Еженедельная передача: RESET.ПЕРЕЗАГРУЗКА

Итоги уходящего года

ЛГ: Теперь поговорим об итогах — в частности, об итогах уходящего года. Об этом пишут практически все российские газеты и журналы, в той или иной мере эксперты. Власти говорят одно — пророчат российской экономике рост, например. Независимые эксперты в их словах сильно сомневаются. Вообще, все задаются вопросом: «Что это был за год?» Поскольку событий происходило достаточно много. Разных событий.

ПШ: Но помним-то мы, как правило, о последних событиях. Пермская трагедия. Но в начале года у нас была еще и «газовая война». Да и много чего.

ЛГ: И ничего хорошего не было, что ли? 

ПШ: Вот интересно, как наш гость считает…

ГС: Помните старую советскую традицию — любили давать разным годам разные названия. 

ПШ: Конечно. Определяющий, завершающий…

ГС: Да. Я бы в каком-нибудь смысле, используя это, назвал этот год переломным. В каком смысле? Я думаю, что будущие историки, ну хотя бы лет через десять—пятнадцать, будут определять этот год как год, когда упали, по крайней мере для многих, упали розовые очки. 

Я начну с Медведева, потому что для него этот год был славен всевозможными заявлениями: статья в «Газете.ру», послание про модернизацию (сейчас слово «модернизация» самое популярное). Такого контраста, наверное, между словами и делами, как в этом году, не было никогда. Потому что слова о независимости суда, скажем, подтверждались уменьшением зоны действия суда присяжных, взятием под контроль Конституционного суда путем новой процедуры назначения председателя. Да и то, что в судах некоторых происходило… Текущий процесс над Ходорковским, например. Все это создавало колоссальный контраст. 

Кроме того, абсолютно отчетливо в этом году проявилась полная беспомощность вот этой вертикали власти, которая продемонстрировала полную неспособность обеспечивать базовую свободу, базовое право граждан — право на жизнь. Это шло весь год. Шло по нескольким направлениям. 

Наверное, самое громкое — это роль правоохранительных органов. Насиловали, расстреливали, давили на улицах... Как-то сменился подход. При Путине несколько лет назад граждан мордовали в организованном порядке — типа избиение целого города, как в Благовещенске. Сейчас это приняло стихийный характер, и тем самым более опасный, более непредсказуемый. Потому что не застрахован никто.

ПШ: А может, это роль СМИ как-то возросла? Стали больше освещать? 

ГС: Я думаю, возросла роль милиции, безусловно. 

ПШ: Это прорвалось.

ГС: Прорвалось. Причем, как мы видим, опять же это прорвалось в резком снижении безопасности для граждан. А с другой стороны, еще до Дымовского, на самом деле, пошли разные разоблачительные признания милиционеров. Они просто не легли в тему.

ЛГ: В информационный поток.

ГС: Да, в тему и в поток, под софиты и прочее. Но на самом деле Дымовский просто поддержал тенденцию, не более того, и это продолжается.

ПШ: Евсюков — это логика или случайность? Раньше вот так стреляли? 

ГС: Конкретный человек — это случайность. Конкретное явление — это логика. К этому неизбежно вело резкое снижение планки отбора, когда назначают по знакомству, за взятки и так далее. Да, это неизбежно обязано было сказаться. 

Второе — то, что в этой вертикали невозможен контроль. Вот простой вопрос: представьте себе, что вы министр и назначаете себе заместителя за взятку. Вопрос на засыпку: вы можете с него спросить, если он что-то делает не так? 

ЛГ: Я же тебе заплатил. Что ты ко мне пристаешь? 

ГС: Я еще не отбил с людишками. О чем речь? Нет базара. Вот. Она поэтому и не работает. И даже если вы племянника назначили, то все равно спроса быть не может. Это вроде бы совсем уж безобидно. Поэтому вертикаль эта не работает. Контроля нет. Что очень важно — нет внешнего контроля. То, что должны обеспечивать влиятельные и независимые СМИ, то, что должна обеспечивать оппозиция, то, что должны обеспечивать свободно работающие общественные организации. Они есть, но вот этого как бы присутствия, этого контроля в атмосфере — как это, например, чувствовалось в ельцинские времена, — этого нет. 

И это сказывается в том числе и на настроениях граждан. Странно, на радио эфир изменился. Мне уже год говорит руководитель радиостанции, что не звонят отморозки. Мало что не звонят отморозки — не звонят «дежурные ребята», которые должны пачкать эфир. Ну, может быть, кризис — им не до этого. Если говорить о первой части, то отморозки тоже сами атмосферу чувствуют: что имеет смысл говорить, а что не имеет. И такое ощущение, что она меняется. То есть, если человек понимает, что его слова в эфире не найдут отклик…

ЛГ: Ну, это как пукнуть в лужу.

ГС: Совершенно верно. 

ПШ: Это все плохо? Но у нас все-таки предновогодняя передача. Может, все-таки что-то хорошее?..

ЛГ: А вот Дмитрий Анатольевич Медведев встречался с правозащитниками.

ПШ: И Обама, кстати, приезжал.

ЛГ: С авторитетными, так сказать, в этой области людьми. У него же две стороны, у Дмитрия Анатольевича. С одной стороны, это. С другой стороны, это.

ПШ: Это будет сейчас опять плохое. 

ГС: Нет. Почему плохое? Все-таки вектор его движения…

ПШ: Может, погода была хорошая, лето было теплое….

ЛГ: Да. А зима холодная… Или нет?

ГС: Я пытаюсь вспомнить что-то позитивное... Ну нет, что-то хорошее было. Я сейчас о правозащитниках, с которыми регулярно более или менее встречается Дмитрий Анатольевич. А! Им удалось немножко подправить законодательство, регулирующее работу некоммерческих организаций. Это удалось. Но это такая малосущественная подачка. Потому что все равно пока перекрыты каналы финансирования. Более того, усугубляется эта проблема — преследование усугубляется. Уже Лукин был вынужден делать заявления по этому поводу, что это недопустимо и так далее. А он человек аккуратный.

ПШ: Хорошо, на что вы надеетесь в следующем году? Какие-то приятные перемены? 

ГС: Надеюсь только на граждан. Я не надеюсь на власть. Это связано не с моим отношением к власти, а с тем, как устроена природа вещей. Пока люди не проснутся и не начнут реально давить на власть, мы ничего не изменим.

ПШ: А есть какие-то, с вашей точки зрения, свидетельства того, что это происходит? Может, даже как-то Дымовский повлиял, Евсюков?

ГС: На самом деле, более-менее они начали происходить уже давно. Я вот сужу по эфиру «Эха Москвы». Там есть у вас голосования в эфире. Вот. Как правило, темы, которые обсуждаются, они очень легко квалифицируются по двум альтернативам: прорежимные ответы и антирежимные ответы. Вот уже года два (примерно два, может быть, три года назад) произошел перелом соотношения. Если три года назад результат был примерно фифти-фифти, то сейчас это вышло на другую стационарную точку — 90/10. Обратите внимание.

ЛГ: Это смотря какой вопрос. 

ГС: Большинство вопросов легко укладывается в эту схему. Один вариант — это как бы в поддержку режима, другой — против. 90 против, а 10 — за. Очень устойчиво. Ну, плюс-минус.

ЛГ: Я вам скажу последние данные ВЦИОМ. Приблизительный вопрос: «Довольны ли вы своей жизнью?» 75 процентов отвечают: да. И увеличилось количество людей, которые, в общем, удовлетворены своей жизнью.

ГС: Дело в том, что социальные изменения, политические изменения делают несколько процентов населения, а не вся страна в целом. Поэтому мерить температуру по больнице…

ЛГ: То есть вы надеетесь на эти несколько процентов? 

ГС: Конечно. Все зависит от их состояния. Сколько людей принимало участие в Великой буржуазной революции российской конца XX века? Не больше процента. И это всегда так. И этого более чем достаточно. Все зависит от их состояния, а не от состояния больницы в целом. 

ЛГ: А их состояние зависит от…? 

ГС: А их состояние зависит от атмосферы, которую они сами и создают. От их активности и так далее. Установки меняются. Это совершенно точно. Они начали меняться, как я сказал, два-три года назад. А этот год их поменяет существенно.