Теракт в Домодедово: причины, виновные, последствия

Кто виноват в теракте в Домодедово?

Лев Гулько: Здравствуйте. Тема нашей сегодняшней беседы — теракт в Домодедово. Это будет нашей отправной точкой, а уж от нее мы пойдем по всем областям нашей жизни (во всяком случае, попробуем). В качестве эксперта у нас в студии Валерий Иванович Прасолов, заместитель председателя Общероссийского профсоюза негосударственной сферы безопасности, полковник Вооруженных Сил Российской Федерации в запасе, в прошлом старший офицер командования специального назначения Вооруженных Сил России. Здравствуйте.

Валерий Прасолов: Добрый день.

ЛГ: Я тут для себя выписал вопросы, хотя все их прекрасно знают. Может быть, начнем нашу первую часть с вопроса: кто виноват? Такой исконный вопрос. Естественно, не могу его не задать.

ВП: Конечно, вопрос интересный. И ответ самый простой. Виноваты те злодеи, которые совершили это преступление.

ЛГ: Только ли они?

ВП: Это их прямая вина.

ЛГ: Да, конечно.

ВП: Но, естественно, задавая себе вопрос, только ли они, мы вынуждены ответить: нет. По той простой причине, что всегда есть прямые или косвенные факторы, которые способствуют совершению этих преступных деяний. Так о чем будем говорить — о преступниках или о факторах, которые способствовали?

ЛГ: Давайте начнем с факторов. Потому что с преступниками все более или менее понятно. Опять же, вот последняя информация: «Следственный комитет России объявил о раскрытии теракта, совершенного 24 января в столичном аэропорту. Следователи установили личность террориста-смертника, который совершил подрыв. Им оказался двадцатилетний уроженец одной из республик Северного Кавказа. Но в интересах следствиях его имя пока не называется».

ВП: Ну, имя нам, наверное, пока не так важно.

ЛГ: Да, это не важно.

ВП: И вчера некоторые средства массовой информации даже опубликовали портрет, созданный по результатам экспертизы головы, которая отделилась от тела.

ЛГ: Даже и не вчера, я вам скажу. И раньше пытались сделать.

ВП: Раньше пытались сделать фоторобот. А вчера уже имели что имели. Поэтому давайте попытаемся разобраться в том, что же способствовало трагическим событиям, которые произошли в Домодедово в тот январский вечер. Прежде всего, я хочу напомнить, что за последние 12 месяцев у нас было три крупных террористических акта на объектах транспортной инфраструктуры. Это взрывы в московском метро, подрыв «Невского экспресса» и теперь взрыв в международном аэропорту, который имеет особый статус и охраняется по специальному регламенту. Транспорт — самая болевая и самая больная точка. Почему транспорт так интересен для террористов?

ЛГ: И не только у нас, между прочим.

ВП: Да, не только у нас. Я сразу же вспомнил знаменитые итальянские события, лондонское метро и многое другое. Вне всякого сомнения, террорист ориентирован на массовые жертвы, а наибольшее скопление людей у нас происходит на транспорте. Поезд, самолет, теплоход, метро... Вот поэтому транспорт представляет собой наиболее интересный объект для террористической атаки. Вы хотите у меня спросить, а насколько это объект защищен?

ЛГ: Естественно, хочу.

ВП: Вынужден признаться, что уровень защиты объектов нашей транспортной инфраструктуры в полной мере соответствует тем критериям и требованиям, которые установлены во всем мире. И усилия направлены прежде всего на то, чтобы преступник, террорист не дошел до конечной точки — самолета, поезда, вагона метро, каюты теплохода.

Но предотвратить подобные атаки достаточно сложно. Сложность заключается в том, что все объекты транспортной инфраструктуры являются местами массового посещения людей: провожающие, встречающие, желающие приобрести билетик и прочие. Вы посмотрите на наши аэропорты! Мы недавно запустили терминал D в Шереметьево, но количество людей, одновременно находящихся в здании аэропорта, не уменьшается. Я бы даже сказал, увеличивается.

ЛГ: Валерий Иванович, я бы вот что хотел спросить. Насколько важен во всей этой охранной структуре человеческий фактор? Одно дело — рамки, техника, сканеры. Это всегда отдельно — техника отдельно, человек отдельно. Поскольку, если не будет обработки человеческим мозгом того, что показывает сканер или что-то еще, ничего не получится.

ВП: Я не совсем с вами согласен. По той простой причине, что мы традиционно рассматриваем систему безопасности как некий комплекс. А комплекс и заключается в гармоничном взаимодействии технологий, техники и человека.

ЛГ: Я, собственно, об этом и спрашиваю.

ВП: А я и отвечаю. Технология, техника и человек. Нет, наверное, великой тайны в том, что в развитии своих оборонных технологий мы превзошли некоторые страны Запада. В частности, мы на протяжении длительного времени активно разрабатывали и наращивали средства нападения. Но в том, что касается технологий, связанных с обеспечением безопасности объектов и структур народно-хозяйственного комплекса, мы, выражусь по старинке, довольно сильно отстали. Но все-таки вернусь к человеку. Любая техника, любая технология обеспечивают безопасность в рамках своих технических возможностей. Человек — наиболее сложная структура в этом комплексе и самое слабое звено.

ЛГ: Давайте мы на этом сделаем небольшую паузу. Мы сейчас закончим первую часть и более подробно поговорим о человеческом факторе во второй части нашей беседы.

Человек — самое слабое звено в системе безопасности

ЛГ: Мы продолжаем нашу беседу и сейчас более подробно поговорим о том самом человеческом факторе, о котором начали разговор в первой части. Насколько я понял, человеческий фактор — самое главное звено в этой большой цепочке.

ВП: Он и главное, и самое слабое звено в этой непростой цепочке безопасности любого объекта охраны.

ЛГ: Теперь вопрос конкретно о нашем отечественном человеческом факторе на примере Домодедово. Насколько он, если вернуться к теме «виноватых», виноват в том, что произошло?

ВП: Если рассматривать человеческий фактор как некую совокупность сотрудников, выполняющих свои обязанности на данном объекте охраны, он, вне всякого сомнения, виноват.

ЛГ: То есть, когда президент сказал, что главные здесь те, кто упустил, в том числе представители аэропорта Домодедово, владельцы, хозяева и кто-то там еще, — он был прав? А они сказали, что нет: мы отслеживаем только здесь, а вот этот контур — уже милиция. Какой-то странный дележ происходит.

ВП: Вы знаете, это дележ не странный. Если мы вспомним события двухлетней давности, когда в том же самом аэропорту две террористки прошли на борт самолета, то тогда было принято постановление правительства, согласно которому все международные аэропорты охраняются исключительно Министерством внутренних дел Российской Федерации. Поэтому вся ответственность за безопасность в аэропорту лежит на Министерстве внутренних дел. А средства массовой информации почему-то очень активно пытаются переложить часть вины на частные охранные предприятия, на службу авиационной безопасности аэропорта и другие структуры, которые, честно скажу, никакого прямого отношения к этому не имеют.

ЛГ: Мне кажется, что средства массовой информации пытаются выяснить, почему эти структуры не работали вместе, слаженно.

ВП: Я бы средствам массовой информации простил все — и даже больше. Но когда об этом говорят, извините, государственные мужи, которые четко понимают и уровень ответственности, и уровень подготовленности тех или иных специалистов к решению конкретных задач!.. Ведь мы с вами прекрасно видим, что сегодня вина возлагается на транспортную инфраструктуру, и прежде всего на службу авиационной безопасности, в ведении которой находится досмотр пассажиров перед посадкой на самолет.

ЛГ: Даже назначен общий начальник всей транспортной безопасности.

ВП: Это сегодня. И этот начальник, обратите внимание, имеет ранг замминистра внутренних дел. Так все-таки это прерогатива в первую очередь Министерства внутренних дел!

ЛГ: Конечно.

ВП: Оно является ведущим органом, который обеспечивает безопасность граждан, общества и государства внутри страны.

ЛГ: Я понимаю. Теперь о роли Федеральной службы безопасности, которая, как опять же утверждают некоторые средства массовой информации, собственно, «прошляпила», допустила, чтобы эти ребята приехали, вошли. За то, что их тут не очень проверили, несет ответственность другая структура. А за то, что приехали, добрались, — Федеральная служба безопасности. Они же отслеживать должны.

ВП: Я бы сказал, что вина совокупная — и Федеральной службы безопасности, и Министерства внутренних дел.

ЛГ: Да.

ВП: Потому что приехать, прийти в свободной стране может любой гражданин...

ЛГ: Ради Бога.

ВП: …В любую точку. А вот доставить взрывчатое вещество, подготовить взрывчатку, изготовить самодельное взрывное устройство, начинив его поражающими элементами, — да, здесь достаточно большая цепь. И здесь должны были быть оперативно-разыскные мероприятия этих двух государственных ведомств.

ЛГ: Тогда, естественно, напрашивается вопрос о мере ответственности, которую должна нести та или иная структура. Значит, МВД понесло ответственность, аэропорт Домодедово понес. Федеральная служба безопасности — может, мы пока не знаем, но тоже, наверное, где-то внутри...

ВП: Вы понимаете, когда мы говорим об ответственности, то почему-то подспудно имеем в виду наказание...

ЛГ: Я вам скажу почему.

ВП: …Сняли с должности или не сняли.

ЛГ: А как еще для простого человека, обывателя? Потому что понятно, что власть как-то действует. Ты давай уходи, на твое место придет другой, а если и он прошляпит, то тоже уйдет.

ВП: А давайте на эту ситуацию посмотрим немножко с другой стороны.

ЛГ: Давайте.

ВП: До того как занять пост начальника линейного отдела внутренних дел Домодедово, человек прошел определенные служебные ступени. Он приобрел определенные знания, навыки, умения, окончил то или иное учебное заведение. Произошло событие, которое явилось результатом целой цепи упущений, в том числе и его, в организации службы на этом объекте. В том числе. Мы его убираем. На его место ставим другого.

ЛГ: Подготовленного.

ВП: А скажите, пожалуйста, где взять столько подготовленных?

ЛГ: Это вопрос не ко мне.

ВП: Я понимаю, что не к вам.

ЛГ: Это вопрос…

ВП: Я хотел бы продолжить свою мысль. Когда мы говорим об ответственности и подразумеваем наказание, давайте все-таки начнем с определения вины. А это должны сделать следственные органы. И пока не закончено следствие, пока не установлена вина, личная вина каждого участника этой сложной цепи, будь то руководитель антитеррористического комитета, или руководитель подразделения ФСБ, или руководитель подразделения МВД, или руководители, в том числе первые лица, этих государственных органов, — мы не имеем никакого права говорить о наказании. В противном случае мы с вами придем к самому банальному, к тому, что имели в 1937—1938 годах, когда некого было назначать на должности командиров полков, командиров дивизий, командиров бригад, и так далее, и тому подобное. Секир-башка сделать легко. А вот где эти головы потом найти?

ЛГ: Я вас понимаю. Давайте на этом завершим вторую часть нашей беседы. А в третьей поговорим о нас с вами, о людях, которые просто живут в этой стране. Насколько мы осознаем то, что происходит? Мы сами, а не только специальные службы, органы внутренних дел, Федеральная служба безопасности и так далее.

Мы находимся в состоянии народной войны

ЛГ: Собственно, третья часть предваряется вопросом: что делать? Что делать людям, которые живут в России и которые, как мне кажется, должны понять, что мы находимся в состоянии войны с терроризмом и никуда нам от этого не деться? Другие страны оказались втянуты в эту войну чуть раньше. И вообще, терроризм — одна из главных бед сегодняшнего человечества. Насколько это осознается и насколько это мешает (или не мешает) той самой безопасности, о которой мы с вами говорим?

ВП: В вашем вопросе я услышал одновременно и ответ. Признав, что мы сегодня действительно находимся в состоянии войны (а никто не решится сказать, что это не так), мы невольно задаемся вопросом: как сделать эту войну народной? Как сделать так, чтобы все общество, осознав уровень наступившей беды, встало на защиту российского государства? Я так понял ваш вопрос.

ЛГ: Нет, не так глобально. Как сделать так, чтобы все в этом обществе встали хотя бы на защиту себя, своей семьи, своих близких?

ВП: Это все равно народная...

ЛГ: Если каждый так будет делать, то да.

ВП: Каждый становится своего рода партизаном, который защищает свою семью, свой дом, свой район, свой населенный пункт.

ЛГ: Свой торговый центр.

ВП: Свой торговый центр. Но в конечном итоге он защищает государство российское. Это народная война, и ничего предосудительного здесь нет.

ЛГ: Нет.

ВП: Давайте посмотрим, как это сделать. А сделать это можно только одним способом. Нас этому учит история. Должно повернуться сознание человека. Человек должен осознать, что мирные дни закончены, что враг не стоит на пороге — враг пришел в твой дом. А для этого должны работать прежде всего государственные средства массовой информации. Мы до сих пор не можем признаться в том, что у нас идет гражданская война, что часть общества противостоит государству и это противостояние выражается в террористической деятельности. Вы посмотрите, что творится в республиках Кавказа. В наших российских республиках! Там террористы активно действуют и в дневное, и в ночное время.

ЛГ: Извините, я вас перебью. Сразу вопрос, и достаточно жесткий. А не поставить ли стену между нами и Кавказом? Может, так проще будет? Может, стоит сделать так, как предлагают некоторые эксперты? Ведь есть опыт Израиля и ряда других стран. Может, поставить стену? Может, отделиться?

ВП: Стена в физическом ее понимании не спасла от терроризма ни Государство Израиль, ни какие-то иные государства. Физически стена может разделить только территорию, создав некий анклав, где будут выращиваться террористы, где в своих лагерях они будут проходить специальную подготовку, где они будут готовиться к тому, чтобы в конце концов опять прийти в наш дом. Нам этого не хочется, но это так. Они будут подрывать себя в наших автобусах, они будут подрывать себя в наших кафе. Они будут наносить нам удары в спину.

ЛГ: Тогда что делать?

ВП: Что делать? Хороший вопрос! Если бы я знал, что делать, я бы, наверное, сидел не здесь в студии, а за Кремлевской стеной и давал бы советы другим. Я выскажу свое мнение.

ЛГ: Конечно.

ВП: Надо изменить систему идеологической работы в российском государстве. С одной стороны, мы должны четко сформулировать нашу государственную идею. С другой стороны, мы должны заразить этой идеей все население нашей страны. Без этого противостоять терроризму очень сложно. Вы приводите в пример Израиль...

ЛГ: Да.

ВП: Но там есть ясно выраженная государственная идея. Безопасность народа.

ЛГ: Безопасность нации, я бы сказал.

ВП: Да, безопасность нации. Оценивая ситуацию в своей сфере, в негосударственной сфере безопасности, я обнаружил удивительную вещь. В Израиле сейчас решается вопрос, не запретить ли сотрудникам негосударственных структур безопасности уносить оружие домой. У нас же в стране ставится вопрос, не запретить ли вообще вооружение людей, которые занимаются безопасностью на негосударственном уровне.

ЛГ: Некоторые депутаты Государственной думы поднимали этот вопрос. И активно лоббируют его.

ВП: И не только депутаты Государственной думы. У нас почему-то принято считать, что безопасностью государства должны заниматься исключительно спецорганы. Бытует такое мнение. И когда мне приходится общаться с генералами Федеральной службы безопасности или со специалистами Министерства внутренних дел (а это бывает довольно часто), они не стесняются открыто говорить, что только они занимаются безопасностью нашего государства (правда, брать на себя ответственность за нее не хотят). Но давайте посмотрим. Безопасность народа определяется прежде всего состоянием экономики. Она определяется работой тех структур, которые обеспечивают нормальное функционирование фабрик, заводов, магазинов, школ и так далее и тому подобное. И здесь, как вы правильно сказали, большая роль принадлежит народу. Мы в течение трех лет не можем в Государственной думе принять закон об участии народных масс в охране правопорядка.

ЛГ: Это дружинники?

ВП: Не только дружинники. Закон предусматривает несколько уровней участия человека в обеспечении безопасности.

ЛГ: А кто и почему против? Это что, ревность? Чем вызвано это противодействие? Ведь должна быть какая-то мотивация.

ВП: Скорее всего, это психология. Наши органы почему-то считают себя карательными. Мы карательный орган революции! Это заложено в подсознании. А здесь надо сознание перестроить. Перейти от карательной направленности к направленности контрольно-ревизионной, к взаимодействию.

ЛГ: Вот новый закон о полиции, который, можно сказать, уже принят. Что уж там говорить.

ВП: Осталось подписать.

ЛГ: Осталось Совет Федерации пройти.

ВП: Сегодня прошли. Осталось подписать.

ЛГ: Приняли. Там же как раз и повернуто все это. Мы на страже. Мы на страже завоеваний революции, мы защищаем народ.

ВП: Нет, пардон. Если мы внимательно прочитаем закон о полиции, то увидим, что там все перевернуто. Они защищают государство от народа. А народ там присутствует в виде неких органов, которые должны их поддерживать и перед которыми можно отчитываться. Участковому — раз в месяц, начальнику управления внутренних дел — раз в полгода или по требованию трудящихся.

ЛГ: Валерий Иванович, наше время заканчивается. Давайте как-то суммируем, к чему мы пришли. Прежде всего наша с вами безопасность зависит от профессионализма тех людей, которые отвечают за нее, от профессионализма специальных служб. И от взаимодействия. Это раз. Мы на войне.

ВП: Во-вторых, мы должны научиться воевать в новых условиях. Мы должны освоить новые средства борьбы. Не окопы и не танки. И третье. Мы должны подготовить человека к участию в этой войне.

ЛГ: А я бы добавил еще и четвертое. Не надо на этом зацикливаться, иначе мы тут с вами падем смертью храбрых. Жизнь продолжается. Эта жизнь продолжается.

ВП: Я с вами согласен.

ЛГ: Валерий Иванович Прасолов, заместитель председателя Общероссийского профсоюза негосударственной сферы безопасности, полковник Вооруженных Сил Российской Федерации в запасе, в прошлом старший офицер командования специального назначения Вооруженных Сил России, был экспертом в нашей сегодняшней передаче. За что я его и благодарю. Спасибо большое.

ВП: Всего доброго. Спасибо вам.