных органах всегда считалась в советские времена одним из самых тяжких преступлений. Любые должностные преступления опасны тем, что их объектом является система государственного правления. То есть и общественные отношения, и любое должностное преступление ведут к дискредитации государства. Раз они ведут к дискредитации государства, то появляется пропасть между гражданами, то есть теми лицами, на которые государство распространяет свою юрисдикцию. Раз появляется эта пропасть, то соответственно хуже действуют законы, государство имеет меньшую социальную базу, на которую оно может опираться при принятии любых решений, развитии экономики. 

То есть это вот такая цепочка очень и очень опасная, которую специалисты могут заметить в самом начале, предупредить о ней. Но у нас это предупреждение было не услышано и процесс доведен до очень острого состояния, когда это уже можно только оперировать. 

На сегодняшний день то, что было затронуто летом — состояние судебной системы, осенью приобрело ну очень острое состояние, когда ткани начинают отмирать. Поэтому подытожить всю эту дискуссию и плюс с тем, что стало происходить осенью в сознании людей, было просто необходимо. Хорошо, что к этому оказалась готова Общественная палата РФ.

Эпоха заказных репрессий

Проблема оказалась при ее изучении уже очень многоаспектной. Она в себя включала целую систему проблем и не ограничивалась только проблемой самого суда. Она касалась кадровых вопросов, вообще самих вопросов формирования судейского корпуса, взаимоотношения самого суда с другими правоохранительными органами. Уже к этому моменту была изобретена новая теория. Она изобретена замечательным юристом и журналистом, «золотым пером» Леонидом Никитинским — «Теория презумпции правоты мента». Это целая теория о государстве, в котором властвует правоохранительная система, которая задавила все остальные конституционные права и свободы граждан. 

Плюс, конечно, это все осложняется тем, что отдельные заказные уголовные дела, которые сначала были единичные, за несколько лет превратились в то, что уже можно называть эпохой репрессий. Уголовно-правовых репрессий. Мы только-только начали разбираться, что же произошло полвека назад со сталинскими репрессиями, и тут волна репрессий накатилась снова. Потому что за все остальные периоды, даже когда мы говорили, что в Советском Союзе была карательная психиатрия, даже когда у нас было право государства высылать граждан, порочащих высокий образ советского человека за пределы страны, это все равно не имело характера массовых репрессий. А соединение коррупции с «Теорией презумпции правоты мента», с пороками судебной системы привело к репрессиям. 

И терпеть больше невозможно. Суды начали чувствовать ненависть граждан к правоохранительной системе, закукливаться. Как бы у них начала появляться корпоративная оболочка. Потому что они стали отделены от общества. Они стали персонами нон грата в обществе. Вот это, собственно, и вылилось на том обсуждении, которое проводилось под эгидой Общественной палаты. 

Плюс в чем еще проблема? Дело в том, что Европейский суд по правам человека начал принимать дела судей. Такого за всю его историю не было никогда. У Европейского суда есть четкое правило: не принимать в производство дела служивых людей. Потому что если ты уж пошел на государеву службу, то там и терпи притеснения от государства. А вот российских судей Европейский суд начал уже принимать, и одно дело уже выиграно. А остальные дела уже поданы. От судей, лишенных полномочий за критику судебной системы. Вот суть того мероприятия, которое было.

Суд исполняет карательную функцию

Суд, который совершенно исказил свою собственную функцию. Суд — это прежде всего арбитр. Это те весы, на которых взвешивается. В каждом уголовном деле есть смягчающие обстоятельства. Есть личность. А то, что мы увидели… то, что произошло с судебной системой за последние годы, за последние десятилетия, — это совсем иной орган, который не рассматривает себя ни в качестве правосудия, ни в качестве арбитра в разрешении каких-то споров, ни в качестве примирителя. 

У него одна-единственная функция, по крайней мере у судов общей юрисдикции, — карательная. Он себя соединил с иными правоохранительными органами. В первую очередь с тем органом, который должен надзирать за судом, — с прокуратурой. И стал штамповать в основном те документы, которые поступают в суд из прокуратуры. То есть обвинительные заключения. 

С одной стороны это обусловлено тем, что наши суды дико перегружены. Это сказал советник президента Вениамин Федорович Яковлев. Суды перегружены капитально. На одного судью приходится немыслимое количество дел в год, с которыми он физически, как живой человек, справиться не может, — это оправдание. Тем не менее, несмотря на то что, конечно, проще переписать обвинительное заключение, наши судьи забыли, что они-то судьи только на земле. 

Очень много, по всей видимости, неправосудных приговоров. Потому что суд как карательный орган приводит к обвинительному уклону. Выяснилось, что у нас количество оправдательных приговоров дошло до числа меньше одного процента. 20, 30 процентов, бывает и больше в других странах. Именно потому, что правосудие — это весы, на которых взвешиваются все обстоятельства дела. А у нас меньше одного процента, и ситуация ухудшается. По одной десятой, но ухудшается. 

В 2009 году было 98,7, 98,8. До 99 не доходило количество обвинительных приговоров. А теперь оно дошло и перевалило в 2009 году за 99 процентов. Количество оправдательных стало меньше одного процента, и это, надо учесть, вместе с судами присяжных. Поэтому это не чистая цифра. На самом деле, если брать без судов присяжных нашу судебную систему, то еще меньше. Там, наверное, 99,5 будет. Скорее всего. Число обвинительных приговоров.

Что это такое? Что ничего не взвешивается на весах Фемиды вообще. Это чудовищная цифра и плюс ко всему этому заказные дела. Заказные дела потому, что иначе быть не может. Значит, суд находится, скорее всего, в определенном сговоре с прокуратурой или с иными следственными органами, и получается такой результат. О пагубности его я уже сказала.

Понятие презумпции невиновности

Сама по себе конституционная норма невиновности, которая просто толкуется таким образом, что никто не может быть осужден иначе как по обвинительному приговору суда. И до этого обвинительного приговора суда никто не может быть назван виновным. Это для граждан как бы. Это внешняя форма этого важнейшего конституционного права. 

На самом деле невиновность во всем мире означает, что недоказанная виновность приравнивается к доказанной невиновности. То есть в случае сомнений в виновности человека любой суд должен принимать решение в пользу его невиновности — если не доказана его вина, если нет доказательств. А теория доказательств, что в гражданском процессе, что в уголовном, — это очень серьезная и веками отработанная штука. 

У нас наоборот. Все сомнения толкуются в пользу виновности. И поэтому так много дел в Европейском суде по правам человека. Потому что нарушен основной принцип судопроизводства — презумпция невиновности. Вот это, пожалуй, очень серьезно. 

То есть та самая Фемида с широко открытыми глазами, которая стоит на здании Верховного суда, — она в наиболее полной степени олицетворяет то, что происходит. 

Что же касается нашего правосудия, тут очень легко судить, насколько легко народный фольклор работает.

Замечательный анекдот. Это связано не только с обвинительным уклоном, но и с коррупцией в судах. Народный фольклор немедленно изобрел анекдоты на тему правосудия в Российской Федерации, которые звучат примерно так.

Два судьи встречаются, один говорит:
— Не знаю, что делать. Вот не знаю, что делать. Чью сторону принять? И один денег принес, и другой. 
— А кто больше? 
— Оба дали. А я все рано не знаю, что делать, потому что правда на той стороне и на этой.
Второй судья говорит:
— Слушай, верни разницу. Суди по закону. 

Вот это как бы то самое, что изобрел народ, вот эта картинка мазками. Вот это суд.

Судья — он и виновник, и жертва. Потому что судья решает судьбу человека. Он как врач. Судья, который принимает решение не на основе закона, равен врачу, нарушившему клятву Гиппократа. Вот поэтому они и закуклились в этом своем собственном сообществе. Потому что прекрасно понимают, что для всего остального юридического сообщества это позорище. Это не рукопожатные люди. Они боятся даже своих коллег. Боятся даже своих однокашников, которые работают в других юридических профессиях. 

Судья не имеет права на ложь. Это человек, который не имеет права носить судейскую мантию и выступать от имени Российской Федерации. Может быть, это звучит очень громко, но если бы судейское сообщество поддерживало ту же Елену Гусеву, Ольгу Кудешкину, судей, которые не побоялись сказать: «Я независимый судья, я не продавщица, не чиновник», — то, может быть, ничего этого не случилось. 

А шкурничество, боязнь за свою собственную должность привели судейское сообщество к этому кошмарному состоянию. Причем это же судейское сообщество сегодня встало против тех судей, которые выступают против этого состояния. Это ужасно, это чудовищно. 

Когда лишали полномочий волгоградского судью Елену Гусеву, именно Квалификационная коллегия объясняла в Верховном суде в качестве довода для лишения судейских полномочий то, что она независимый судья. Она забыла о том, что она винтик системы. Вот что страшно. 

И поэтому, когда мы говорим, что исправить эту прическу можно только путем отрезания головы, то есть нужно вычистить все это судейское сообщество и взять новых судей. Да это страшно. Это опасно. Может быть, у нас не найдется столько опытных судей, но по-другому нельзя. 

И когда наш президент говорит, что мы не найдем столько опытных судей… Мы найдем, я вас уверяю. Мы найдем. Достаточно и людей, которые ушли из этой системы, потому что не могли с нею смириться. Это опытные судьи. Мы найдем молодежь, которая пойдет работать. Но переломить сознание вот этого испорченного, совершенно протухшего, прогнившего судейского сообщества, которое привыкло судить не на основе закона. Нам это будет дороже стоить, и пройдет гораздо дольше времени. А время здесь не терпит.

Моральный взрыв

Пока не произойдет в обществе такого же взрыва, который сейчас произошел со следствием и дознанием, наверное, не получится. Пока судья публично не станет не рукопожатным, пока это не станет публично осуждаемо в обществе, пока не станет неприлично быть таким судьей, то, какие бы меры мы ни применяли сверху (даже если мы новый набор проведем молодых и интересных ребят), все равно система будет засасывать, система будет затягивать. 

И в целом судейское сообщество все равно разогнется, даже то, которое есть. Разогнется быстрее, если появится такая неприязнь в обществе. Судьи — это гораздо более образованные ребята, нежели опера и сотрудники милиции. Это все-таки элита. И они частично разогнутся, но вот пока не будет этого взрыва относительно суда, который сейчас начался, как я сказала, в правоохранительных органах, ничего не получится. Очень важна мораль. Моральный взрыв.

Дымовский — герой

То, что сказал Дымовский вслух, знали абсолютно все. И как говорится в гражданском процессе, нечто общеизвестное не нуждается в доказательстве. Не нуждается. Это знали все. Нет, наверное, такого человека в нашей стране, который хотя бы раз в жизни не претерпел чего-либо со стороны сотрудников милиции, или правоохранительных органов, или ГИБДД. Ну нету. Просто уже не осталось, охватили все население. Поэтому никакого прозрения не было. 

А был лишь шок. Шок был только у руководства, у милицейского начальства. Просто были уверены, что та круговая порука, которая сложилась в этих органах, не позволит никому открыть рот на эту тему. Но это такое заблуждение, непонятно на чем основанное. Потому что мы давно уже говорили, и я в том числе, что рано или поздно это прорвется. Что такой ситуации долго быть не может, что не все подонки в правоохранительных органах. Может, потому, что я работаю в МГУ, и я вижу молодежь. Ведь сотрудники милиции откуда взялись? Из наших же юридический вузов. И молодежь там совершенно замечательная на самом деле. Замечательная и честная. И представить, что все, кто приходит в правоохранительные органы, коррупционеры, купили себе места... 

Многие хотят идти и бороться с преступностью. Это первый тезис. Во-первых, все это было общеизвестно. Во-вторых, Дымовский, как бы о нем ни говорили, как бы его поступок ни называли с точки зрения офицерской чести, с точки зрения того, что он сам какие-то коррупционные правонарушения совершал (как говорит об этом его бывшая супруга, не приводя при этом никаких доказательств — наверное, он это и не скрывал, что получил майорские звездочки взамен на обещание раскрыть заказное дело), он все равно герой. Все равно он первый, кто открыл рот и обрушил эту систему. Это давно предполагалось, просто кто-то должен был быть первым. Очень похоже именно на нарыв, который наконец прорвало.

«Синдром Евсюкова»

Во-вторых, вот «Коммерсант-Власть» после того как он закончил дискуссию «Россия в ожидании суда», начал новую дискуссию, которая тоже отчасти подвигла прорыв этой ситуации. Следователь прокуратуры Вадим Кобзев написал большую статью, которая называлась «Россия под следствием». И он уже обрисовал ту сторону милицейской жизни, не говоря о заказных преступлениях, которая заключается в том, что сами сотрудники правоохранительных органов находятся под системой поборов. Поборов со стороны проверяющих чиновников. И зачастую они вынуждены где-то доставать деньги. Хотя это смешно звучит. 

Что значит вынуждены? Они должны возбуждать уголовные дела. Они вынуждены идти на эти поборы, иначе их всех уволят. Ну сколько можно быть тварями дрожащими? 

Еще один факт, безусловно, вскрылся на «синдроме Евсюкова». Без Евсюкова тоже не было бы, наверное, Дымовского. Совершенно отмороженный Евсюков. Тем не менее профессионалы задумались: а откуда эта отмороженность? Откуда вот этот феномен, который сегодня называют «евсюки»? Он тоже откуда-то взялся. Неслучайно Евсюков не один. Вместе с Евсюковым именно сотрудники МВД сбивают беременных женщин, давят кого-то, стреляют, душат, как это было в Питере. А люди начинают сопротивляться и отбивать несчастных пострадавших от сотрудников правоохранительных органов. 

Возникает вопрос: вот эта крохотная зарплата, которую государство на бедность, что ли, дало этим людям, которые вынуждены совершать очень опасную работу. Это же не только евсюковы бывают. Бывают и сотрудники МВД, убитые в электричке подонками гражданскими. Вот эта крохотная зарплата — и огромные полномочия и оружие… Они должны были рано или поздно привести к сдвигу сознания, к неким психологическим феноменам. Ничего не поделаешь — эта та данность и огромная ошибка во внутренней политике государства, которая привела к «синдрому Евсюкова». 

Следующее. Что еще государство сделало плохо? Государство само себе, путем заказных дел, создает оппозицию. Совершенно все лежит на поверхности. Мы сейчас уже больше полувека разбираемся со сталинскими репрессиями и никак не можем успокоиться. Общество расколото на две части. Одни ходят с портретами Сталина, другие говорят, что он тиран, подонок, убийца. И не можем примириться. Уже давным-давно Сталин лежит в могиле, давным-давно ушли все его соратники, а общество до сих пор не может примириться. И мы сейчас себе создаем на будущее ту же самую историю. 

Получается, что вот эти люди, в отношении которых заказные уголовные дела, — они будут считать себя потерпевшими от государства. Это назавтра и на несколько поколений вперед. Не только они. Они-то, может, выйдут из тюрьмы и будут счастливы. Но их дети, внуки, члены семей никогда этого не простят. Что же мы делаем?

«Эффект Дымовского»

Теперь об «эффекте Дымовского». Сейчас этот обвал будет нарастать в геометрической прогрессии. Прошло всего несколько дней — у нас уже энное количество фактов: московский сотрудник ГИБДД Вадим Смирнов, майор внутренней службы Свердловской области Татьяна Домрачева, некие анонимы, которые подтверждают ухтинское дело, когда бывший оперуполномоченный Ухты Михаил Евсеев, уволенный уже, публично рассказывает, что ему было приказано сфабриковать некое уголовное дело. А бывший прокурор, который тоже уволен, подтверждает, что это не просто сфабрикованное дело. Это дело, по которому присуждено наказание в виде пожизненного лишения свободы. Пожизненного лишения свободы! 

То есть вот уже два безвинно пострадавших. Живы ли они, кстати, неизвестно. Потому что те тюрьмы, в которых люди проводят пожизненное лишение свободы, — это очень страшное дело. Более того, прокурора уволили из органов прокуратуры после того, как он в суде дал показания о том, что это дело сфабриковано. Вот что страшно. 

То есть обвал сейчас пойдет. Несколько лет назад судья Ольга Кудешкина сделала то же самое — отказалась судить следователя, на которого было сфабриковано дело, потому что он расследовал дело «Трех китов». Она с диким трудом пробивалась, не поддержанная сообществом, дошла до Европейского суда и выиграла свое дело в Европейском суде. А сегодня вот этот вал сфабрикованных дел выйдет наружу. И очень правильно. Иначе терпеть уже нельзя. Иначе государство попадет в очень тяжелую ситуацию.

Где же вы, старики?

И в связи со всем этим хочется сказать следующее: вопрос, почему молчит телевизор, понятен. Мы предупреждали, что борьба с коррупцией, о которой так мило и спокойно говорят со всех трибун, на самом деле не просто провозглашенная борьба, а страшная война. Этой борьбе уже сопротивляются в течение года. Поэтому так трудно шли антикоррупционные законы. Эта борьба и в убийствах, и в терактах, и в том, что случилось с президентом Ингушетии. Это действительно страшная кровавая война. 

Телевизор сегодня молчит, потому что выступил человек со званием «майор», ему до генерала еще далеко, а молчит и тормозит телевизор и, возможно, руководители даже государства, которые еще пока все-таки не впрямую говорят об этом, тормозят генералы. Те генералы, которые, собственно, руководят коррупционной системой. Война развивается. Сопротивление пошло снизу. В итоге если генералы не прислушаются, все будет просто сметено. Это может вылиться в несанкционированные выступления по телевизору. Это раз. 

Второе. Я хотела бы обратить внимание на фразу, на призыв, не очень явственно звучавший у майора Дымовского. Он сказал: «Где же вы, старики?» И я присоединяюсь. Где же вы, мои однокашники? Честные следователи, опытные следователи? Честные сотрудники правоохранительных органов, которые, как только увидели, что начало происходить с системой, чистоплюйски оттуда ушли, чтобы не мараться. 

Сегодня нужна ваша помощь. Возвращайтесь, говорите, поддерживайте эту молодежь. Без вас им не справиться, потому что вы знаете, что такое настоящая, честная правоохранительная система, которая не для галок и палок расследует преступления, а для того чтобы в стране не было преступности. Для того чтобы граждане чувствовали себя защищенными и спокойными. Сейчас ваше время. И Дымовский вас к этому призвал. Я думаю, что все юристы присоединятся к этому призыву.