Цивилизация

Сергей Ковалев, ч. 1

А что с Северным Кавказом? Что там происходит? На Северном Кавказе происходит следующее: опора власти — бандиты. Опора нашей московской, федеральной власти. Там раз за разом происходят разные страшные вещи: я имею в виду и взрывы, и покушения, и действия федералов.

Но это их (федеральные власти. — Ред.) уже не волнует. Я думаю, они решили, что та стабильность, которая есть сейчас в Чечне, и есть модель для всего Северного Кавказа. А что значит чеченская стабильность? А это значит — убийцы. Руки по локоть в крови. Ворюга. Очень глупый человек. Такой хитрый и глупый — так, что все его хитрости видны как на ладони. Он господствует там и получает за это большие деньги, обирая население.

При этом часть населения его поддерживает из страха, а другая часть — чтобы хуже не было. Ну, наконец, самые глупые из чеченских обывателей утешаются разговорами о том, что, конечно, не святой человек, но вот, смотрите, все-таки он строит, все-таки там то и это. В общем, они сводят проблемы к бытовым.

Эта модель может работать на всем Северном Кавказе. И эта модель абсолютно приемлема для Кремля. Они не такие уж дураки, чтобы не понимать, что ничего приличного на Северном Кавказе сделать нельзя.

Сергей Ковалев, ч. 2

Но я, говоря о Северном Кавказе, увы, говорю не о Кавказе, а о стране в целом. И даже более того, это вопрос не о стране, а о нашей международной политической ситуации. Ведь мы в той или иной мере крутимся в пределах, в узких границах такого рода проблем и ходов в игре.

На самом деле мы довольно отчетливо переживаем моральный, исторический, правовой кризис глобального масштаба. Господствует та подлая линия, которая называется политкорректность. Господствуют непристойные компромиссы.

Вот, новоиспеченный лауреат Нобелевской премии, который сам не знает, за что ему ее дали (и комитет не знает, за что ее дали), он налаживает «перезагрузки». Пошла в ход компьютерная технология и терминология. Что это значит? Это значит, что платить за комфортное решение частных, абсолютно мелких частных проблем чужими жизнями и чужой свободой. Вот и все.

И это принято в мире. А уж у нас это цветет пышным цветом.

Сергей Ковалев, ч. 3

Россия более десяти лет домогалась своих целей в Закавказье. Домогалась грубо. Ее в мире, мягко говоря, не одобряли. Потом случилась августовская война 2008 года. Это уже нельзя просто «не одобрять». Как должно было быть это в приличном сообществе встречено? Резкое противодействие.

А что сделали? Решили, что «перезагрузка» от этого не должна страдать. А что заработали Соединенные Штаты? Несколько более комфортное взаимодействие с Москвой по целому ряду спорных вопросов. Вот так это стало привычно.

А что, Вьетнам — это что-нибудь другое? Вся Америка героически боролась против войны во Вьетнаме. Какой ценой был достигнут мир во Вьетнаме? Мы знаем какой.

Это, если хотите, в каком-то смысле крах real politic. Современное политическое лицемерие просто не может больше маскироваться. Оно очевидно, оно видно всем. И все мерзавцы во всем мире отлично понимают, что они купят себе свободу действий. Кому-то не везет, типа Саддама Хусейна. Но это не есть реальный поворот от принятого политического лицемерия.

Сергей Ковалев, ч. 4

Я думаю, что в середине XX века самые выдающиеся умы современности… Их даже всех не перечислишь — я назову три-четыре имени: Альберт Эйнштейн, Бертран Рассел, Андрей Сахаров. Я бы добавил в эту четверку и Михаила Сергеевича Горбачева. Не потому, что я считаю его выдающимся мыслителем этого масштаба. А потому, что он много что понял. Он не стандартный партийный функционер и на многое решился, завел разговор. Так вот, тогда они заявили, что необходима другая политическая конструкция мира.

Это названо было «новым политическим мышлением». Никто не развил это утверждение должным образом, кроме робкой попытки Андрея Дмитриевича Сахарова, который в 1972 году предложил некие первые шаги.

Но мы должны понимать, что этот кризис политики без нас не кончится. И, знаете, если говорить об этой новой политической парадигме, новой политической модели мира, я бы сказал так: давайте договоримся, что мы не будем врать себе и другим. Не надо говорить об универсальных ценностях, если мы немедленно пускаем их в оборот, торгуем ими. Давайте честно скажем, что мир Макиавелли вполне нас устраивает. Другого, увы, не дано. Невозможно. Это будет по крайней мере честно.

А когда мы пытаемся соорудить химеру из макиавеллизма и из громких слов о гражданских и политических свободах, о правах личностей и разном другом как высших ценностях, то это нехорошо. И это очень опасно.

Вот, по-моему, то, что называется крах реальной политики, которая торжествовала веками и была единственной потому, что эта политика схватки интересов… Это война каждого против всех. Для этого сделана эта политика. И ни для чего больше. Она работает только в этом мире. Когда вы зубами защищаете свой собственный интерес — высшую для вас ценность — и вам совершенно не важно, кто заплатит за этот интерес и чем, лишь бы вам не пришлось платить слишком много.

А все остальное теперь… Все эти так называемые универсальные ценности — это так называемое «отче наш». Это слова, которые модно говорить. Если мы готовы с этим мириться, тогда не надо спрашивать, что происходит на Северном Кавказе, что будет с делом Ходорковского. Так все и будет, как они захотят.