Россияне не доверяют друг другу. Наследие тоталитарного режима. Почему дорожают продукты?

Почему дорожают продукты питания?

ЛГ: Продолжаем темы, начатые в первой и второй частях. Но сейчас, мне кажется, дело уже в некоей такой пружинке. В России продукты дорожают в шесть раз быстрее, чем в Европе. Это одна из публикаций. Их много в последнее время, в частности — в «Комсомольской правде». К такому выводу пришел Росстат, сравнив отчетность коллег-статистиков из почти трех десятков стран. Там есть и табличка. С января по октябрь инфляция в Европе составила всего около двух (1,8) процентов, а в России — почти семь (6,8 процента). В четыре раза выше! Российскими темпами цены скачут в Румынии. В остальных странах ЕС они растут гораздо медленнее. А переплюнуть Россию удалось лишь Белоруссии и Украине, которые в Евросоюз не входят. И наиболее ощутимый вклад в инфляцию внесли цены на продукты питания. И действительно, если посмотреть таблицы…

АГ: Народ в моем лице хочет разобраться и задать неудобный вопрос. Строгим распоряжением Владимир Владимировича Путина у нас был остановлен экспорт зерна. Все, хлеб у нас не вывозится. Но при этом его цена выросла на 9,1 процента. Почему?

ЕГ: Вы знаете, если бы ситуация с опережающим ростом цен на продукты у нас была только в этом году, это можно было бы списать на засуху, аномальную жару и еще что-то. Но у нас это вообще многолетняя тенденция. Есть такой параметр, который Росстат рассчитывает уже много лет, — стоимость минимального продуктового набора.

ЛГ: Корзины.

ЕГ: Корзины, куда входит хлеб, овощи, фрукты, мясо, молоко. Там фигурируют и другие продукты, но не будем вдаваться в детали. Главное, что есть некая корзина, некий минимальный продуктовый набор. И если мы посмотрим, как она дорожает на протяжении всех последних лет и как это соотносится со средним уровнем роста потребительских цен по всем товарам и услугам, то обнаружим постоянное опережение. С чем это связано? Это связано с одним фундаментальным обстоятельством. Дело в том, что наши рынки, прежде всего продуктовые, монополизированы. Я имею в виду не рынок, где люди покупают. Я имею в виду ту сферу, где происходит встреча потребителя и продавца. Это все очень сильно монополизировано.

ЛГ: И?

ЕГ: Особенно на стадии импорта продуктов. У нас же значительная часть продовольствия, кроме зерна... Зерно мы продавали, но низкого качества, которое идет на корм скоту. А зерно, которое идет на высокосортный хлеб, мы покупали. Именно твердые сорта, которых в России как раз недостаточно. То есть, мы даже зерно завозили. А если говорить о мясе, то у нас и сейчас значительная часть, особенно говядины и баранины, привозная. Единственное, с чем мы более или менее справляемся, это курятина. Хотя ножки Буша остаются, но погоды они не делают. У нас значительная часть овощей завозится в страну, причем не каких-нибудь там артишоков.

АГ: Помидоры турецкие...

ЕГ: …Чеснок из Китая, яблоки китайские.

ЛГ: А потому что на этом деле можно что-то «срубить».

АГ: Жадность.

ЕГ: Нет, не жадность. Я по отношению к бизнесу таких слов не употребляю. Бизнес работает в тех условиях, которые задало ему государство. Что получается? Вы бизнесмен, у вас есть деньги, и вы хотите вложить их в сельское хозяйство. Только абсолютно отчаянные люди станут вкладывать в собственно производство. Потому что это большие затраты и нет никаких гарантий того, что ваши инвестиции, извините, окупятся. Условия могут измениться в любое время. Закон о торговле абсолютно не способствует рыночной конкуренции. Приняли такой популистский псевдозакон, чтобы регулировать цены. Именно из-за этого цены во многом и растут. Если у тебя есть деньги и ты хочешь поучаствовать в торговле, самое выгодное — это импортировать и иметь некое оптовое звено.

АГ: Посредники.

ЕГ: Посредники нужны всегда. В любой стране есть посредники, и это известно. Крестьянин, который вырастил картошку, как правило, продает ее оптом кому-то, кто, в свою очередь, перепродает ее уже в торговые точки. Но если мы посмотрим на эту ситуацию… Возьмем магазины, где мы обычно покупаем продукты. Кстати, во многих местах торговые сети довольно сильно монополизированы. Все эти крупные магазины... Ну, Москва большая, а если какой-нибудь средний город, то у вас и выбора как такового мало. Но в оптовом звене степень монополизации еще выше.

А что такое монополизация? Монополизация — это, конечно, очень высокая норма прибыли. Это основа. А почему эти люди стремятся к высокой норме прибыли? Да потому, что их бизнес завтра закроют и они хотят хоть с чем-то из этого бизнеса уйти. В нормальной рыночной экономике средняя рентабельность составляет два-три процента. Это та рентабельность, на которую люди ориентируются и ради которой ведется бизнес во многих отраслях. А у нас (поговорите с бизнесменами), если меньше 100 процентов, то нет.

Почему у нас так процветает нефтяной и газовый бизнес? Потому что там можно получать высокую прибыль, не так много вложив. Эти отрасли, кстати, тоже нуждаются в технической модернизации. У нас же новых месторождений не так много. А старые можно выкачивать и выкачивать. Вкладываешь не так много, загоняешь в трубу и получаешь приличные денежки. И у тебя сразу образуется высокая норма прибыли. Очень выгодное вложение. Поэтому, кстати, туда мало кого пускают. «Газпром» же у нас монополист. И поэтому цены на газ для нашего потребителя в значительной степени завышены. Классический пример — бензин. У нас он дороже, чем в Соединенных Штатах. Почему? Потому что бензин производится, как правило, теми заводами, которые входят в холдинг с нефтяными компаниями. Их начинают прижимать — а давайте повысим экспортные пошлины, чтобы государство получало часть прибыли, — и они отыгрываются на нас с вами. А сейчас еще и акцизы будут, так как у государства нет денег. Поэтому за бензин нам придется платить больше. И так далее.

ЛГ: Зато транспортный налог ниже.

АГ: Через бензин же это и компенсируют.

ЕГ: И регионы имеют права этот налог увеличить.

ЛГ: Или снизить.

ЕГ: Я думаю, что мало кто снизит. Так вот о чем я говорю. Монополизм — это ключевое слово. Монополизм в этих двух звеньях, он абсолютно у нас господствует. И он, конечно, способствует завышению цен. Возьмем даже самое элементарное. Скажем, рыночек, где стоят бабушки. Ну, бабушки — это ладно. Стоят люди, которые чего-то продают.

ЛГ: Рынок выходного дня.

ЕГ: Да. Картошечку и пятое-десятое. Но я могу вам привести свидетельство, ну кого? Допустим, Глазьева. Он академик Российской академии наук, известный экономист, достаточно профессиональный человек. Можно не соглашаться с его политическими взглядами, но еще несколько лет назад, когда монополизм у нас еще не был таким крепким, он сказал, что за счет конкуренции, подвигая разные звенья, где тоже есть конкуренция, можно снизить цены на этих рыночках в пять-шесть раз. Я не знаю, возможно, он несколько перебрал с этой цифрой. Но даже если в два раза, это тоже, между прочим, существенно.

Масса случаев, когда люди в личном подсобном хозяйстве много чего выращивают. Например, 90 процентов картошки у нас производят не в крупных корпорациях, а в личных подсобных хозяйствах. И что происходит? Я вырастил пять лишних мешков, которые хочу продать. Ко мне приезжает человек и говорит: «Я даю тебе за этот мешок сто рублей». У меня нет выбора. Понятно, что я не могу посчитать затраты. У меня же труд ручной. Я же не платил никому зарплату. Я сам вскапывал. Пахал. И так далее. Время. Надо платить за место. Надо платить соответствующим контрольным службам.

АГ: А там еще придет рэкетир какой-нибудь.

ЕГ: А главное, этот человек говорит, что если ты не отдашь мне мешок за сто рублей, сгниет у тебя твоя картошка. Куда ты с ней денешься?

АГ: Лучше синица в руках.

ЕГ: Правильно. И ты берешь эти сто рублей. Человек забирает картошку и едет куда-то еще либо сам имеет сеть на том самом рынке. Индивидуальный предприниматель. И продается мешок за 500—600 рублей. Вы знаете, сколько у нас летом стоит арбуз на грядке? В Астрахани, насколько мне известно, он стоит летом меньше рубля за килограмм.

АГ: 50 копеек. У дороги уже рубль.

ЕГ: Да, наверное. А за сколько в Москве покупаем?

ЛГ: Двадцать рублей килограмм.

ЕГ: Самый дешевый. Как так можно?! Если вы возьмете нормальную рыночную экономику в развитых странах, то там, конечно, есть разница, но не такая громадная. Кстати, у нас есть и позитивные примеры. Отдельные наши лихие бизнесмены, я их безумно уважаю, пытаются что-то делать. Это они от безысходности — ну хочется им заняться сельским хозяйством. И от безысходности они начинают покупать всю цепочку. Например, «Вимм-Билль-Данн», как вы знаете, производит молоко, мы пьем его и так далее. Так у них в собственности все, вплоть до коров. В этом смысле они, конечно, экономят на затратах. Потому что они сами и коров выращивают, и молоко доят, и потом везут его на свои же заводы. Конечно, тут тоже надо смотреть, какая накрутка на каждом этапе, но тем не менее. Это пример более или менее нормальный.

Или та же курятина. Это тоже пример позитивный. Пришли люди с деньгами и осуществляют практически весь цикл, начиная с инкубатора. В результате мы имеем относительно дешевую курятину в большом количестве и с конкуренцией. Но это, к сожалению, пока, что называется, исключительные примеры, вопреки тому, что происходит. Вопреки. А в целом ситуация… Кстати, последнее, что я хотел бы сказать: Россия может быть великой сельскохозяйственной державой. Потому что у нас колоссальное количество земли, не обязательно тундры.

ЛГ: У нас и до тундры ее полно.

ЕГ: У нас полно неосвоенных земель, тех же самых черноземов. И в средней полосе пустует огромное количество земель.

ЛГ: Сдать их все в аренду.

ЕГ: Понятно, что возвращение к фермерскому хозяйству, когда люди живут на отдельных хуторах, вряд ли возможно. Будущее за вертикальными холдингами. Промышленное сельское хозяйство. Если будут созданы нормальные условия для бизнеса, если его не будут обдирать как липку, в том числе и налогами (по-хорошему, налоги должны быть немножко меньше), если будет реальная конкуренция, то мы можем, и об этом давно говорят специалисты, завалить едой полмира. Любой. Кроме ананасов, бананов.

ЛГ: Их и так хватает.

ЕГ: Да. Завалить картошкой, молоком, причем экологически чистыми. Потому что в них западные страны сейчас очень нуждаются. В этом смысле, конечно… Кстати, по абсолютному уровню цен мы сейчас не уступаем развитым странам, если, конечно, брать Москву. В провинции цены немножко ниже. Впрочем, в Сибири, на севере цены выше, чем у нас.

АГ: Москва не самый дорогой город.

ЕГ: Если взять Москву, то мы с вами можем сравнить бытовым образом. Кто бывает за границей, знает, что наши цены сейчас на уровне цен где-нибудь в Берлине или в Париже. А зарплаты? И у народа вопрос. Извините, дайте мне такую же зарплату. У них чего обычно боятся? Больше всего они опасались, что будет дефляция, то есть снижение цен, что будет затоваривание собственной продукцией. Бывали такие случаи, когда молоко просто выливали. Но пронесло. А мы с вами обсуждаем, почему у нас цены растут.

ЛГ: Отдайте нам излишки.

ЕГ: Я думаю, что времена гуманитарной помощи все-таки прошли. Надо самим решать эту проблему, тем более что для этого есть все возможности.