Григорий Чхартишвили (Борис Акунин), ч. 1
— Приговор Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву вынесен. Понятно, что еще будет Мосгорсуд. Так что пока неизвестно, каким будет исход этого дела. Что должно сделать общество, чтобы добиться освобождения экс-руководителей ЮКОСа? Что нужно предпринять, чтобы переломить ситуацию?
Нормальные взаимоотношения между обществом и правительством такие: общество выражает свою волю, формирует общественное мнение, оказывает давление на правительство; правительство, если оно не идиотское, этому давлению поддается, к этому мнению прислушивается и делает соответствующие выводы. Значит, чем шире и сильнее давление, тем скорее будет результат. Все очень просто.
— Люди боятся. Люди опасаются.
А чего люди боятся, я не понимаю? Каких репрессий? Что у нас сейчас, 1937 год? Хорошо, я могу понять человека, который работает на государственном телевидении или состоит на государственной службе. Действительно, это для него это сопряжено с риском. Но у нас в стране есть огромное количество людей, которым, в общем-то, совершено не обязательно быть такими пугливыми и мнительными. Это совсем не страшно. Это даже приятно.
— Проблема в самоцензуре? Я сам себе запрещаю, потому что…
Вы знаете, у меня нет ощущения, что у нас народ какой-то запуганный. Вовсе нет. Главный враг формирования гражданского общества — это апатия. Людей что-то волнует и беспокоит, но не до такой степени, чтобы оторвать задницу от стула и что-то сделать, что-то написать или что-то сказать.
Но ведь это не требует таких уж больших усилий. А последствия, я думаю, будут вполне ощутимыми. Всякий раз, когда общество по какому-то поводу начинает активно высказываться, наша власть очень быстро реагирует. Так было уже несколько раз, и мы это видели.
Григорий Чхартишвили (Борис Акунин), ч. 2
— Цель освобождения Ходорковского и Лебедева совпадает с целью смены власти?
Не знаю. Я просто хочу, чтобы он вышел на свободу. Я хочу, чтобы он вернулся в семью. Как только это произойдет, у меня просто гвоздь из головы выдернется. Потому что уже который год подряд я не могу об этом не думать. Я, конечно, сейчас уже знаком с его родителями. Я знаю, каково им это.
Кроме всего прочего, я помню о том, что это имеет значение для всех нас — и для меня в том числе. Речь идет о том, в какой стране мы живем, какой эта страна будет завтра, как она будет управляться, как в ней будет устроена внутренняя жизнь.
Все здесь связано в один узел, в судьбе одного конкретного человека. На самом деле не одного человека, как мы знаем.
«Что вы так волнуетесь о Ходорковском, он что, ваш родственник?» — ехидно поинтересовалась недавно одна учительница.
Как будто над нами разбили зеркало Снежной королевы, и его осколки вонзились в каждое сердце... Это не страх, это хуже.
Моя покойная мама всегда говорила: «Всех жалко». И вот, кажется в фильме «Бумер» прозвучала такая песня: «Никого не жалко, никого!» — именно она и стала нашим гимном. Гимном холодной, бессердечной, смешной в своей надменности страны.