Особое видео: Еженедельная передача RESET.ПЕРЕЗАГРУЗКА

В кризис нельзя повышать налоги

Лев Гулько: Мы, как всегда, подводим итоги. 18 ноября по рекомендации, поступившей из Администрации президента, Совет Федерации решил отклонить поправку к Налоговому кодексу, предусматривающую двукратный рост базовых ставок транспортного налога. Действительно, все газеты отмечают, что сделано это было по рекомендации, а самим думцам то ли смелости не хватило, то ли духу. Все задаются вопросом: «Это сила власти или ее слабость?» Кто победил — народ или власть?

Павел Шипилин: Владимир, скажите, у вас машина есть? 

Владимир Рыжков: Да.

ПШ: Давит сильно налог? 

ВР: Не то чтобы сильно. Но я считаю, что «Единая Россия» — это наша гордость. Это первое, что я хочу заявить во всеуслышание. Потому что только «Единая Россия» может так проголосовать: сначала 313 голосов «за», а через три дня — 313 «против». То есть такой степени эффективности партии надо поискать. Вот КПСС медленнее работала.

ПШ: 313 голосов она бы не набрала.

ВР: 313 «за». «Мы за транспортный налог!» — кричит «Единая Россия»». Потом ей звонят из Кремля и говорят: мол, вы теперь «против». И те же 313 говорят, что так мы же с самого начала были «против». Разве не гордость?

ЛГ: Разве не к народному мнению она прислушалась? Народ вышел и сказал: «Вы обалдели, что ли, совсем?»

ВР: Это правильно. Кстати говоря, хороший пример. Все-таки большинство людей считает, что от нас ничего не зависит. Глупость это. 

Я могу десятки примеров привести, когда даже малейшие акции протеста приводили к результату. Первый пример, Олег Щербинский, которого обвиняли в гибели Евдокимова. Автомобилисты вышли. Мужик работает, с семьей, а хотели посадить ни за что. Второй пример — Байкальский нефтепровод по кромке воды. Десять тысяч вышло в Иркутске, и все — отнесли его на тысячу километров на север. И таких примеров море. Поэтому это хороший пример. 

Что касается нашей власти, то история с этим налогом — это свидетельство и слабости, и тупости нашей власти. Слабость — понятно почему. То есть внесли, испугались — отозвали. Только слабая власть так делает. Сильная власть так не работает. 

А тупость заключается вот в чем: сейчас идет кризис, все правительства без исключения снижают налоги или дают налоговые льготы. Все. Причем я даже Америку в пример не буду приводить: там огромные налоговые льготы дают, чтобы стимулировать спрос. Европа — то же самое. В Китае три тысячи лет существовал налог на крестьян. В прошлом году его отменили. Вообще. То есть сегодня в Китае крестьяне не платят налоги. 

Логика всех правительств везде одинакова. У людей есть доход. Налог — это изъятие из этого дохода. Для того чтобы выйти из кризиса, нужно стимулировать спрос. Чтобы люди покупали больше. Значит, надо сокращать изъятие из дохода. Везде, во всем мире, сокращают налоги во время кризиса. 

Единственная страна в мире… Опять мы можем гордиться. Вот мы гордимся «Единой Россией», а мы должны гордиться страной. Потому что мы — уникальная страна. Весь мир снижает налоги, а мы повышаем налоги. Весь мир снижает тарифы естественных монополий, мы повышаем тарифы естественных монополий. Весь мир оставляет доходы у граждан, а мы их изымаем. Весь мир стимулирует спрос, а мы сокращаем спрос.

ПШ: То есть мы себя ведем так, как будто кризиса никакого нет? 

ВР: Нет. Мы себя ведем по-русски. У нас особый путь. Мы не стимулируем спрос — мы сокращаем спрос. И таким путем стараемся выйти из кризиса. Если говорить содержательно об этой истории, то это говорит об отсутствии какой бы то ни было логики у нашего правительства. 

Вот я им хочу задать простой вопрос: «Ребята, у нас в чем экономическая политика заключается — в стимулировании спроса или в ограничении спроса? Мы из кризиса выходим, оставляя больше денег людям, чтобы они больше покупали, или мы у них отбираем деньги и отдаем их Дерипаске?» То есть в чем приоритеты антикризисной политики? У меня пока складывается впечатление, что политика у нас такая — изъять у народа и помочь Дерипаске.

ЛГ: А Дерипаска не человек, что ли? 

ВР: Тоже человек. Но хочется не только ему помочь. У нас 12 процентов безработных. Как-то хочется и о них подумать.

ПШ: А у вас есть возможность такие вопросы задавать власти? 

ВР: Ну конечно, есть. Вот буквально завтра мы в «Горбачев-фонде» под председательством Михаила Сергеевича проводим большую конференцию. Как раз антикризисную. Где буду я выступать, Сергей Алексашенко, Игорь Юргенс. Мы будем обсуждать все аспекты кризиса, опубликуем меморандум с предложениями и пошлем, конечно, властям. 

Но что интересно: мы год назад проводили такую же конференцию в октябре по кризису. Выработали 12 принципов антикризисной политики. Я вчера сел и проанализировал, что из этого сделано. Ноль. То есть мы там пишем: «Активная монопольная политика» — выполнено ноль. «Снижение налогов» — повышение вместо этого. «Прозрачность монополий» — ноль. «Стимулирование конечного спроса» — ноль. «Прозрачность антикризисной политики: куда идут деньги и кому идут деньги» — ноль. И так далее. То есть общественность, профессионалы-экономисты предлагают очевидные вещи, которые лежат на поверхности, которые делаются во всем мире. Ноль! 

ПШ: А может быть, не так было. Может, ваше письмо шло, шло, пока оно не дошло. И налог приняли. А потом прочитали ваши рекомендации и отменили. 

ВР: Что-то долго шло.

ПШ: А что делать? 

ВР: По Москве неделю ходят письма.

ЛГ: Я скажу, что есть третья версия, которую я сегодня прочел в издании. Это все игра.

ВР: С чем? С налогом?

ЛГ: Конечно.

ВР: А в чем игра?

ЛГ: В том, что никто ничего не хотел. Просто подбросили идею повышения налога, а потом сами же отменили. То есть власть хорошая.

ВР: Нет, нет! 

ЛГ: Власть хорошая!

ВР: Нет! Друзья мои, давайте, как призывал нас Маркс, стоять на почве фактов. Если стоять на почве фактов, мы видим, что принят только что сегодня бюджет на 2010 год. Дырка — три триллиона рублей. Дырка между доходами и расходами. То есть дефицит следующего года округляем — три триллиона рублей. Это (грубо) сто миллиардов долларов. 

Перед Минфином задача, как эту дырку закрыть. Они повышают. Они ведь не только транспортный налог повышают. Вы посмотрите, все акцизы повышены. Причем на пиво повышены в разы, на водку повышены на десять процентов, плюс нам предстоит с вами еще узнать, насколько у нас подорожают газ, электричество, железнодорожные перевозки и дальняя связь. 

То есть идет общее повышение тарифов, идет общее повышение акцизов. И под эту дудку они хотели еще поднять транспортный налог и здесь изъять. И только из-за того, что сегмент общества возмутился — автомобилисты, конкретно, — они отыграли назад. Если бы этого не было, они бы точно это сделали. И это уже было посчитано и заложено. Я просто знаю. Это было заложено в доходную базу бюджета. Сейчас они отыграли назад и дырку закроют из резервов. Вот и все. Никакой игры здесь нет. 

ЛГ: Дальше кто-то должен возмутиться: курильщики, потребители пива. 

ВР: Товарищи потребители пива, вы должны въехать, что банка «Балтики-7» будет стоить не 35 рублей, а 70. 

ЛГ: Ну и хрен с ней.

ВР: Я — «за». Но просто это все делается втихую. А это обнаружится в январе, когда народ со «свежей головой» выйдет после праздника — попить пивка для рывка. Он обнаружит, что все это резко подорожало. Так что это логика. Российское правительство повышает налоги, демонстрируя суверенность. Потому что остальные правительства понижают.

Россия — одна из самых коррупционных стран в мире

ЛГ: Еще одна тема, которой мы не можем не коснуться, — это, конечно, коррупция, которая вечна. 18 октября объявили о раскрытии аферы по хищению более миллиарда рублей. Если быть точным — 1 млрд 250 миллионов. Мошенник, предъявив фальшивые платежные поручения от имени Пенсионного фонда, перевел эту сумму на счета одной из коммерческих фирм. Однако Центробанк успел приостановить, слава Богу, транзакцию и заблокировал счета. Сейчас идет расследование. Это раз. 

А во-вторых, несмотря на попытки президента привить отечественным чиновникам финансовую дисциплину и совершенствовать антикоррупционное законодательство, ситуация со взяточничеством в России лучше не становится. Есть ежегодное исследование восприятия уровня коррупции населением, Transparency International делало это. Самыми благоприятными с точки зрения самого факта наличия коррупции стали Новая Зеландия, Дания, Сингапур. Наша страна по традиции в аутсайдерах списка. Соседствуем с Кенией и Украиной. А замыкают список Афганистан, Сомали. Мы на 146-м месте. Были на 147-м, между прочим. 

ВР: Еще сто лет, и мы будем на 46-м месте. 

ЛГ: Да. Только жить в эту пору придется, к сожалению, не нам. 

ВР: Что тут сказать. Это смешно просто, эта история. Данные Transparency International, что объем российской коррупции — 300 млрд долларов в год. Это 9 трлн рублей. Это больше размера Федерального бюджета. А вы мне рассказываете. Методика Transparency International очень простая: они делают анонимные опросы граждан. 

ПШ: И складывают?

ВР: Ну кто будет врать, если анонимно? Говорят как есть. Они делают это по единой методике во всех странах. Это все проверяется. Более того, Александр Буксман — первый заместитель генпрокурора — пару лет назад назвал цифру 270 млрд долларов. Это сопоставимая цифра. Это данные Генпрокуратуры. Я верю нашей Генеральной прокуратуре, когда у нее местами прорываются правдивые признания. Более того, Чайка на днях сказал, что, если мы начнем реально бороться с коррупцией, то сядут все. 

ПШ: Это было. Но там же не рейтинг коррупции — там же рейтинг восприятия коррупции.

ВР: Это связанная вещь. Мнения складываются из практики. Люди говорят. Их спрашивают: давали ли вы взятку? А они говорят, что да. А вы мне рассказываете эту смешную историю про миллиард рублей.

ЛГ: Это не я. Это газеты. 

ВР: Ну тем более смешно. 

ПШ: А что нужно делать? 

ВР: Как наши говорят начальники-идеологи: «А что страшного в авторитаризме? Вот Китай авторитарный. Смотрите, как хорошо развивается». 

ЛГ: Да руки там рубят и головы.

ВР: Я говорю: ребята, да я «за» — давайте китайскую модель. Мэр Шанхая расстрелян! Жена пожизненно в тюрьме! Все имущество конфисковано!

ЛГ: Вы это на кого намекаете сейчас? 

ВР: Я намекаю на мэра Москвы. Если бы мэр Москвы такое сейчас чудил в Китае, то он бы давно покоился, а его имущество было бы в казне. У них пять министров, которые распределяли дорожные подряды, министры дорожного строительства расстреляны. У них глава «Синопек» — глава одной из госкомпаний нефтяных — пожизненно сидит. У них мэр Пекина пожизненно сидит. Но только вас всех посадят, кому повезет, а кому не повезет — того расстреляют. 

Знаете, как у них борьба идет с коррупцией? У них политбюро девять человек. Постоянный комитет. Из них номер пятый — глава партийной комиссии. 

ЛГ: Это серьезно.

ВР: Это серьезно все. Ему подчинены МВД, ФСБ, их прокуратура и следственные все органы. Сверху донизу. Они мониторят Интернет. У них недавно мужика посадили, несчастного. И что он сделал — пришел на конференцию в дорогих часах. 

ЛГ: Опять намекаете? 

ВР: Мало того что в часах. Он еще пачку сигарет положил перед собой. 

ЛГ: «Данхил»? 

ВР: Не Данхил. Какие-то местные сигареты с пандой или с Великой стеной. В общем, дорогие. Взяли на второй день. Сидит, бедолага. Правда, дали всего три года. Поэтому, если посмотрим на российский рейтинг, то… мы на 146-м месте. Китай тоже не ахти, но все-таки на 79-м. Поэтому я говорю, что, ребята, я «за». 

«Единая Россия» недавно обменивалась опытом с Китаем. Два дня у них был семинар. Они говорили: ребята, мы будем перенимать китайский опыт. Вперед! Как Путин говорит: «Где посадки? Где расстрелы?» Я только «за».

ПШ: Хорошо, а что тогда делать? 

ВР: Почему у нас это происходит? Потому что в Китае руководит страной не бюрократия. Вот это мало кто понимает. В России кто руководит? Чиновник. В Китае не чиновник руководит страной — страной руководит компартия. У них в Политбюро нет ни одного чиновника. Политбюро состоит из секретарей партийных, а госаппарат подчинен компартии. Поэтому партия очень жестко контролирует аппарат и в том числе процессы коррупции. 

Я же не призываю к советскому прошлому. Хотя даже советское лучше, чем нынешнее. В Китае не чиновники руководят. У нас чиновники. У них жестко запрещено совмещать бизнес и госслужбу. Даже через детей, племянников и зятьев. За это сажают и расстреливают. У нас чиновник, который не занимается бизнесом, — это лузер, лох и придурок. Потому что если мэр Москвы, глубоко нами уважаемый, показывает пример, как его жена за три года стала долларовой миллиардершей, то почему мэр Урюпинска не может делать то же самое на своих угольных закупках для своих котельных? Такого в Китае представить невозможно. 

Если вы спросите меня, что надо делать для борьбы с коррупцией, отвечу: начать надо с них. С тех, кто об этом больше всего говорит. Они и есть коррупционеры. В Китае нет ни одного министра, который входил бы в совет директоров компаний. У нас все: Нарышкин, Шувалов, Жуков, Кудрин, Сечин. Все, в кого ни плюнь, входят в органы управления госкорпораций и госкомпаний. Вот вам и коррупция. 

ЛГ: Ну ладно. Бог с ним, с Китаем. 

ВР: Опять Бог с ним, с Китаем.

ЛГ: Нет-нет. Я сейчас не о Китае. Мы же сейчас стремимся на Запад. 

ВР: Да ладно. Мы стремимся на Запад? 

ЛГ: Конечно.

ВР: Об этом сегодня сообщили? 

ЛГ: Это давно было известно.

ПШ: Ну вот в Прибалтике как-то решили проблему коррупции. 

ВР: Во-первых (будете смеяться), у них демократия и у оппозиции — свобода слова.

ПШ: Да.

ВР: Это, кстати, имеет смысл, как выясняется. Во-вторых, я разговаривал с премьер-министром Эстонии. Как вы, говорю, победили коррупцию? Ответ: «А у нас сто процентов документооборота в Интернете». Электронное правительство. То есть у них получение разрешений и всех бумажек и так далее… Граждане не заходят к чиновникам — все по Интернету. Все электронные письма. И сайты ведомств открыты. То есть ты регистрируешь свое письмо, ты видишь, к какому чиновнику оно попало, какое принято решение. И ты получаешь ответ.

ПШ: Технология.

ВР: Технология, да. Электронное правительство — это не так дорого. Это не сложно сделать. Причем Евросоюз им оплатил. Они везде ввели. И сейчас невозможно дать взятку: как ты дашь взятку, если ты человека не видишь?

ЛГ: Это человечнее, чем в Китае. Согласитесь.

ВР: Да. Но я и за китайский вариант. На худой конец. Расстрелы на площадях, как у них.

ПШ: Об электронном правительстве ходили разговоры. Какие-то программы принимались.

ВР: Так у нас разговоры ходят про все. Я могу у нас перечислить много разговоров, которые ходят. Модернизация… Слышали? 

ПШ: Слыхал такое слово.

ВР: Вот-вот. Теперь грозятся, что у нас модернизация будет. 

ЛГ: О смертной казни мы поговорим в следующей части нашей программы.

Об отмене смертной казни

ЛГ: Часть третья, как подсказывают мне, романтическая. Как раз дело идет о смертной казни. Частично мы об этом поговорили во второй части нашей передачи. Сегодня, 19 ноября, Конституционный суд поставил точку в этой нашей романтической части. В общем, смертной казни в России не будет никогда. По крайней мере пока существуют данная власть и Конституционный суд.

ПШ: Хорошо это или плохо? 

ВР: Есть такая шутка: что такое смешанное чувство? Это когда теща падает в пропасть в твоей машине — ты испытываешь смешанное чувство. Вот я испытываю смешанное чувство.

ЛГ: Не любите вы тещу свою… 

ВР: Это шутка такая. Я специально говорю для отбивки: это шутка. Неприменительно к чьей-либо теще. В том числе и к моей. Почему смешанные чувства? Китайский опыт меня вдохновляет. Как вы уже поняли из второй части беседы.

ЛГ: Вы просто кровожадный какой-то.

ВР: Они где-то две-три тысячи в год расстреливают коррупционеров.

ПШ: А план есть?

ВР: Нет. План по факту: ловят и расстреливают, ловят и расстреливают. Я думаю, что пару сотен не помешало бы у нас, а потом можно и смертную казнь отменить. То есть я предлагаю такую двухходовость: сначала двести человек расстреливаем коррупционеров, а потом отменяем смертную казнь. Вот. Но если ее уже отменили, то я с этим согласен. Несмотря на смешанные чувства, которые я испытываю. 

Потому что при таком уровне следствия, при таком уровне коррупции в прокуратуре и судах, при такой потогонной плановой системе, о которой талантливо рассказал майор Дымовский из города Новороссийска (когда должны увеличивать раскрываемость ежегодно, и лет через десять все население Российской Федерации сядет, потому что иначе они не смогут выполнить плановые показатели), — при такой системе смертная казнь будет означать только одно: расстрелы невиновных людей. 

Приведу пример. Геннадий Чекалин, бывший заместитель прокурора города Ухты Республики Коми, недавно обнародовал данные по поджогу торгового центра в 2005 году, когда погибло 25 человек. Тогда были осуждены на пожизненные сроки заключения два совершенно невиновных человека. Вот сейчас два совершенно невиновных человека отбывают пожизненное заключение. И он сказал, что у него есть документы и доказательства того, что они абсолютно невиновны. И он их представит в ближайшее время. 

ПШ: А могли бы расстрелять…

ВР: Да. Уже бы расстреляли. Потому что 2005 год. Получили они год назад. Если бы не было моратория, уже бы все апелляции прошли, и их бы расстреляли, а потом бы вышел Чекалин и сказал: мол, извините.

ПШ: Не тех...

ВР: Да. Не тех. Хорошо, что только двоих. Ну не виноваты они. Поэтому, при таком нижайшем качестве следствия и судов, это вообще недопустимо. 

ПШ: А если бы было качество, мы бы обсуждали другие варианты. 

ВР: Еще один пример приведу. Что такое смертная казнь, если у нас люди умирают в тюрьме. Вот только что умер Сергей Магницкий… История этой недели. 37-летний юрист, отец двоих детей умер в тюрьме в центре Москвы. При чем здесь смертная казнь, если у нас люди не доживают в ныне существующих тюрьмах и следственных изоляторах? Еще неизвестно, что хуже: сидеть в нашей тюрьме пожизненно или быть расстрелянным. 

ПШ: Говорят, что хуже сидеть пожизненно.

ВР: Вот я про что и говорю. То есть это вообще не тот вопрос, который надо обсуждать. Для меня он очевиден. Я всегда этой точки зрения придерживался. Что смертная казнь в России немыслима. 

ЛГ: Для вас да. Но большинство ошибаются. 

ВР: Им я всегда говорю: ребята, представьте, что это ваш 20-летний сын получает пожизненный срок или расстреливается за преступление, которого он не совершал и которое сфабриковано следственными органами для того, чтобы получить лычку на погоны. Подумайте о себе и своих родных. И тогда мнения переменятся.

Наша самая спокойная граница — с ЕС

ЛГ: И на закуску у нас есть Северо-Атлантический блок. Постоянный представитель России при НАТО Дмитрий Рогозин 18 числа, в среду, заявил радиостанции «Эхо Москвы», что претензии Северо-Атлантического альянса в адрес России — это попытка контригры против политики нового генерального секретаря НАТО. Как пояснил Рогозин, целью этой политики, этой интриги является подрыв авторитета Андерсена Фог Расмуссена. 

Претензии НАТО к России озвучил официальный представитель Альянса Джеймс Аппатурай. Он заявил, что Альянс расценивает российско-белорусские учения «Запад-2009», прошедшие в сентябре, как нарушение международной договоренности. Там не пригласили представителей. И вообще, это самые крупные учения со времен окончания холодной войны, которые прошли вот так закрыто, считают натовцы.

ПШ: Я помню, министр обороны, министр иностранных дел Польши тоже выступал, как только эти учения прошли. Он сразу попросил пару-тройку дивизий.

ЛГ: А не было обмена информацией. Ничего не было.

ПШ: Да.

ВР: Мы нарушили, безусловно. Мы нарушили еще Хельсинкский акт 1975 года. Потому что уже там, в первой корзине, мы взяли на себя обязательства заранее предупреждать об учениях, допускать наблюдателей и развивать прочие меры доверия. Это первое. Во-вторых, то, что не показали, может и лучше, что не показали. Мы не имели повода не показывать. А то бы показали, и вообще ужас бы был.

ПШ: Из луков стреляли?

ВР: Я не знаю. На самом деле это все отрыжки холодной войны. Потому что все прекрасно понимают: ни наши дивизии никогда на них не двинутся, ни их дивизии никогда не двинутся. И вообще, самая сонная граница на свете — это русско-финская. И если не считать алкоголиков, которые пытаются проникнуть в бары, то никакой угрозы там нет. Самая безопасная граница — между Россией и Евросоюзом. И такой, надеюсь, она будет всегда. Реальные опасности в других направлениях. 

ПШ: Юг?

ВР: Юг и Восток. Конечно! Есть машины военные, есть генералы, есть зарплаты и с той и с другой стороны, кстати. И их интерес — обосновывать наличие угрозы. Я вспоминаю, как мы спокойно, будучи как-то в Риме, ужинали с министром обороны Италии. Он должен был приехать в семь вечера. Приехал в половине десятого. Мы чудесно проводили время в какой-то траттории и что-то там ели, лапшу какую-то... Он приехал совершенно изможденный, министр обороны Италии. 

ЛГ: В форме? 

ВР: Нет, в гражданском. Он гражданский министр, а не военный. Он политик. Приехал и говорит: «Вы не представляете себе, как трудно убедить итальянских депутатов, что у Италии есть внешние угрозы». Вот вы попробуйте и убедите итальянских депутатов, что Италии что-то угрожает.

ПШ: На этом жарком солнце, пляжах…

ВР: Он три часа в итальянском парламенте изыскивал аргументы, чтобы обосновать. Он бюджет обосновывал оборонный на очередной год. Не верят депутаты, что у них есть внешние угрозы. И наши, и натовцы рады этому инциденту. Рады.

ЛГ: Ну, конечно. Деньги-то какие. 

ВР: Они скажут, что Россия нас…

ПШ: Они не договариваются между собой?

ВР: Может быть, и договариваются: «Россия нас не уведомила, значит, там серьезные учения, значит, там угроза. Дайте больше денег». Простая логика. А потом они нас не уведомят. Наши прибегут в Кремль: «Вы представляете, НАТО… лодка вчера проплыла. Вот снимки, вот эхолот, вот глубина, вот у нас есть сведения. Три ракеты. А кто знает, куда они плыли. Дайте больше денег». 

Ну что обсуждать событие, важное для этих истеблишментов? Они рады любому военному событию, потому что это и есть их хлеб. А если называть вещи своими именами — это мирная, сонная граница, где единственное, что имеет смысл, — это контрабандисты с сигаретами, водка и финские алкоголики, которые мечтают прогуляться по Невскому проспекту и как следует напиться.