Захар Прилепин, ч. 1
— После того как Владимир Путин объявил о том, что он будет президентом, среди части общества, по опросам социологов, вдруг усилились эмигрантские настроения. Как вы считаете, так ли это? Или чем больше пишут о том, что «надо сваливать», тем больше люди начинают над этим задумываться?
Это особая часть общества. Я не хочу сказать, что это пятая колона. Безусловно, это не так. Просто для какой-то части интеллектуальной элиты говорить о том, что пора вались из России, — это демонстрация хорошего тона, своего рода приветствие новых времен. Большей части населения это, конечно, не касается. Но, с другой стороны, это и радовать не должно, потому что речь все-таки идет о той категории людей, которая мыслит, рефлексирует, которая критически относится к действительности. Тем не менее вопрос в другом.
Что касается меня самого, то я точно никуда не уеду. Я не очень хорошо понимаю, как можно оставить не только государство, но и землю, почву, страну. Те категории, о которых говорить сегодня в некотором смысле моветон. В конце концов, здесь в течение тысячи лет жили люди, в том числе и мои прямые предки, которые не считали необходимым даже поднимать вопрос о том, уезжать или не уезжать. Это, собственно, касается и людей культуры.
Это, конечно, дело частного выбора. Но, условно говоря, можно привести простейший пример. Вот Андрей Тарковский — режиссер, которому здесь плохо работалось, которому мотали нервы, над которым издевались. Он уехал в Италию, уехал за границу. А вот Василий Шукшин. Ему работать было не менее тяжело, но представить его в качестве эмигранта абсолютно невозможно. То есть это исключено, потому что это исключено. Он может существовать только в этом контексте и внутри этой страны. Разумеется, нельзя выбирать между творчеством Тарковского и Шукшина. Это два великих художника. Но мне совершенно очевидным образом близок путь Шукшина. Это позиция человека, который не мыслит своего существования вне пределов России.
Поэтому я думаю, что это знаковое приветствие («пора валить») из разряда правил хорошего тона пора переводить в разряд правил дурного тона. В конце концов, в стране остаются честные и хорошие люди, которые сидят в тюрьме. Не хотим же мы, чтобы здесь остались лишь те честные люди, которые сидят в тюрьме, а остальные, которые еще на свободе, переехали за границу. Это будет как минимум нечестно с нашей стороны.
— Почему сейчас немногим приходит в голову, что если тебе что-то не нравится, то надо попробовать это изменить?
Такая ситуация сложилась в силу совмещения даже не десятков, а сотен самых разных факторов, один из которых — потеря любых изначально важных констант бытия. Мы потеряли в них веру. Все знаковые понятия — «Родина», «честь», «Россия», «мужество» — стали словами второго, если не третьего сорта. Произносить их вслух стало моветоном. Это постепенно распространилось на действие любых умных, деятельных, мужественных, последовательных людей. У нас стало признаком хорошего тона любых оппозиционеров подозревать в двусмысленности и трехсмысленности их поведения. В конечном итоге человеку (что называется, для самоуважения) очень приятно думать, что все везде предано, продано, что никакой истины нет (это формулировка Дмитрия Быкова). И исходя из этого выморочного, замороченного существования проще всего сказать, что нужно отсюда валить.
Человек настолько привык брезгливо, иронично, саркастично, недоверчиво, с критической ухмылкой относиться ко всему, что ему нужно слишком через многое в себе переступить (а может, уже и через всю свою жизнь — интеллектуальную жизнь), чтобы взять и сказать: «В конце концов, да что же это такое?!» Тут нужно очень от многого отречься, чтобы таким образом себя повести. Тут очень многим нужно отречься от своей собственной сути. Потому что жить в состоянии такого скептического сарказма удобнее и приятнее. Но до какого момента. Потом подходит момент выбора: либо сидеть и смотреть с прищуром на все вокруг, либо начать себя вести как-то иначе.
Захар Прилепин, ч. 2
— По поводу выбора. Одна из обсуждаемых тем в Интернете — встреча писателей с Владимиром Путиным. У всех есть выбор. Дмитрий Быков не ходит. Вы пошли. Когда вы задавали вопрос про Тимченко, вы хотели узнать правду или посмотреть на реакцию Путина?
Когда не ходил Быков, я тоже не ходил. Это было в прошлую встречу с Путиным. Тогда и Людмила Улицкая тоже не пошла. На этот раз я взвесил для себя какие-то вещи и решил, что в данном случае, наверное, стоит пойти. Потому что надвигаются совершенно очевидные события. Надвигаются выборы, можно даже сказать иначе — выборы президента Путина. И мне показалось, что одним из шансов (при ближайшем рассмотрении совершенно нелепом, но тем не менее шансе) еще раз прояснить, что это за человек, будет пойти туда и задать вопросы, ответы на которые изначально всем очевидны.
Я спросил о ситуации с Тимченко и «Транснефтью». Любой желающий может зайти в Сеть и узнать, как дело обстоит на самом деле. Но я пошел затем, чтобы человек, который тоже знает ответы на эти вопросы, либо сказал правду (что невозможно), либо солгал. Ели он скажет неправду, значит, все знающие, и незнающие, и сомневающиеся смогут еще раз убедиться в том, какой человек будет управлять страной ближайшие 12 или там 48 лет. Поэтому в данном случае мне казалось, что лучше пойти, чем не пойти. Хотя опять же это вопрос частного выбора. Кто хочет идти, тот идет, кто не хочет идти, тот не идет. Это у меня третья встреча. Я на две ходил, на одну нет.
Результат при ближайшем рассмотрении, повторяю, может быть нулевым. Первый раз я просил амнистировать политзаключенных, и никого не амнистировали. Но в конечном итоге, понимаете, любые события, которые происходят в жизни, в социуме, в бытии нашем как таковом, — они происходят вследствие какого-то накопления смыслов. Нельзя изменить ситуацию, написав одно письмо, проведя один пикет или митинг и задав один вопрос. Безусловно, нельзя. Но если эта критическая масса смыслов накапливается, то иногда что-то происходит. Может и не произойти. Но когда происходит, жизнь целого государства становится иной. Я хотел вложить еще один маленький листок в кипу этих смыслов.
Захар Прилепин, ч. 3
— Тогда еще один вопрос, который касается и власти, и российской интеллигенции одновременно. И у нас, и на Западе бурно обсуждается день рождения Кадырова. В связи с этим был проведен опрос. Писателей, представителей шоу-бизнеса, юмористов, актеров спрашивали, поехали бы они к Кадырову. И почти все они сказали: смотря какой гонорар… Как вы считаете, что происходит с нашей творческой интеллигенцией?
Вы знаете, упомянутые и неупомянутые вами люди, как правило, хотя и не всегда, вполне вменяемы и более или менее отдают себе отчет в том, что происходит в стране. В частных разговорах они демонстрируют, что прекрасно понимают, в каком состоянии находится российская действительность. И один из названных вами на вопрос, зачем же ты так себя ведешь, сказал: «Потому что я мудак». Я себя так веду, потому что у меня есть определенные художественные, культурные задачи и мне надо их решать. Я этого не скрываю.
Как и позиция хипстера, написавшего: «Пора валить!», — это позиция подавляющей части нашей культурной общественности. Они считают, что они творцы. Они творят, и им допустимо переступить через какие-то вещи. Но поскольку эти рамки постоянно расширяются, они переступают через все больше и больше вещей. Ну что я могу тут сказать? Это опять же вопрос личного выбора. Другое дело, что за все это так или иначе придется отвечать. И отвечать не перед судом из трех или большего числа людей, а всей своей жизнью. То, что на Востоке называют кармой, действительно существует. Поэтому Бог им судья.
— В Америке проходит акция «Захвати Уолл-стрит». И голливудские актеры идут вместе с толпой. Почему наша интеллектуальная и культурная элита вдруг резко отходит от народа? Ведь это не могло прийти в голову, например, Шукшину. Сергей Безруков должен же понимать, как 90 процентов населения России отреагируют на его фразу «чеченские мужчины — настоящие воины. Сильные, смелые, мужественные».
По поводу Безрукова я не очень уверен, что он все понимает. Я лично его не знаю, но, может быть, он был в каком-то самозабвении, забытьи.
Что до отдаления культурной элиты от народа… Понимаете, чтобы говорить о том, что она находится в отдалении от народа, надо наделять народ каким-то сверхсмыслом, носителем которого он в данном случае не является. Если бы у нас народ действительно являлся такой пассионарной общностью, которая с утра до вечера проводила бы выступления в защиту своей чести и своего будущего, то тут можно было бы спросить и с актеров. А так они являются неотъемлемой частью большинства населения. Вполне логично в него вписываются.
По крайней мере, когда в России происходила либерально-демократическая, буржуазная революция или то, что называют перестройкой, часть актерской, режиссерской, музыкальной общественности, я прекрасно помню, активно вливалась в перестроечную деятельность и возглавляла эти толпы.
— Тогда были толпы. А сейчас…
А сейчас не толпы. Актеры — они что самураи, самоубийцы? Они не будут эти толпы возглавлять.
Я думаю, что ситуация не настолько печальна, как может показаться из нашего разговора. Потому что при иных обстоятельствах, при чуть более сложной конфигурации сил, при чуть большем возмущении общественности как таковой какая-то (может быть, даже серьезная) часть культурных элит на разных основаниях вновь деятельно начнет выступать. Мы уже видели на «маршах несогласных» музыкантов Шевчука, Михаила Борзыкина и некоторых других. Этот список будет расширяться. Он уже сейчас состоит не из двух с половиной человек. 10, 20, 30, а может, и 50 или даже 70 далеко не самых худших людей в России. Причем людей известных. А некоторые из них и с культовыми именами. Они уже о каких-то вещах говорят с крайней степенью раздражения.
Я думаю, что процесс будет развиваться в ту сторону, что их будет становиться все больше и больше. По крайней мере надежду на это дает совершенно неожиданная песня Андрея Макаревича. Хотя она не была совсем неожиданной. Все-таки Макаревич так или иначе пытался соответствовать своему «Не стоит прогибаться под изменчивый мир…». В 1985 или 1989 году он пел вещи, которые соразмерны его новой песне и рифмуются с ней. Поэтому дай Бог, чтобы они все вспомнили свою бурную молодость и свои обещания не отдать свободу никому и ни за что и пролить за нее кровь. «И если эти гады вернутся, — я помню, говорил один из крупнейших деятелей культуры, — то я живым в это время не вернусь». Говорил он это в 1995 году, когда уже не стоял вопрос, вернуться ему живым или нет, и все было более или менее понятно. Сейчас это время подступает все ближе и ближе. И я жду, когда он реализует свое намерение.
Материал подготовили: Алексей Козин, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Ольга Азаревич, Лидия Галкина, Мария Пономарева
Комментарии