Проблемы детских садов, дошкольного образования и педофилии

Детские сады: нет мест и кадров

Лев Гулько: Здравствуйте. Сегодня мы поговорим о нашем будущем — о детях. В качестве эксперта у нас в студии депутат Госдумы (фракция «Единая Россия»), член комитета по собственности, руководитель проекта «Детские сады — детям», президент общероссийской общественной организации «Воспитатель России» Екатерина Семенова. Здравствуйте, Екатерина.

Екатерина Семенова: Здравствуйте.

ЛГ: Как всегда, у нас три части. Поэтому давайте сделаем так: в первых двух частях мы поговорим о детских садах и детских организациях, а в последней части, которая тоже будет посвящена детям, как-то попытаемся их защитить от всяких нехороших людей.

Итак, детские сады. Тема актуальная. Не хватает почему-то детских садов. А в Советском Союзе, насколько я помню детство своего собственного сына, их хватало. Куда это все делось? Что произошло?

ЕС: На самом деле их начало хватать только во второй половине XX века. Если мы обратимся к истории и посмотрим, как развивалось российское дошкольное образование, то увидим такую картину. Конечно, сначала был всплеск, поскольку в послереволюционные годы пропагандировалось, чтобы дети росли в интернатах. И матери, которые их рожали, по сути, должны были быть «инкубаторами». Затем, в предвоенное время, начался спад и закрытие таких учреждений, поскольку на них элементарно не хватало средств и сама педагогика была еще в зачаточном состоянии. Поэтому эта тема получила свое развитие только уже в мирное время, ближе к 60-м годам.

Очень многие сегодняшние сады сохранились именно с тех пор, и, надо сказать, немало их них находится в достаточно хорошем состоянии. Это своего рода история дошкольного образования. И уже к 80-м, к середине 80-х, в соответствии с тогдашней стратегией государства, стремившегося охватить всех дошкольным образованием, детских садов стало очень много — порядка 89 тысяч.

В начале 90-х начались процессы приватизации, стала развиваться свободная экономика, предпринимательство. И как раз на этот период пришелся демографический спад. Большее количество садов простаивало. Я не исключаю и негативных моментов, когда власти просто наживались, продавая эти детские сады. И в это время мы потеряли больше 30 тыс. детских садов. Но, слава Богу, не все сады были потеряны безвозвратно, и большую часть можно вернуть. Что мы сейчас пропагандируем и успешно делаем: во всяком случае, за время реализации проекта мы вернули порядка полутора тысяч детских садов.

ЛГ: А сколько надо вернуть детских садов? Есть какие-нибудь цифры?

ЕС: На сегодняшний день эти цифры по большому счету нам не нужны. Почему? Потому что наше государство пропагандирует социальную ответственность бизнеса и участие бизнеса в социальных проектах. И мы выступаем за то, чтобы развивались и семейные детские сады, и коммерческие развивающие центры, и негосударственные формы дошкольного образования. Те вариативные формы, которые сейчас узаконены, дают родителям возможность выбора из большого спектра услуг, которые выходят за рамки обязательного дошкольного образования. Поэтому в данном случае я бы не ссылалась на цифру, характеризующую то количество государственных детских садов, которое нам бы хотелось сегодня иметь.

ЛГ: Мне кажется, что государство все-таки должно принять максимальное участие в развитии детских садов. Вот есть программа «Детские сады — детям». В чем заключается ее основная цель?

ЕС: Основная цель — это, конечно, возврат перепрофилированных детских садов, для того чтобы снять дефицит и ту большую очередь, которая образовалась сегодня.

ЛГ: Предположим, вернули...

ЕС: Вернули. Но уже на стадии работы над проектом мы поняли, что это не снимет проблем в дошкольном образовании. Потому что мы начинаем строить детские сады, мы их запускаем, а у нас не хватает кадров. А почему не хватает кадров? Потому что молодежь, вместо того чтобы, окончив вузы, окончив специальные заведения, идти в детские сады, идет торговать мобильниками.

ЛГ: Так ведь мотивации нет.

ЕС: Да, безусловно, мотивации нет. У нас изменилось отношение к дошкольникам. Изменилось, конечно, в первую очередь потому, что функционал по дошкольному образованию был отдан на самоуправление. И поскольку большая часть бюджетов на сегодняшний день дефицитная, внимание к дошкольному образованию, естественно, было снижено — в части финансирования такого рода проектов. Соответственно, мы и получили такую дыру. И наши цели, помимо возврата, — они, конечно, связаны и с проблемами мотивации, и с социальным пакетом дошкольных педагогов, и вообще с повышением престижа, статуса этой профессии.

ЛГ: А каким образом, кроме денег, можно повысить престиж профессии детского воспитателя?

ЕС: Мы сейчас ведем дискуссию на тему, каким образом уйти от той старой тарификации, которая предполагает низкую оплату труда дошкольных педагогов, и найти способ уровнять дошкольных педагогов хотя бы с учителями начальных классов. Потому что нагрузка практически та же. То есть психология детей этого возраста — она сопоставима с теми нагрузками, которые должен нести в это время педагог. 12 часов с малышами и пять-шесть часов с первоклашками — это адекватная нагрузка.

ЛГ: Давайте мы на этом закончим первую часть, а во второй части подробнее поговорим о финансировании и о частных детских садах.

Новая схема финансирования дошкольных учреждений

ЛГ: Давайте поговорим о такой сложной теме, как заработная плата воспитателя, чуть подробнее. Вот публикация из газеты «Известия» под названием «Воспитатели в детских садах получат по заслугам» (я ее вытащил, естественно, из Интернета). «Дошкольные учреждения теперь сами решат, куда пустить полученные из бюджета деньги. С начала октября детские сады распоряжаются выделяемыми на воспитанников средствами самостоятельно. На каждого ребенка дошкольные учреждения теперь получают по 110—120 тыс. рублей в год. Администрация уже планирует нанимать бухгалтеров и разрабатывает собственные системы поощрения лучших воспитателей». Расскажите об этом, если возможно. Что это такое?

ЕС: Я не разделяю скептицизма в нашей профессиональной среде (я думаю, это от незнания происходит, как и все в этом мире) по отношению к переходу на негосударственную форму дошкольных учреждений. В частности, на автономные некоммерческие организации, которые сейчас уходят от плотного взаимодействия с государственным бюджетом и тем самым — от дополнительных «насадок» в виде 94-го закона при закупке материального оснащения детских садов. Безусловно, это касается и распоряжения средствами на материальное поощрение лучших и наиболее профессиональных воспитателей.

Поэтому я думаю, что в данном случае речь идет об автономных некоммерческих организациях. И сегодня там уже есть очень хорошие примеры, скажем, в Тыве. Казалось бы, это республика, которая имеет свою специфику в воспитании детей, да и территориально люди там живут достаточно далеко друг от друга, и не все родители готовы и хотят отдавать своих детей в детские сады. Тем не менее как раз там мы видим яркий пример детских садов, которые перешли на автономку. И буквально за полгода улучшилось материальное оснащение детских садов, появились дополнительные услуги. Заработная плата воспитателей — 14—16 тысяч.

ЛГ: За счет чего?

ЕС: За счет того, что заведующая детским садом самостоятельно распоряжается деньгами. Но при этом существует наблюдательный совет.

ЛГ: Хорошо. А качество воспитания? Образования, если хотите?

ЕС: На сегодняшний день оно более или менее стандартизировано. Потому что существуют методики, утвержденные Министерством образования, которые лицензируют образовательную деятельность.

ЛГ: То есть есть какие-то проверки? Никакой отсебятины...

ЕС: Проверка заключается в лицензировании. Если вы лицензировали ту ли иную программу, которая рекомендована, защищена на уровне министерства, на уровне государства, то, соответственно, есть гарантия того, что дети получают хорошее, качественное образование.

ЛГ: То есть присутствует некая помощь государства, я так понимаю. Государство таким образом передает свои функции...

ЕС: Я всегда была сторонником того, чтобы излишние функции государства были переданы людям, которые могут самостоятельно — и профессионально — их выполнять.

ЛГ: А материально оно помогает?

ЕС: Безусловно. Более того, мы эту помощь хотим расширить. Негосударственные, автономные, коммерческие сады — они, конечно, получают субсидии от государства на содержание ребенка в детском саду. Из региональных бюджетов, а сейчас и из федерального бюджета.

ЛГ: Теперь достаточно острый вопрос: как открыть частный детский сад? Вот я, например, хочу открыть. Что мне для этого надо сделать?

ЕС: Это благородное дело и, безусловно, не убыточное. Мировая практика показывает, что детские сады, дошкольное образование — это целая индустрия, которая при умелом и грамотном распоряжении своими предпринимательскими талантами может обернуться хорошим бизнесом.

ЛГ: Но мы же знаем наших чиновников! Начнутся всякие мытарства по инстанциям.

ЕС: Безусловно, такие проблемы есть. И в первую очередь они связаны с помещениями, где находятся детские сады. Несмотря на то что санитарные нормы, которые мы совместно с нашими ведомствами в июле прошлого года смогли изменить, вывели частные детские сады из тени и поставили их вровень с муниципальными и государственными, еще остаются старые нормативные акты. Я имею в виду пожарные нормы, которые практически исключают возможность легального пребывания детского сада на первых этажах жилых домов.

ЛГ: То есть у себя в квартире я не могу это сделать?

ЕС: Смотря в какой квартире. Я тоже не являюсь сторонником того, чтобы в квартире на девятом этаже был детский сад.

ЛГ: А на первом?

ЕС: На первом и втором — безусловно.

ЛГ: У меня квартира на первом этаже.

ЕС: Вы можете открыть. Но при условии, что ваша квартира отвечает существующим пожарным нормам. Мы сегодня разрабатываем новые. И я надеюсь, что эти смешные нюансы, когда высота потолка ниже какого-то уровня не дает возможности открыть детский сад...

ЛГ: Это бред.

ЕС: Да, это бред. Или ширина лестничного марша на пять или шесть сантиметров меньше установленной. Или во дворе не хватает полметра до предусмотренного нормативами... Это, конечно смешно. Поэтому нам надо поставить вопрос, нужна ли такая жесткая регламентация.

ЛГ: Надо ли сделать порядок открытия частного детского сада не разрешительным, а заявительным, как это принято во многих странах?

ЕС: Нам ничего не мешает. Сегодня открытие бизнеса носит именно заявительный характер. И если вы открываете не образовательное учреждение, а учреждение по присмотру и уходу за ребенком, это тоже носит заявительный характер — как если вы открываете новое предприятие. Поэтому в данном случае никаких преград нет. Но если вы хотите вести образовательный процесс и назваться образовательным учреждением, то нужна лицензия.

ЛГ: Давайте на этом закончим вторую часть. А в третьей части поговорим о наказаниях, которые должны нести люди, совершающие преступления против детей.

Преступления против детей

ЛГ: Вот пример, имеющий отношение к теме наказаний. Слава Богу, преступления совсем жесткого не совершено. Но чиновники в Камышинском районе Волгоградской области не оформляли малыша в детский сад, потому что потеряли заявление его матери. Теперь они за это заплатят. «Жительница села Петрунино обратилась к председателю Комитета образования администрации Камышинского района с письменным заявлением о представлении ребенку места в муниципальном детском саду. Ответа не последовало. Тогда женщина пожаловалась в прокуратуру». Все по закону. Короче говоря, все дали. «По результатам проверки прокуратуры ребенок получил место в детском саду, а виновные должностные лица (внимание!) — замечание и штраф в размере 5 тыс. рублей». И куда это? Замечание это они положат в карман, под стол, куда угодно. И 5 тыс. рублей выплатят. Это не такие большие деньги для виновных в этом.

ЕС: Это административный штраф, размеры которого прописаны у нас в КоАПе, штраф за административно нарушение. Штраф, может, и небольшой, но это опять же дискуссионные вещи. Может, надо посмотреть глубже и рассчитать, какой материальный или моральный ущерб был нанесен маме.

ЛГ: А там у нас есть материальный ущерб?

ЕС: Материальный ущерб есть. Но я пока не вижу здесь каких-то маминых трат… Конечно, детально нужно разобраться.

ЛГ: Нервы, ребенок маленький... Ошиблись! Что значит ошиблись?!

ЕС: На самом деле проблема лежит в другой плоскости. И я попытаюсь вам очень быстро ее объяснить. В качестве одной из задач нашего проекта мы поставили формирование электронной очереди. Для того чтобы избежать скандалов, которые постоянно происходят, когда одни мамы с детьми по непонятным причинам перемещаются в очереди назад, а другие, которые имеют знакомства или возможность положить что-то в конверт, — вперед.

ЛГ: Коррупционная составляющая.

ЕС: Именно это я и имею в виду. То есть, для того чтобы ликвидировать коррупционную составляющую и обеспечить прозрачность механизма движения в очереди. И еще один момент. Поскольку эта поочередность фиксируется на бумажных носителях, сегодня у нас и мамы, и папы, и бабушки имеют право подать заявление на оформление ребенка в детский сад в разных районах города.

ЛГ: На всякий случай.

ЕС: На всякий случай. Как правило, до двух лет мамы не отдают ребенка в детский сад, но уже беременными встают на очередь. Это одна погрешность. Вторая погрешность — один ребенок имеет три-четыре очереди в этом большом списке. И это, конечно же, искажает картину в целом. Поэтому во избежание таких скандалов и коррупционной составляющей нам необходимо обеспечить электронную, обязательно электронную, услугу на местах — в субъектах Федерации, в муниципалитетах. Тогда каждая мама поставит своего ребенка на очередь только один раз (при этом она может указать сразу несколько устраивающих садов) и сможет следить за тем, как он движется в очереди.

ЛГ: А что для этого надо сделать?

ЕС: Мы сегодня уже сформировали концепцию возможной поправки в закон об электронных услугах государства, который вступит в силу 2012 году. Мы хотим попытаться внести в этот закону поправку — в этом году или, может быть, в следующем. В ручном режиме нам эту ситуацию не изменить.

ЛГ: Да. Главное, чтобы потом все сведения, содержащиеся сейчас на бумажных носителях, попали в эту электронную базу.

ЕС: Это переходный период, который надо грамотно пройти.

ЛГ: Еще один момент, о котором я хотел бы с вами поговорить. Госдума приняла в первом чтении закон о кастрации педофилов. Законопроект поддержали все думские фракции. Однако представители оппозиции считают, что предусмотренная проектом добровольная химическая кастрация педофилов проблемы не решит. Не мы первые. Есть примеры других стран. Ведь это самое настоящее преступление против детей. Оно должно совсем строго караться. Ваша точка зрения: решит это проблему или не решит?

ЕС: Действительно этот законопроект и вообще сама эта тема вызывает бурную дискуссию. Потому что, с одной стороны, есть мнение медиков, прежде всего генетиков, а с другой — мнение общества, которое возмущено сегодняшним положением вещей. Хотя это было всегда, в том числе и много веков назад. Мы знаем тому немало примеров, причем речь идет о легендарных личностях, которые оставили след в истории. Тем не менее это продолжается, и на это надо как-то влиять.

Химическая кастрация... Сегодняшний вариант закона дает такому подсудимому возможность выбрать: заключение или химическая кастрация. Если смотреть с медицинской точки зрения, то химическая кастрация отсеет тех больных людей, в которых еще есть страх, которые еще не до конца потеряны для общества. Но те, которые уже совершают рецидив на этой почве, что очень печально... Я матерь, и мое сердце такие темы очень тяжело переносит. Ни одна женщина, ни один нормальный человек не может на это спокойно реагировать. Конечно же, сама эта процедура не дает гарантии, что человек не захочет совершить это снова.

ЛГ: Значит, его надо закрыть?

ЕС: Да. Сегодня за рецидив законом предусмотрено вплоть до пожизненного заключения, уже без выбора между кастрацией и заключением. Но, тем не менее, мы еще будем на эту тему дискутировать. Один укол снимает напряжение, другой восстанавливает. Кроме того, в отклонениях такого человека могут присутствовать и другие аспекты болезни. Он может не только нарушить половую неприкосновенность, но и изуродовать морально и физически. В данном случае нам давно пора довести эту тему до логического конца. Потому что возмущение, поверьте, у всех.

ЛГ: И последний вопрос. А не надо ли ужесточить законодательство в сфере преступлений против детей? Я не имею в виду педофилов и прочих страшных людей. Просто преступление против ребенка. Обманули ребенка, квартиру отняли или еще что-то.

ЕС: Относительно жилья несовершеннолетних есть масса программ. Что же касается обмана, то на норму, которую мы хотим ввести, надо смотреть прежде всего с точки зрения доказуемости. Потому что мы можем сказать: да, надо ужесточать. Но как это сделать? Любая медаль имеет две стороны. С одной стороны, если обвинение не будет гарантированно доказано, могут пострадать невиновные. С другой стороны, мы же вроде как хотим сделать благое дело. Поэтому в данном случае надо призывать к экспертизе общественность и, может быть, проводить публичное обсуждение таких вариантов. Хотя я не исключаю, что в первую очередь должны работать эксперты, специалисты по уголовному праву.

ЛГ: Есть поле для дискуссии.

ЕС: Не только для дискуссии, но и для действий. Но эти действия должны быть совместными. Сейчас у нас уже не первую пробу проходит публичное обсуждение законов. Поэтому я думаю, что помощь общества необходима. Но не с эмоциональной точки зрения, а именно с конструктивной.

ЛГ: Спасибо большое. Я напомню, что у нас в гостях была Екатерина Семенова, депутат Госдумы от «Единой России», член комитета по собственности, руководитель проекта «Детские сады — детям», президент общероссийской общественной организации «Воспитатель России». Спасибо вам за разговор. Надеюсь, не последний раз.

Материал подготовили: Мария Пономарева, Лев Гулько, Алексей Козин, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Ольга Азаревич, Лидия Галкина, Александр Газов