Дети подземелья

Вадим Михайлов, руководитель «Диггер-спаса» (ч. 1)

Павел Шипилин: Сегодня у нас в гостях Вадим Михайлов, известный диггер. Популярный человек. Руководитель «Диггер-спаса». Мы его пригласили в связи с терактами последнего времени. Начнем мы наш разговор с того, что собой представляет диггерское движение. Расскажите, пожалуйста.

Вадим Михайлов: На данный момент, несмотря на то что я являюсь основателем и лидером международного российского движения, больше, наверное, традиционных и подвижнических аспектов у диггерства все-таки за рубежом. Это 15 стран мира. И в основном это Европа. И Западная Европа, где есть ребята, которые у нас учились в институтах. Здесь начинался этот альма-матер зарождаться. С наших детских игр, институтских, с походов. И на постсоветском пространстве все это активизировалось. Все-таки на Западе организации маленькие, по пять-шесть человек, по десять человек, по двадцать, как в Берлине, в Мюнхене, в Баварии.

ПШ: Простите, мне показалось, что вы были чуть ли не первопроходцем международного диггерского движения.

ВМ: Основатель и лидер международного движения и российского движения. Дело в том, что диггеры всегда были. Английская буржуазная революция… Долго рассказывать. Просто мы взяли название, даже не задумываясь о какой-то политической составляющей. Когда прошлый посол Англии мне сказал в посольстве, на приеме, что мы возрождаем традицию английскую, я ответил: «Нет. Хотя мы Англию очень любим. Мы взяли вашу терминологию, от глагола to dig — копать. Потому что мы по своей философии вскрываем оползни, о которых писал француз Гюго. Мы идем сквозь тоннели времени, между мракобесием прошлого, через непонятное нынешнее, в грядущее». Он посмеялся и сказал, что согласен с этим.

ПШ: Скажите, а приходилось ли вам быть не только под Москвой, но, например, под Парижем или под Лондоном?

ВМ: Приходилось бывать в разных точках. Мы сравнивали, естественно. Я очень много рисовал. Были своеобразные подземные пленэры. Я графикой увлекаюсь. Но поразила больше всего подземная Мальта. И можно будет посмотреть фильм, который мы там сняли. Есть много исходного материала. И это начало глобального сериала, который мы назвали «Подземная одиссея». То есть глобальное видение планеты под землей. Потому что у каждой цивилизации есть свое подземелье.

На Мальте мы сделали открытие. Это первое открытие. Приоритет России, российских диггеров на Мальте. В сердце Средиземного моря. Очень много интересного найдено. Об этом много можно рассказывать.

ПШ: Это для мальтийцев тоже было открытие?

ВМ: У мальтийцев глаз замылен. Потом, вы знаете, франко-валлонцы — они не то чтобы ленивые, но просто спокойные люди, которые никуда особо не лезут. И так окружены музеями. Живут в музеях, собственно говоря. Крестьянин в огороде случайно, вспахивая землю под очередную кактусовую плантацию, вдруг натыкается на древнейший кувшин, доримской династии. Или еще более древний.

ПШ: Их трудно удивить.

ВМ: Там переплетение всех цивилизаций. Но мы удивили. Все равно удивили. И нашу школу, и мальтийскую.

ПШ: А что вы нашли?

ВМ: Дело в том, что мы нашли промальтийскую культуру. Это очень близко к таким открытиям, которые все время будоражат воображение. Типа библиотеки Ивана Грозного, вопроса «А были ли атланты?». Это глубже, чем все то, что могло говорить о материковых цивилизациях.

Когда мы еще с Сенкевичем, царство ему небесное, рассуждали на эту тему, он заметил: вполне возможно, что вторым островом Пасхи или вторым Гибралтаром может являться остров Средиземного моря Мальта. Я рад, что мы еще туда планируем экспедицию.

Сейчас вы знаете, что проблема в Чили. Поэтому сложно экспедицию сделать, но все-таки мы побывали на Мальте, и нам удалось продвинуться в реальную глубь. На пятьсот метров вглубь острова. Это все равно исторические сооружения. Что-то разбирали, потому что камнем заложено в некоторых местах. Нам разрешили идти из-под моста. Это известное безопорное сооружение мальтийское. Легендарное. Из-под дворцовых площадей. Из-под Гозо. Мы обнаружили тоннели, которые, возможно, соединяют остров Гозо и Мальту между собой под шельфом. Хотя все плавают там на пароме. Про это долго рассказывать. Но они уникальны. Надо видеть, что они собой представляют. Помимо того, что туристы посещали и не посещали, потому что просто несколько не обустроено это. Еще есть такие… Хотя начинали мы с рубежей обороны.

ПШ: А что же это было? Кувшины? Наскальные изображения?

ВМ: Нет. Дело в том, что это сооружение. Ведь можно и по сооружениям судить о цивилизациях. По кирпичикам или камням, которые туда вложены. По системным блокам, которые входят внутрь друг друга и имеют определенное сечение. Дело в том, что там мегалиты. И мегалиты самые древние. И самый древний в мире дом, считается, находится на Гозо. И вот там и в других местах, где сооружения как бы уже обрушились в некоторых местах, никто не обращал внимания на плиты подземных сооружений. Ведь они были взяты из фундаментов еще, оказывается, более древних мегалитов, в которых видны некие даже лики…

ПШ: Что такое мегалиты?

ВМ: Мегалиты — это молельни. Это астральные дома, типа определенных остатков, я бы сказал даже, обсерваторий. Я подобные наблюдал, может быть, только в Чечевице или где-то на полуострове Катана или Ла-Роса, в городе солнца в Тиауанако. Потому что схожесть есть.

Цивилизационная схожесть в том, как строили. Дело в том, что мы проникли в один колодец на Мальте, где вообще вода не держится. Из Сицилии ее привозят. Она ближняя. Она уходит в пористый остров, и никто никогда не обнаруживал, чтобы она хранилась в каких-то резервуарах. Мы нашли такой резервуар. Мы пробились в такое место, где явно доацтекской культуры здание. Какое-то обрушенное. Остатки его. И явно чаша для жертвоприношений, уходящая в колодец. Там и спираль для стока крови. Все типичное для бога ацтеков. Резких фетишей, которые бы на это показывали, там не было. Мы сдвинули чашу, погрузились. У нас есть фотосъемки этого колодца. Оказалось, что этот колодец — резервуар с водой. Колодец подпирают некие статуи с острова Пасхи. Вот такая вещь.

Вадим Михайлов, руководитель «Диггер-спаса» (ч. 2)

ПШ: Можно долго слушать Вадима, как он рассказывает про свои мальтийские похождения. Но все-таки нам придется вернуться в Москву. Может быть, мы отдельно встретимся по вашим зарубежным экспедициям. Вы расскажете нам об этом, и мы с удовольствием послушаем. А Москва? Чем Москва интересна? Чем характерна? Были ли у вас здесь открытия?

ВМ: Вы знаете, это самый необычный город мира. Ну, во-первых, это альма-матер диггерства. 24 апреля 33 года нам исполняется. Движению.

ПШ: Поздравляем вас.

ВМ: Мой день рождения будет в этот день. Поскольку папа меня взял на мой день рождения под землю. Я от этого веду свой интерес и обоснование диггерского движения. Приедут друзья.

Хочу сказать, что Москва необычная. Необычная тем, что это был самый засекреченный из всех городов мира. Всегда и для всего мира. Он более древний, чем кажется археологам. И они с этим соглашаются интуитивно, кулуарно. Но, конечно, есть определенная граница, по которой судят о древности города. Хотя я бы смело сказал, что он гораздо более древний.

Следующее. Каждый правитель Москвы был монархом. И этот монарх старался привнести что-то в подземное сооружение. Если сравнить с подземным Парижем, то подземный Париж стоит на трех-четырех уровнях. И Лондон примерно на стольких же. Там глубже метро. В Париже совершенно иные системы. Но есть общность. Но при всей этой общности, по количеству хаотически соединенных лабиринтов… Мы называем их анастомозы. Как сосуды разветвляющиеся, то есть сложная лабиринтная система. Желудочно-кишечный тракт мегаполиса в Москве обусловлен огромным стыком рек и дельтой этих рек.

ПШ: Которые сейчас закрыты?

ВМ: Конечно. Все это — сердечно-сосудистая сеть города, как мы считаем. Или кишечник. Сердце города — Кремль. И, безусловно, огромные глубины, выстроенные руками человека. Каждого правителя, включая всех, наверное, наших монархов до нынешнего времени. И монархов брежневского времени, которые последовательно сооружали бункерную систему. Со времен Хрущева и на постсоветском пространстве их запустили очень сильно. А сейчас пытаются хоть как-то восстановить. Все это показывает, что Москва превалирует над всеми городами мира в своем подземном организме. Я принес специально, чтобы вам это подарить, в форме рисунка.

ПШ: А мы потом отсканируем и покажем нашим читателям.

ВМ: Конечно! Город меньше здесь, чем… И это на самом деле. Потому что я еще и сократил. Почти до 800 метров падает то, что сделано руками человека в разное время. Можно найти какой-нибудь остаток клада византийских времен в современном месте. Закопали. Все меняется. Или, наоборот, какой-то коллектор. Его участки провалились в неолитические системы цивилизации

ПШ: Вы упомянули о секретах. Означает ли это, что вы проникли в эти секреты и вы их разгадали? Или вас туда не пускают?

ВМ: Вы знаете, считается у спецслужб, что мы все знаем: «Да вы что, а нам говорят, что, мол, все вы знаете. Мы, конечно же, с вас не берем никаких подписок. Это было бы просто нелепо. Но не надо туда проникать». Хотя мы всего не знаем. Вы знаете, все обследовано самое основное. В постсоветском пространстве, я еще раз коснусь этого, многое было запущено. Это давало возможность не строить велосипед. Это давало возможность просто хорошо забытое прошлое исследовать. И мы подружились в результате с теми людьми.

ПШ: То есть вы встречали в подземельях?

ВМ: Мы и взаимодействуем с ними. И никто… Все говорят теперь, что примут тебя, пристрелят, если ты на окрик не откликнешься. Это все давайте мы отнесем к эпохе жуткого сталинизма. Не знаю. Может, если бы в НКВД снизу кто-то полез, его сразу бы и шмальнули.

Рациональные, умные люди, охраняющие спецобъекты… Люди, которым удалось подойти к этому, причем не с той идеей, которая есть сегодня. Надо зайти в известный запретный плод, который так сладок. Вот это кайф.

Нам было вообще приятно исследовать подземелье. Была идея. И с этой идеей всегда мы и шли. И наши последователи тоже. Это не была идея во что бы то ни стало проникнуть в спецобъект, но волей-неволей мы их касались. Соответственно, это повлекло за собой… Вот у иных, может быть, и не получилось. А нам повезло. Нам дал Господь дружить с этими людьми, взаимодействовать. И это пригодилось в моменты тяжелых кризисных ситуаций и в городе, и вообще в России.

Вадим Михайлов, руководитель «Диггер-спаса» (ч. 3)

ПШ: Очередной страшный теракт, к сожалению, который потряс не только москвичей, не только Россию, но и весь мир. Известно, что вы высказывались по этому поводу. Известно, что вы говорили, рассказывали о том, что Москва не защищена снизу. И террористки проникли через самые незащищенные участки, о которых все знают. Вы говорите, что есть еще менее защищенные. Или более незащищенные.

ВМ: Более. Да. Нужно говорить о том, еще восемь лет назад… Это не пособие ни в коем случае для будущих террористов. Террористы это прекрасно тоже знают. И не от нас. Не знать мегаполис и действовать в нем — это было бы глупо. Они знают это по другим городам мира. Где, скажем, Аум-Синрике хранила свои лаборатории. Это уже было под землей в Токио. В большом и в малом Токио.

В разных местах мира терроризм уже касался метрополитена. До нас. Вспомните лондонские взрывы и многое еще другое. Но нужно говорить о том, что если ты специалист, если ты вынашивал идею безопасности, потому что ты там находишься, вынашивал идею сохранить исторические корни, как же их не защитить? Мы, естественно, подавали записку о подземной безопасности. Я был ее инициатором. Мы ее создавали достаточно долго. В самый сложный период, но, заметьте, до террористических актов. И она не повлекла за собой никакой реакции.

ПШ: И куда вы ее отдали?

ВМ: Мы ее во все структуры, ФСБ отдавали. И никакой реакции. Вы поймите, еще задолго до терроризма, предвосхищая его. Но это было внутри хозяйства муниципального. Но все равно всегда это уходило либо в Кремль, либо еще куда-то. Нам хотелось не пиар сделать, а действительно реальную лепту внести. Для нас это выше любого пиара. В это время нас приглашали, и была встреча в зале «Гжель» «Президент–отеля». Все спецслужбы плюс наши предприниматели. И была зачитана мною эта записка. Это достаточно сложно и долго. Мне дали вне регламента все это зачитать.

Там присутствовали и депутаты, и ФСБ. Все просто схватились за голову. Потому что это не раз уже было. Когда к нам приезжали и что-то нужно было сделать, то понимали, что мы знаем несколько больше, чем они могут вместить. И узкорамочная система не давала этого сделать. Сейчас сказали: «Давайте мы будем действовать». За все эти годы, до первого теракта на Тульской, Нагатинской не было предпринято ничего. Мы усовершенствовали записку после терактов, предполагая, как комбинированно может развиваться подобная система. Она была зарыта. Была опять передана во все инстанции.

ПШ: Скажите, пожалуйста, вы не давали никаких подписок, как по-вашему, эта записка должна иметь гриф «секретно»?

ВМ: Я сделал просто рисунок графический. Жаль, его сюда не принес. Потом я обязательно вам его покажу.

Побег из Бутырской тюрьмы. После того как заключенные оттуда убежали, мы там работали. И выявили весь сложный арсенал подземных сооружений, по которым можно убежать. И черный коридор был. И убегали люди. И раньше могли убежать. Убежали эти. Побег был подготовлен в Бутырском следственном изоляторе. И после этого тут же засекретили мой рисунок. Я его только успел осветить на пресс-конференции. Даже рисунок засекретили. А уж что говорить о деятельности, которая связана с дневниками, картами, схемами.

ПШ: Это, согласитесь, правильно. А может быть, и нет.

ВМ: Я считаю, что надо секретить.

ПШ: Да. Ваша записка подразумевает это.

ВМ: Неправильно было бы, если бы я сейчас не рисунок, где все сознательно искажено, а реальную схему показал бы. Это все. В Интернете, на телевидении. Смотрит умный и знающий. Там цифры, там соответствующие диаметры коллекторов и реальные входы. Вот это и должно храниться в секрете.

ПШ: Получается, что вам обязательно надо давать подписку? Вы ее, конечно, не даете, но…

ВМ: Я могу ее дать. Мы готовы дать эту подписку. В том случае если будет создан соответствующий департамент, в котором мы займем соответствующее, уважаемое положение и место. А не будем проводниками, как они любят, по канализациям. Унизительное и уничижительное значение для диггерства.

ПШ: Тем не менее они к вам обращаются за консультациями?

ВМ: Обращаются где-то. Понимаете, не то что мы не рукопожимаемые. У нас все среднее звено любят. И прекрасные отношения со всеми спецслужбами. Вспомните «Норд-Ост». Но тем не менее они стараются истинные, реальные взаимоотношения с нами скрыть от вышестоящих над ними инстанций.

Вадим Михайлов, руководитель «Диггер-спаса» (ч. 4)

ПШ: Чувствуете ли вы конкуренцию со стороны официальной власти? Чувствуете ли вы давление со стороны той же самой власти? Занимается ли той же самой параллельной работой, допустим, МЧС или ФСБ?

ВМ: Вы же прекрасно знаете, что власть вообще всегда вне конкуренции. Тут даже и говорить нечего. Просто власть может чего-то не знать. И какие-то корректуры должны быть. Они должны считаться с независимым мнением независимых экспертов. И так далее. А то получается, что все у нас независимые экспертизы, так необходимые для власти, и так пролонгированы ею куда-либо. В результате она тормозится на муниципальном уровне муниципальным чиновником, который просто не хочет, чтобы такой эксперт что-то рассказал о его хозяйстве. Естественно, если в твоем хозяйстве все идеально, экспертиза будет только тебе на пользу. А если это не так, то тебе эксперт не нужен. Вот и весь ответ. Конкуренции со стороны каких-либо других организаций просто не вижу. Потому что мы пока вне этого. У них нет таких знаний. Они не работали столько по эти вопросам.

ПШ: Скажите, пожалуйста. Это ведь довольно опасное занятие. Там должны быть специалисты?

ВМ: Мы все и есть специалисты. Девять человек. Я девятый. При всей большой организации. Ее размытости.

ПШ: Есть ученики, разряды?

ВМ: Обязательно нужно сказать о воспитательном процессе. Потому что это дети. При всем этом нас считают единственными в мире специалистами такого уровня. Я хочу сказать, что входят известные спелеологи. И известные альпинисты. И альпинисты, ставшие такими при работе с нами последовательно.

ПШ: А снаряжение у вас альпинистов?

ВМ: Снаряжение абсолютно разное. Есть снаряжение, которое мы сами придумали. Потому что оно нужно только нам. Это как Кусто делал под себя, так делаем и мы под себя. Его доделали. Модернизировали. Я даже хочу сказать, что специалисты ФСБ малых структур тоже применяли какие-то элементы подобного снаряжения. Но мы применяем все элементы снаряжения в зависимости от ситуации. Если, допустим, ситуация со взрывом или взятием заложников. Нужно минимизировать, кого-то куда-то вести.

Естественно, на «Норд-Осте» мы были незащищены. После «Норд-Оста» мы договорились брать бронешлемы. Те же бронежилеты. На случай работы в узких местах у нас каски. И разные другие вещи. Мы себя сами оснастили. Никто ни разу нас не оснастил. Мы живем на черную кассу. У нас нет нормальных средств.

И тут воспитательный момент. Молодежь все же льнет к нам. И это действительно продвинутая молодежь, которая может заниматься хорошими проектами. Реально готовиться к армии, к МЧС. Вот тебе, пожалуйста, для развития клуба. Огромное количество находок. Музей. Можно его развивать под музей-клуб, площадку делать и тренировать ребят. Если ряд сооружений. Они уже не на балансе. Можно их использовать. Не дают гранты. Любым способом отрезают нас от работы с молодежью. Молодежь самостоятельно использует, потому что это им интересно. И тогда используют против нас.

Этот замкнутый круг я пока прорвать не могу. Потому что нужен начальный капитал не только для бизнеса, но даже для воспитательного, казалось бы, необходимого для России процесса.

Почему не задействовано огромное количество аудитории, так называемой «подземной»? Пока будем называть ее в кавычках. Она должна либо гибнуть, либо вести за собой непонятно каких людей и тоже подвергать их опасности. Либо привести туда реально кого-то, кто представляет собой угрозу для общества. Потому что, не дай Бог, подземка станет сферой сведения политических либо каких-то других счетов.

Это же место, которое подходит под все социально важные и политически важные объекты. Я уж не говорю об инфраструктуре. Культура, искусство, наука… Недавнее задержание, уже полтора года ему, в институте Курчатова, прямо уже под ускорителем, шести человек от 15 до 17 лет, которые были все с надписью «Диггер» на каске.

Хорошо, тогда вступились за меня и «Скандалы недели». Мы как раз тогда снимали. Меня вызвали в Курчатова. И они хотели сразу же сказать, что я, идейный, духовный лидер этой организации, туда проник. Хотя утечка материала, видимо, есть. И какой-то проход, через который дети пролезли. Подземный. О котором вроде бы охрана должна знать. Такой мощнейший кулак наш ядерный, научный. И он так проходим. Извините, но тут на диггеров валить не надо. И если Вася Пупкин, купив акваланг Кусто, где-нибудь в Тутаевске, нырнув в колодец, погиб бы, неправильно использовав акваланг, что, Кусто будет отвечать за каждого погибшего там?

Тем не менее совести тяжело. Потому что мы люди совестливые. Мы законопослушные. Мы ушли оттуда, где закон, хотя это был подзакон, потому что придумали митинги и шествия в подземных коммуникациях, только чтобы правительство Москвы нас там не видело. Да. Прекрасные какие передачи были. Был там и Гайдар — похоронили его недавно, царство ему небесное. И сам Юрий Михайлович Лужков. Казалось бы, вот туристическая тропа. Вот передача. Вот это окучиваемо прессой. Весь мир на это смотрит и хочет. Ну придумали мы это. И вышли. И что получилось? Колодцы. Колодцы роют. Закрывают так, что там газовые мешки могут создаваться. Чтобы только сверху никто не пролезал. Тем не менее люди чуть ли не с МКАД входят в эти системы и подходят под те самые колодцы, на которых стоит омоновец. Он уверен, что через этот колодец в день своего праздника мы не полезем. Однако там тусовка продолжается. Она может кончиться очень печально…

Дайте гранты, дайте заниматься молодежью. Дайте сделать клуб. Это хорошая вещь. Но мы до президента даже не можем это довести. Ведь создана концепция передачи. Создана концепция четкая, что нужно клубу, как он будет развиваться. Какие уже есть материалы для этого. И какие специалисты. И при этом все обрубается на уровне муниципальных властей, возвращается назад в муниципальную тусовку, и с молодежью просто нас отбрасывают в сторону. Почему? Вот на это я бы хотел, чтобы мне тоже ответили.

ПШ: Если резюмировать, то получается, что мы на сегодняшний день, наши дети не застрахованы от того, чтобы не попасть в беду, а весь город не застрахован от терроризма снизу.

ВМ: Если он двинется туда. Это все через централизованное и менее централизованное… Эскалаторная система и так далее, общего снабжении.

ПШ: А вы готовы все узкие места показать? Все продемонстрировать?

ВМ: Не только готовы их показать и продемонстрировать. Мы готовы их выявить. Потому что много не выявлено даже нами. Но мы догадываемся, где это может быть. Но для этого нужно спецразрешение. Для этого нужна нормальная реальная деятельность. А не отбрасывать нас резко в сторону.

В чрезвычайных ситуациях это очень важно. Вот что было сейчас? Потаскали, поработали. Я был с первой группой на Лубянке. Через двенадцать минут мы были. После этого генерал МЧС, который меня уважает, подошел и сказал: «Сейчас появится Сергей Кожугетович Шойгу. У него аллергия на вас. Спрячьтесь, пожалуйста». Почему я должен унизительно прятаться за толпу с милицией? Чтобы только меня министр МЧС не заметил. Почему такое происходит? Почему люди, которые достойны многого и в разных странах работали на предотвращении и на последствиях… Жалко, что мониторинг не дают. Потому что можно смониторить очень много. Я, заметьте, предупреждал много: обрушение, обвалы, теракты. Заранее. Почему мы должны прятаться? Почему мы должны быть изгоями в момент, когда люди должны объединяться и не должно быть никаких личных амбиций? На это тоже никто не может дать ответ.

И я считаю, что это не принцип. Это абсолютно неправильная политика, которая сейчас ведется против «Диггер-спаса». И людей, которым не дают аттестации, которым не дают работать. Наоборот, лишили нас оргтехники, машин. Многого. Мы были всего этого лишены. За критику в строительный сектор Москвы. А почему нельзя критиковать? Здание, возводимое на песке, обходится городу очень дорого. Человеческим жизнями может обойтись. Здания иногда валятся под гастрабайтерами. Я уж не говорю о том, что они могут быть заселены, а потом упасть. Как только мы говорим о том, что аквапарк развалился не просто так, сделали другую версию, и нас тут же в сторону. Басманный рынок. Заранее мы предупреждали. Хорошо, московская прокуратура после поработала. Там могли быть еще обрушения. По показаниям из этих зданий люди двадцать лет не могли выселиться. Их выселили в течение трех дней.

Вот это взаимодействие. Это работа. На «Норд-Осте» тоже было взаимодействие. Но больше я его ни разу не видел. Но мы не за награду шли. У нас международная ассоциация. Эти даже не подумали нас награждать. Хотя мои ребята тоже там были. Они проявили себя в течение четырех суток героически. Но я не могу. Мы не такая коммерческая организация. Мы не партнерство. Не могу подавать на награждение своих ребят. Мне очень жаль, что молодежь получила тогда такой шлепок от власти. И не то чтобы обозлилась, но просто разочаровалась очень сильно.

ПШ: Будем надеяться, что у Вадима Михайлова, у «Диггер-спаса» и у нас с вами все изменится к лучшему. И наконец-то Москва станет безопасным городом снизу.