Реституция

Закон о реституции ставит крест на культурном наследии России

Существует законопроект, который предполагает передачу всего музейного фонда древнерусского, то есть православного. Термин «православный» определяется не только эпохой «петровской» и «допетровской», но до сегодняшнего дня, условно говоря. Потому что мы имеем достаточно большое количество произведений того же Нестерова, того же Васнецова и так далее.

Значит, если это сделать в соответствии с тем проектом закона, который официально существует и, может быть, не очень официально распространяется в музейном, реставрационном, историческом и историко-культурном сообществе, то мы должны поставить крест на всех музеях, музейных экспозициях, посвященных древнерусскому искусству, посвященных религиозному, православному искусству после «петровской» эпохи и так далее. То есть фактически мы изымаем огромный пласт культурного и художественного наследия из музейного обихода.

Что такое музейный обиход? Как бы мы ни поднимали на щит наши достижения в области распространения православия, все-таки основная часть народа у нас пока не очень православная, не очень ходящая в храм. Но дело даже не в этом. Это все государственный фонд, который не подлежит просто распылению. Распылить можно все что угодно. Мы это знаем. Знаем, что происходит с лесом, что происходит с массой природных заповедников и так далее.

Но здесь есть еще один вопрос: во имя чего это делается? Во имя чего этот закон? Я понимаю проблемы земельные, проблемы поздних зданий, проблемы владения ими. Но ведь к культурному наследию это не должно иметь ни малейшего отношения. Потому что, в принципе, у культурного наследия есть основа, которая позволяет, с одной стороны, наметить точку отсчета, эволюцию. С другой стороны, посмотреть, на каком мы свете.

Этот момент принципиально важен. Потому что народ должен иметь историю своего искусства. А распыленное по разным храмам такой историей являться уже не будет.

Возьмите любой музей — даже самый провинциальный, самый нищий, бедный. Все, что есть у него, выставлено и выстроено в какую-то определенную хронологическую, культурно-историческую и культурно-художественную линию — будь то Третьяковская галерея от 1912 года до современного искусства. Или если говорить, скажем, о Крымском Валу. Или от середины XIII века (пока у нас еще экспозиция строго ограничивается временем основания Петербурга) до 1703—1704 годов. Это наша эпоха. У нас есть и более поздние произведения. Мы их пока в силу отсутствия места выставляем… Это яркая и очень понятная, очень важная для каждого представителя того или иного сообщества картина.

Вы же не будете думать, что то, что сейчас хранится в Ватикане, надо непременно раздать. Или то, что есть в собраниях музеев, скажем, Стамбула, вернуть: предположим, согласно исторической справедливости Софию Константинопольскую отдать мусульманскому сообществу. Ведь завоевали же когда-то, в 1453 году. А почему вернуть?

Мы сидим, как хозяева, в данном случае — в своем местечковом, замкнутом натуральном хозяйстве. А в принципе, это даже и не только нам принадлежит — это принадлежит мировой культуре. Поэтому надо обходиться очень бережно.

Попытка конфессионализации всей страны — опасная тенденция

Конфессионализация всей страны — это очень опасная штука. Потому что вы раздаете буддистам, вы раздаете мусульманам, вы раздаете иудеям. Ну, с протестантами все более просто — у них отстраненные представления. Но существует еще и католическое наследие, между прочим, о котором мы молчим и которого у нас порядком.

Что, возвращать, скажем, «Мадонну Бенуа» в храм из Эрмитажа? Тут ведь стоит только начать. А что, отдать, скажем, какие-то ложечки в ресторан? Использовать по назначению? Эрмитажные коллекции еще какие-то и прочие, и прочие? Что делать с Петергофом? Устраивать гулянья со всеми вытекающими мебельными последствиями?

Мы без того потеряли столько, что терять нам ничего нельзя. Беспамятство такое… Хочется сразу все приватизировать и все. Этот момент абсолютно некультурен. Этот законопроект — он хозяйственный.

Плата за закон о реституции слишком высока

Можно делать все что угодно. Но надо понимать, чем оплачивается это. То есть можно раздать все. Мы теряем огромное пространство музейное, поле. У нас музеев, как в Новой Зеландии, — около 22 тысяч. Всего-навсего на огромную страну. И все музейные пространства главным образом в европейской части. Урал — некая точка отсчета. Екатеринбург, по-моему, последний крупный музеефицированный город. Хотя есть и в Томске, есть и в Новосибирске прекрасные музеи и прекрасные коллекции. Но, в принципе, на душу населения там уже, как и самого населения, на квадратный метр...

Чем платить будем? Полным отсутствием, полной пустыней «допетровского» времени. Ведь можно подходить очень просто: вот Чаадаев полагал, что русская культура начинается с Петровской эпохи. Милица Нечкина была заслуженным академиком, Героем Социалистического Труда, историком. По ее учебникам мы учились много лет. Она полагала, что русская культура начинается только с декабристов. Все ясно.

Более того, я бы сказал, что люди, ходящие в древнерусские разделы Третьяковской ли галереи, нашего ли музея, Русского ли музея… Там огромное количество пасется студентов-иконописцев. Для них идеальный вариант, идеальный образец школы.

За все удовольствия нужно платить. Можно платить и так.