Спорт и политика

Павел Колобков, ч. 1

Александр Газов: Российские власти объявляют профессиональный спорт одним из приоритетных направлений в развитии государства. При этом мы не видим в последнее время значительных успехов. Вкладываются большие деньги, но наши сборные и наши профессиональные спортсмены не показываю тех результатов, которые от них ждут простые россияне и власти, которые им оказывают огромную поддержку. Складывается ощущение, что либо политика государства в этом направлении выбрана неправильно, либо допущены серьезные ошибки в реализации в принципе правильной политики. Как вам кажется, какая здесь более правильная интерпретация?

Павел Колобков: Наверное, мы сейчас подвержены некоторым эмоциям. Прошла недавно Олимпиада — не самая удачная для нас. Наша сборная не попала на чемпионат мира по футболу, который сейчас, в данный момент, проходит, и мы могли бы там выступить. 

Но если вернуться на пару лет назад, вспомнить, то никому бы и в голову не пришло, что у нас какие-то проблемы со спортом. Потому что, во-первых, мы выиграли чемпионат Европы по баскетболу. Наши волейболисты выиграли, по-моему, Евролигу. Наши хоккеисты выиграли чемпионат мира два года подряд. Наши футболисты заняли третье место на чемпионате Европы. В общем, было ощущение, что у нас в спорте… Может быть, все плохо в образовании, в здравоохранении, но в спорте у нас все замечательно.

Вот с другой стороны, многие не понимали, что вообще происходит. Вообще, скажем так, не в большом спорте, а в спортивной подготовке. В том притоке спортсменов, которые могут пойти на смену тем лидерам, которые еще остались с советского периода.

АГ: То есть мы реализовывали ресурс, который был накоплен ранее?

ПК: Мы в большей части реализовывали тот ресурс, который был накоплен за 70-е, 80-е, 90-е годы. У нас была одна из лучших тренерских школ во многих видах спорта. У нас, в принципе, во всех видах спорта, особенно в олимпийской программе, были лидеры.

Сейчас ситуация немножко изменилась. Во-первых, надо сказать, что спорту поставлено большое значение. Не только поставлено во главу угла в российской политике. Но то же самое происходит и в Америке, и в Германии, и в Китае, и в Корее, и в Великобритании. Во многих странах. Если судить по моему виду спорта (фехтованию — Ред.), то за последние десять лет очень сильно поднялся уровень азиатских стран. Европейские страны были одними из лидеров. А раньше это было четыре–пять стран. А сейчас занимается очень активно и Латинская Америка. Сейчас спорт стал, скажем так, во всем мире более профессиональным и более популярным. 

АГ: Государство везде, во всех странах, я так понимаю, активно вмешивается в спорт. Оказывает поддержку финансовую, политическую и разного рода социальную. Но везде ли такие огромные деньги водятся, как у нас? У нас это ведь открытые все данные. Тот же Гус Хиддинк получал колоссальную, огромную зарплату. Входил в пятерку самых высокооплачиваемых тренеров. Но мы не получили результат. Везде ли это так? Или это вот наша внутренняя ситуация? 

ПК: Вы знаете, если такой вот сейчас рынок в футболе, если тренер получает столько-то, может, это нормально. Немножко мне все-таки размер… Я никогда не считаю деньги в чужом кармане. Но и представить себе… У нас тоже есть выдающиеся тренеры. Тот же Семин, Газзаев. Представьте себе, что наш тренер такого же уровня получает хотя бы соизмеримую зарплату с зарплатой Гуса Хиддинка или Адвоката — я считаю, что это невозможно. Какого он добился результата в итоге? Наша сборная не попала на чемпионат мира. Ну, вот этот вопрос немножко странен. И я думаю, он вызывает такое, скажем, раздражение у большинства болельщиков. И непонимание. А если при этом команда не получает результат, на который мы в принципе вправе надеяться… 

Все-таки футбол… Понятное дело, его можно любить или не любить. Понятно, что это спорт номер один в России. Им занимаются не только в России, но и во всем мире. Занимается им большинство. И болельщиков приходит множество на стадионы. В той же Англии — 30–40 тыс. на каждый матч. Понятно, что влияние на жизнь и на политику футбола гораздо выше, чем у других видов спорта. Поэтому, честно сказать, насчет зарплаты Хиддинка и вообще… 

Нет пророка в своем отечестве. То есть мы всегда считаем, что кто-то из иностранцев придет и сделает для нас лучше. В Китае поступали по-другому. В Китае, опять я могу говорить о своем виде спорта, пятнадцать лет назад стали приглашать наших тренеров. Наши тренеры научили сейчас китайцев. Сейчас в Китае не найдешь практически иностранных тренеров. Там работают уже свои китайцы. И в принципе, может быть, и нам по этому пути пойти. Например, чтобы тренер решал не только там какие-то сиюминутные задачи, но и задачи на ближайшие 10–15 лет. Потому что по большому счету надо понять: для многих этот спорт либо не был школой — хотя сейчас олимпийская программа очень сильно расширилась, — либо мы ее потеряем, либо продолжаем терять. 

АГ: У нас, похоже, пытаются пойти немножко по-другому пути. У нас хотят сиюминутного результата. И поэтому ставят во главу угла принцип денег. То есть «искупать спортсмена в золоте», вложить сумасшедшие средства на какой-то отрезок конкретный.

Вот, кстати, с Олимпиадой здесь очень характерный пример. Уже Счетная палата… Ну, сейчас только ленивый не пнул Олимпиаду и всех ее организаторов. Так вот, Счетная палата посчитала, сколько было израсходовано средств на Олимпиаду. И выяснилось, что каждая олимпийская медаль в Ванкувере обошлась государству в 12 млн долларов. Это колоссальные средства. И на что они были выброшены, так и непонятно. 

ПК: Ну, во-первых, знаете, мне не нравится выражение «искупать спортсмена в золоте». Потому что мы не знаем… Надо понимать, что спортсмен ради этой золотой медали, ради того, что потом там приходит — машины, квартиры, — он ради этого в течение трех, четырех, может, десяти лет практически ничего не получает. Он находится, как вы сами понимаете, по 250 дней на сборах. Без семьи, без жены. Жену видит только время от времени, по случаю, в основном общаясь с ней по телефону. Жизнь достаточно тяжелая. И при этом каждый день запредельные нагрузки. Пять, шесть, семь часов уходит на тренировки. Понимаете, да? Что если потом результата может не быть? Ты можешь всю жизнь потратить свою в спорте и не добиться золотой медали. Если потом через четыре года вдруг ты еще выиграл и получил заслуженную награду — ничего в этом плохого нет. И не стоит им завидовать. Единственное, конечно, хотелось бы, чтобы спортсмены это воспринимали не как итог всей своей жизни, а как какой-то определенный этап и заслуженную награду, которую ты получил и дальше продолжаешь работать и тренироваться.

А какой второй вопрос был?

АГ: А второй вопрос касается расходов на Олимпиаду — 12 млн долларов на каждую медаль.

ПК: Понимаете, я не верю в эти отчеты Счетной палаты. Я их не видел. Очень хотелось бы почитать. Насколько я понимаю, вряд ли он будет где-то и когда-то опубликован. Надо посмотреть, вообще какие расходы, что оценивалось? Если подготовка одной золотой медали оценивалась строительством спортивных сооружений по всей стране, подготовкой спортсменов не только основного состава, которые могли не добиться золотой медали. У кого-то могло быть четвертое или восьмое место, что, кстати, тоже неплохо. Для себя лично я всегда считал, что четвертое место — даже не попадание в тройку, а в восьмерку сильнейших на крупнейшем международном турнире по фехтованию…

Надо понимать, что спорт развивается не только в России, а в нескольких странах — 40–50. И во всех странах — на достаточно высоком уровне. Как говорил Мутко, четвертое место, пятое место — это тоже результат. Это действительно так, потому что сейчас иногда для победы не хватает одной сотой, понимаете. Если сложилось не очень, ужасно для них, для спортсменов, я думаю, что это личная трагедия спортсмена и его тренера. За это не нужно выгонять президента федерации, выгонять тренера. Потому что спорт — это, конечно, риск. 

АГ: Риск риском, но за счет таких денег сумасшедших…

ПК: И надо вообще сказать: 12 миллионов — это за какой период? Если это за четыре года… Да? Никто же об этом не знает. Часто что-то говорят, а если начнешь спрашивать… В общем, кто-то что-то слышал. Кто-то действительно посчитал, что это сумасшедшие деньги.

АГ: Но дело в том, что мы-то судим по тому, что видим. И вся страна следила за тем, как развлекаются наши звезды, наши общественные деятели в Ванкувере. Мы видели эти роскошные вечеринки, о которых, кстати, в Ванкувере ходили легенды. И каждый считал своим долгом там оказаться. Это ведь тоже были большие деньги. И, в общем, было за этим наблюдать не очень приятно. К спорту это относится косвенно и отстраненно.

ПК: Совершенно правильно. Надо понимать, что Олимпиада за последнее время стала немножко другой. Раньше это было на сто процентов только спорт и спортивная программа. А сейчас программа Олимпиады состоит как бы из двух частей. Это надо понимать. Это уже стало за последние, наверное, лет 12—16 частью развлекательной. Где люди не то чтобы развлекаются — где люди приезжают и общаются. 

Существуют понятия «Русского дома», «Ирландского дома», «Немецкого», «Голландского». То, что сделано для болельщиков. И не важно, какого ранга эти болельщики. Может, важно, конечно, в той ситуации, какие деньги там — либо за государственный счет, либо личные средства, либо за деньги каких-то коммерческих организаций.

В Ванкувере был «Русский дом». Что это такое? Спортсменов вы там не увидите, в принципе, никогда. Потому что спортсменам было запрещено появляться в «Русском доме» до окончания выступлений. И спортсмена было там не увидеть. Тренера ни одного вы не увидите. Руководителя спорта там не было ни одного. Вот я там часто достаточно был. Это было организовано, во-первых, как место общения под различных руководителей разного звена. Не только российских. Для переговоров. Это первое.

Второе — это место встречи болельщиков. Это и актеры, и музыканты, которые выезжали туда кто-то за свой счет, кто-то опять же за счет коммерческих организаций. Поэтому госбюджет тут никак не пострадал.

АГ: Вы уверены в этом? Есть сомнения на этот счет.

ПК: Я думаю, процентов на 90. Если есть сомнения на этот счет, то вот тут как раз вопрос к Счетной палате, к органам прокуратуры: насколько это законно? Тут же все у нас достаточно неплохо регламентировано. Тут достаточно все просто в этой ситуации.

Но, честно сказать, те люди, которых я видел там… Я ездил за свой счет, например. Вот в Пекин ездил за свой счет. Единственное, что проживание мне оплатила вот эта компания, которая проводила «Русские дома». Поэтому, в общем, ни копейки бюджетных денег на это дело потрачено не было.

А, вы понимаете, коммерческая организация вольна распоряжаться своими собственными деньгами так, как она посчитает нужным. Просто вопрос можно поднять по-разному. Кто-то купил баскетбольный клуб в Америке. Можно это, с одной стороны, преподнести как гордость. С другой стороны: почему он не вложил в местный клуб «Енисей–Красноярск»? Можно по-разному к этому относиться. Но это так. Человек волен распоряжаться своими деньгами, которые честно заработал. 

Павел Колобков, ч. 2

АГ: Провал на Олимпиаде в Ванкувере — другого слова тут, конечно, не подберешь, кроме как провал, — очень много вопросов поставил. И в частности, о взаимоотношениях федераций и государства. Федерации — это организации общественные. От государства они отстранены и независимы. Но при этом государство очень активно вмешивается в политику и в действия федераций. Правильна ли, как вы думаете, такая система, такая структура во взаимоотношениях?

ПК: Понимаете, этот вопрос поставила не только Олимпиада. Если вы помните, когда Вячеслав Александрович Фетисов был определен на Росспорт, возник ряд проблем с Российским футбольным союзом, с Колосковым?..

АГ: Конечно.

ПК: ...С федерацией хоккея и, по-моему, с федерацией гимнастики. То есть эта проблема, скажем так, начиналась уже лет 7–8 назад. Просто на самом деле этот вопрос взаимоотношения государства и общественных организаций очень сложный. Надо понимать, что расходы всех федераций на 99 процентов оплачиваются за счет бюджета. За счет так называемого финансирования календарного плана. Календарного плана, который федерация составляет. В соответствии с ним она проводит соревнования, сборы. Но этот календарь финансируется, конечно, государством.

Понятное дело, что федерация должна нести ответственность. Потому что в федерации собраны основные специалисты в данном конкретном виде спорта. При этом 90 процентов этих сотрудников получают еще и государственную зарплату. Тренеры, главные тренеры, старшие тренеры, руководители команд — они все стоят на ставках. Вот опять же это все бюджетные деньги. Спортсмены все получают в основном зарплату не от федераций. Потому что федерации, в общем-то, не имеют своих способов финансирования. Не имеют спонсоров. Поэтому все федерации зависимы от государственного финансирования.

АГ: Общественный статус федераций получается очень условным.

ПК: Конечно. Потому что, во-первых, не только федерации, но у нас вообще любые общественные организации, скажем так, не могут существовать на деньги членских взносов. Либо они должны заниматься еще какой-то дополнительной деятельностью. Но федерации, их основная задача — развивать конкретный вид спорта. К сожалению, у них сейчас нет ни ресурсов, ни возможностей этот вид спорта развивать по всей стране. Они могут координировать, что угодно делать, но возможностей у них нет. Нет кадровых ресурсов. Нет большой сети своих региональных ассоциаций.

АГ: А кто в этом виноват? Государство, которое им деньги дает?

ПК: На самом деле у нас в 90-е годы произошла в спорте революция. Мы перешли от отраслевого принципа финансирования на территориальный. И поэтому у нас все финансирование спортивной подготовки, подготовки спортивных резервов, если раньше это все возлагалось на такие организации как «Динамо», профсоюзные организации, трудовые резервы — «Буревестник», «Урожайник»… Ну их много было.

АГ: Предприятия промышленные.

ПК: Профсоюзные организации. Их там было очень много. И между ними проводились соревнования. И в основном был этот принцип. И в целом этот принцип был очень управляемый. Потому что все организации, любая организация — то же «Динамо» — была очень сильно централизована. При этом достаточно быстро, четко и правильно принимались решения. И любая такая вот организация была клоном, грубо говоря, Министерства спорта, в котором существовали отделы по видам спорта. Все фактически было одно и то же. Но и при этом они были… Я думаю, что динамовская организация сама по себе, наверное, на олимпийских играх завоевала бы какое-нибудь призовое место, соревнуясь с другими странами. У нас иностранцы приезжали в 90-е годы. Французы, например. Приезжали на соревнования и удивлялись, какое у нас количество огромное было спортсменов. При этом там было правильное сочетание ведомственного и регионального принципа, финансирования и управления спортом. Сейчас практически, скажем так, ведомств у нас нет.

АГ: Ну, его нет вообще, если уж честно говорить.

ПК: Есть. Не надо уж так категорично говорить. В принципе, есть. Но эта система меняется, она переходит на территориальные принципы. Как известно, у нас очень много регионов, которым друг с другом соревноваться очень сложно. Конкуренции между ними, наверное, практически нет. Потому что сложно представить себе, что соревнуются между собой Москва и Калмыкия, например. Ресурсы совершенно разные.

АГ: Не сопоставимы.

ПК: У нас есть несколько крупных хороших регионов. Но они настолько все разные, что соревнований между ними нет.

Поэтому, если бы мы говорили о федерациях, то по закону федерации несут ответственность за развитие вида спорта. Финансируются они в основном за счет государства. Поэтому нужно найти определенный баланс во взаимоотношениях между государством, которое это все финансирует и имеет в связи с этим большие рычаги влияния, и общественными организациями, которые должны быть проводниками политики государства в области спорта.

АГ: Очень похоже, что общественным организациям не очень нравится диктат государства и его активное вмешательство в их деятельность. Последний скандал: «революция по-лыжному» его уже называют. Когда был избран новый глава Федерации лыжных гонок России, который не был согласован с вышестоящими инстанциями. И, в общем, сейчас непонятно, что будет. Почему федерации недовольны этой ситуацией?

ПК: Потому что диктат не нравится никому. Должен быть определенный правильный диалог.

АГ: Его, похоже, нет.

ПК: Где-то есть, где-то нет. Но ситуация, которая произошла в лыжных гонках, конечно, очень показательная и достаточно сложная. Потому что там, мне кажется, было слишком… Скажем так, вот этот баланс соблюден не был.

АГ: Перекос в сторону…

ПК: Перекос в сторону государственного правления. Надо понимать, что мир спорта достаточно корпоративный. Все тренеры, руководители, спортсмены, в общем-то, в этом закрытом мире живут. И со стороны кажется, что все очень просто. А с другой стороны, все знают друг друга по очень много лет. Понимаете? И других-то у нас нет, понимаете. Невозможно найти кого-то со стороны. Поставить на должность главного тренера любого. Потому что все равно приходится выбирать из тех, кто есть. И в том же фигурном катании. Но других нет.

И надо понимать, что надо готовить смену. И никаких революций глобальных, штатных мероприятий резких быть в спорте уж точно не должно. Потому что, еще раз говорю, мир спорта очень узкий и очень корпоративный. И вот, скажем так, иногда такие шаги непродуманные могут привести к сложным и необратимым для спорта последствиям.

Павел Колобков, ч. 3

АГ: Получается очень странная ситуация. У нас вообще долгое время федерации возглавляли госчиновники, которые к этому спорту относились очень условно и странно. Если вы говорите, что внутрикорпоративные есть какие-то силы и люди профессионалы работают… Тут приходит человек сверху, совершенно далекий от этого вида спорта. Потом президент сказал, что этих людей больше не будет. Госчиновники не должны… Они теперь в попечительских советах. Но возглавляют федерации все равно непрофессионалы. Тот же Фурсенко, который футболом теперь руководит. Он пришел издалека и совсем из другой сферы. Это разве правильная ситуация?

ПК: Вы понимаете, я тоже часто об этом думаю. Во-первых, чиновники все разные. С другой стороны, все-таки то, что говорил товарищ Медведев, достаточно правильно. По большому счету в таких видах спорта должны быть профессионалы. Потому что позиция президента федерации предполагает ежедневную работу.

АГ: Серьезную работу.

ПК: Да. А получается ситуация, когда при таком подходе, когда президентом федерации становится, скажем так, лицо, которое обеспечивает административные ресурсы… Например, приток каких-то финансовых средств...

АГ: Это основное, пожалуй.

ПК: ...То федерацией начинает руководить уже первый вице-президент или еще кто-то. В основном исполнительный директор, может быть. И тогда правильнее в этой ситуации называть все своими именами. Если ты руководитель федерации, то должен быть президентом федерации. Пожалуйста, попечительский совет достаточно много дает рычагов и возможностей для руководителя, для любого звена повлиять, например, на развитие федерации, повлиять на развитие этого вида спорта. И этого вполне достаточно.

С другой стороны, даже в прошлом я не уверен, что наши многие руководители — они были причем великие руководители — были выдающимися спортсменами. Они тоже были там многие выходцы из комсомола. Партийные. Причем выдающиеся руководители. Я вас уверяю. При них и советский спорт, и российский спорт был успешным.

Это тоже вопрос достаточно сложный. Понятно, что руководители федераций должны быть самыми достойными представителями, которые обладают каким-то управленческим опытом.

Не надо забывать, что федерация — это все-таки общественная организация. И президента выбирают самые известные, скажем так, популярные и самые профессиональные в области спорта люди. Понимаете, если уж, так скажем, слишком активно влиять на их выбор, то это лишает инициативы, какой-то ответственности за принятое решение и за итоговый результат.

Поэтому баланс должен быть все-таки каким-то образом соблюден. Понятно, что у государства есть свое мнение, и оно обязано спрашивать за тот результат, который у федерации за четырехлетний срок накопился. Все-таки это должно быть достаточно объективным. Ветераны рассказывали, как там и что происходило после окончания крупнейших соревнований. Как разбирался каждый спортсмен. Насколько профессионально к этому подходили не только, скажем так, спортивные органы, но в том числе и партийные органы. И государственные структуры. Не знаю, насколько это было правильно, но в принципе система работала.

Сейчас система, к сожалению, не работает. Потому что ответственных сейчас по большому счету нет. Если говорить об Олимпийском комитете, то с теми полномочиями, которые у него есть, это всего лишь организация, которая обеспечивает выезд команды на ряд соревнований, не получающая ни копейки бюджетных денег. Понимаете? И имея крайне маленький бюджет. Насколько я знаю, как раз у Счетной палаты к Олимпийскому комитету нет вообще никаких вопросов.

АГ: Потому что там денег нет.

ПК: Там и денег нет. Команда вывезена. Вопросы есть к медицинскому обслуживанию? Понятно, что Олимпийский комитет России в этом направлении работает в тесном взаимоотношении с Министерством спорта. Но есть проблемы… Самолетом улетели — прилетели. Все вернулись — все в порядке. Все получили необходимое медицинское обслуживание? Получили. Команды все вовремя успели? Претензии есть? Нет.

АГ: Кушали, жили, отдыхали. Все хорошо.

ПК: К Олимпийскому комитету вопросов нет. У нас есть еще оргкомитет в Сочи, который, в общем, занимается только вопросами, скажем так, к спортивной подготовке не имеющими никакого отношения. При этом обладает определенными финансовыми ресурсами. За счет спонсорских денег, за счет этих поступлений. Третья организация — Министерство спорта. Сейчас сколько у нас таких организаций?

Есть регионы, которые как раз должны выполнять функцию подготовки резервов по видам спорта. Есть общественные организации — федерации. Есть ведомственные организации. Еще остались «Динамо», «Спартак». Как всех этих субъектов организовать и сделать так, чтобы создать вертикально интегрированную, ориентированную четко на результат систему? Вот это вопрос.

Павел Колобков, ч. 4

АГ: Мы опять здесь на результате очень зациклены. Государство его спрашивает, и федерации на это работают. Но мы упускаем из виду очень важный момент, который во всех странах сейчас активно обсуждается и активно развивается. Это направление физкультуры. Это здоровье нации, демографические проблемы. Вот у нас в этом направлении хоть что-то делается?

ПК: Понимаете, для меня сейчас на самом деле… Я сейчас работаю в Общественной палате. Для меня этот вопрос — несмотря на то что я бывший спортсмен, двадцать лет провел в спорте большом, — стал основным. Потому что, во-первых, я отец. У меня трое детей. Я понимаю, насколько сложно сейчас даже в Москве, при тех вложениях, которые в Москве делаются в спорт, сложно найти секцию, которая была бы недалеко от дома. Как сложно найти хорошего тренера. Я не ставлю сыну задачу, чтобы он был, например, спортсменом высокой категории. Я хочу, чтобы он просто занимался спортом. Пусть непрофессиональным. Но обязательно ребенок должен быть физически развит, должен быть здоров.

АГ: Как сложно выйти во двор и просто позаниматься на площадке спортивной.

ПК: Если они еще остались во дворе, спортивные площадки. Потому что, если в 40–50-е годы в каждом дворе была спортивная площадка… И человек отвечал за физкультурно-массовую работу. И потом, того же Давыдова Виталия, трехкратного олимпийского чемпиона по хоккею, его же нашли на площадке перед домом. Понимаете?

Что такое урок физкультуры в школе сейчас? Все сейчас прекрасно понимаем. Это не тот урок, который был лет двадцать назад или тридцать. Поэтому дети максимум стараются избежать, наверное, этого урока. В других странах спорту в школах уделяется огромное внимание. Спорту и физической культуре в школах.

Что такое спорт в институте? Мы понимаем, что такое спорт в Америке. Какая там атлетика. В каждом институте есть спортивные дворцы, фитнес-клубы. Любой спортсмен может прийти и позаниматься. Совершенно спокойно. Может бесплатно. Может с какой-то суммой, но вполне адекватной. У нас такой возможности практически нет. Потому что не хватает, скажем так...

АГ: Ничего не хватает.

ПК: Ничего не хватает. Не хватает спортивных сооружений нормального уровня. Насколько я знаю, предприятия не занимаются совершенно организацией каких-то оздоровительных мероприятий. Только крупнейшие организации. Поэтому после тридцати лет вообще непонятно, где спортом заниматься. Можно побегать на улице. Но организованного такого массового движения спортивного у нас нет.

АГ: Вопрос ведь, наверное, в деньги упирается? Может быть, стоит переориентировать деньги с профессионального спорта на спорт бытовой?

ПК: Понимаете, тут как-то сложно делить. У нас и так этот пирог не такой большой. Надо сделать так, чтобы это было обязанностью, необходимостью некоторых организаций. Они обязаны заниматься своими сотрудниками. Те же компании «Газпром», ЛУКОЙЛ. В любом виде — доплачивать за фитнес-клубы, например, чтобы сотрудники могли туда ходить. Такой социальный пакет должен быть. Либо проводить самостоятельно, либо заключать какие-то соглашения с какими-то общественными организациями. Либо создавать для себя общественные структуры, которые бы занимались сотрудниками. Важно, чтобы сотрудник не болел, а занимался спортом, ходил на работу.

Кроме того, физкультура — это здоровый образ жизни. С другой стороны, это приятное времяпрепровождение, досуг. Поэтому в этом направлении, конечно, для меня в первую очередь важен массовый спорт. Если у нас будет массовый спорт, у нас будет и спорт высших достижений.

АГ: То есть он станет своего рода базовым?

ПК: Если вы читали программу Канады, как они развивали сноуборд. Вот они посмотрели человек 50–100 непрофессиональных сноубордистов. За четыре года отобрали из этих пятидесяти несколько — 8–10 человек. И еще через четыре года подготовки они выиграли Олимпийские игры. Понимаете? По большому счету для спорта важна массовость, с одной стороны. А с другой стороны, важна система отбора, система соревнований, которая отбирает лучших и готовит.

АГ: Уже потом профессионально.

ПК: Конечно. Поэтому спорт высший — это лишь шаг всего этого процесса. Но опять же, самое важное — это базис, на котором все это держится. Сейчас в армию идти некому. Уже люди все с детства… У меня сын почему-то сейчас из-за компьютера… Ему 12 лет. У меня зрение отличное, у моих родителей отличное, а он в 12 лет уже в очках. Поэтому дети наши не очень здоровы, скажем так.

АГ: Если мы хотим, чтобы наша нация была здоровой… Тем более если мы хотим, чтобы сбылось обещание Фурсенко, который сказал, что сборная России по футболу выиграет чемпионат мира 2018 года, — надо, видимо, сейчас построить площадки спортивные и дать ребятам молодым, мальчишкам играть в футбол. И тогда, наверное, у нас будут успехи.