Северный Кавказ

Бессильная сила

В республиках Северного Кавказа идет гражданская война. Особенно интенсивна она сейчас в Ингушетии и Дагестане. Как-то прибита Кадыровым в Чечне. Но просто для того, чтобы это не вылезало наружу. Это продолжается в Чечне тоже и в Кабардино-Балкарии. Так что в этих регионах самая настоящая многолетняя гражданская война.

О ее причинах на Северном Кавказе трудно сказать. Но, во всяком случае, там самое разное. Это не телевизионный вопрос, а вопрос для академической лекции. И не мне ее читать. Для этого нужно быть специалистом по этому сложнейшему региону.

Но что для меня лежит на поверхности и с чем согласится каждый — безотносительно к остальной раскладке — это то, что в течение долгого периода, уже почти двадцатилетнего, проблемы на Северном Кавказе федеральная власть пытается решить силой, насилием, запугиванием и ложью. И это бессильные инструменты. Это только разжигает гражданскую войну.

И если это началось в Чечне, то сейчас это распространилось уже почти по всем республикам. Потому что они этой своей тактики не меняют. Невозможно, осуществляя постоянные бессудные казни и пытки, рассчитывать, что остальные от страха замрут и перестанут бороться. Кто-то замрет от страха, а кто-то, наоборот, уйдет в лес мстить и так далее.

Ведь большинство тех, кто в лесах, — это мстители. Это те, кого либо самого унизили, либо семью унизили, либо кого-то из его родственников, особенно дорогих ему людей унизили и погубили. Вот это и есть люди, из которых рекрутируются повстанцы.

И в самое последнее время — последние пару лет — Кавказ вступил в новую стадию войны, которой раньше не было. Появились смертники. Раньше это было в Палестине, это было в каких-то других странах. У нас этого не было. А сейчас появились смертники.

То есть это ответ общества на попытку тотального подавления в течение долгих лет.

Террор мирного населения

Чечня начинала с того, что хотела отделиться. Сейчас уже там не осталось таких людей. Потому что большую часть из них убили. Те, кто остался, они поняли безнадежность этой затеи и перестали об этом думать.

А вот, например, в Ингушетии не было и нет желания отделиться от России. Они как раз заявляют: «Мы граждане России, но мы не хотим бояться, что любого из нас могут схватить, убить, пытать, объявить террористом». И так далее.

Террору подвержена совершенно определенная группа. Это мужчины от 15 до 40 лет. То есть это те, из кого, как полагает федеральная власть, могут образоваться террористы и повстанцы. И вот эти люди, находясь у себя в домах, ложась спать, не знают, проснутся ли они в своей постели. Это не голословное утверждение. Потому что это может случиться с каждым.

Причем там понимаете что получается: с одной стороны там, конечно, есть террористы, а с другой стороны, там ведет ФСБ — не столько местная служба, сколько федеральная служба безопасности… Им полагается обезвреживать повстанцев. Но, понимаете, ходить ловить по лесам этих повстанцев, вступать с ними в бой (а ведь убить могут и вообще) хлопотно и опасно. Зачем? Гораздо проще ворваться в дом, где есть молодой мужчина, забрать его и сказать, что он пособник террористов.

Пытают до тех пор, пока человек не признается, что да, он пособник террористов. Иногда во время этих пыток человек погибает. Тогда его обезображенное тело где-то закапывают. Иногда он пропадает и ничего не известно. Иногда находят обезображенные пытками тела. Если у этого человека есть младшие или старшие братья, отец и так далее, один из них может испугаться, а другой идет в лес. Понимаете, он устраивает взрыв. И пока они будут это делать, они будут увеличивать число террористов.

Потом сотрудники ФСБ эти обезображенные пытками тела подбрасывают и фотографируют. Отвозят в лес, фотографируют и говорят, что вот, мол, мы сражались с бандой, обезвредили двух террористов. Начинаешь смотреть: как же они обезвредили террориста, если он весь в следах мучений. И это не один случай. Таких много случаев.

Возможно, что те, кого они захватили, имеют связь с террористами. Но ведь во всяком нормальном обществе если так, то человека арестовывают, идет следствие, если виноват — судят, и приговаривают к тюремному сроку. Но не к пыткам и не к смерти. У нас нет таких наказаний.

Во-вторых, поскольку это распространяется не только на тех, кто причастен к терроризму, но и на совершенно случайных людей, сочувствие народа на их стороне. Считается, что они пострадали безвинно. Так что и это создает совершенно непроходимую пропасть между властью и обществом. И это создает почву для гражданской войны.

Хлопонин — хороший кризисный управляющий

Хлопонин собственно и губернатором стал потому, что показал себя как хороший кризисный управляющий. Поэтому его сделали губернатором Красноярского края. Он там тоже себя показал как хороший кризисный управляющий. И, по-видимому, именно как хорошего кризисного управляющего его назначили на Кавказ.

И это замечательно, если это так. Потому что ведь ситуация во всех северокавказских республиках усугубляется тем, что там совершенно ужасная безработица. Практически никакие предприятия не работаю. И среди молодежи безработица 80 процентов. Я не говорю, что каждый безработный — террорист. Но, конечно, молодые люди — особенно энергичная и агрессивная часть общества, — если они безработные, то это способствует распространению терроризма.

Поэтому если новая тактика в улучшении экономической ситуации на Кавказе — дать молодым людям работу или учебу, дать какое-то занятие в жизни, какую-то перспективу в жизни открыть, то это может хорошо повлиять на снижение напряженности в этом регионе.

Очень было бы правильно и эффективно, если бы убрали оттуда ФСБ с этими бессудными арестами и пытками. Если бы такой комплекс мероприятий осуществили, то не сразу — такие вещи, которые нагнетались в течение десятилетий, за месяц не поправишь, нужны годы, — если хватит выдержки и последовательности, если будут эту линию проводить и экономику улучшать, прекратят бесчинства ФСБ, то, может быть, через несколько лет мы почувствуем, что гражданская война прекратилась.

Но только если это будет сделано в комплексе и не сразу.