Рассказ о фильме «Иркутское СИЗО. Территория пыток»

Сергей Беляк, о фильме «Иркутское СИЗО №1. Территория пыток», ч. 1

Изначально я не собирался снимать и продюсировать фильм «Иркутское СИЗО. Территория пыток».

В прошлом году я участвовал в большом уголовном процессе в Иркутске, и ко мне обратился местный адвокат Дмитрий Дмитриев. Он правозащитник, занимается правозащитной деятельностью. А раньше он вместе со мной участвовал в одном из дел — там, в Иркутске. Когда я в прошлом году в очередной раз приехал в Иркутск, он попросил меня помочь ему сделать пару роликов и выложить их в YouTube. Смысл этого мероприятия заключался в том, чтобы показать общественности, что творится в иркутском СИЗО №1.

А в иркутском СИЗО творятся страшные безобразия. Это одна из самых страшных тюрем в России на сегодняшний момент. Не лагерей, а именно тюрем, где применяются пытки с целью получения от подследственных признательных показаний. Эта практика вообще широко распространена в стране, но в Иркутске она достигла огромных масштабов. Выбивая признательные показания, следственные органы добиваются «раскрытия» преступлений. Повышают так называемую раскрываемость. Получают за это звания, премии, какие-то льготы. То есть, все взаимосвязано.

Людей пытают в камерах. Пытают их сами заключенные — так называемые «красные». Те, кто якобы раскаялся и встал на путь перевоспитания и исправления. Это подонки из подонков. Это убийцы, насильники малолетних. Это отбросы общества без стыда и совести, которые за сигареты, за бутылку водки, за наркотики готовы убивать, унижать своих товарищей-сокамерников и добиваться от них признательных показаний. Некоторые из давших такие показания ни к чему не причастны. Впоследствии их оправдывают, находят тех, кто реально виновен. Но этих людей пытали. Пытали, загоняя кипятильник в анальное отверстие и так далее.

Одновременно, и такое часто бывает, эти палачи, так называемые «разработчики», снимают процесс пытки или изнасилования на видео. Снимают с помощью фотоаппаратов или телефонов. Сейчас техника позволяет. Им ее проносят оперативники, так же как водку и наркотики. Все это делают оперативные службы и сотрудники тюрьмы. А потом предлагают жертве купить эту видеозапись.

Кто предлагает? Сами зеки. Предлагают купить сами «красные». Оперативники в это не вмешиваются. Но деньги делят с оперативниками. Почему? Потому что стоимость такой кассеты или диска с получасовой или часовой записью пыток порой достигает стоимости квартиры или машины.

Человеку дают телефонную трубку, он звонит жене. Если это уважаемый в городе бизнесмен, предприниматель, да и просто мужчина, который дорожит своей честью и боится, что кто-нибудь узнает, как его унизили, «опустили», он готов заплатить что угодно, только бы получить эту запись. Я спрашивал: «А вы не боитесь, что существуют копии?». Ну как же, отвечали мне, «красные» нам говорят: «Ты что мне не веришь? Как я тебя обману? Я тебе отдам эту запись. Жене передам. Пусть жена подходит». Передают, естественно, уже оперативники. Или те, кто выходит на волю. Они передают. За это на них оформляется квартира или машина, дается доверенность. И люди, которые сидят, все эти «разработчики-красные» обогащаются. Они выходят оттуда с миллионами. Освобождаясь или переходя в другие лагеря, они становятся миллионерами — рублевыми миллионерами. Естественно, перепадает и оперативникам.

Я спрашивал: «А если отказываешься купить?». На это мне один несчастный человек сказал: «Я был на воле уважаемым гражданином. У меня семья, дети. Я живу в этом городе. Оказался здесь за какое-то хозяйственное преступление. Если я не куплю эту запись, возникнет угроза, реальная угроза, что меня будут насиловать в каждой камере, куда меня будут переводить. А так я могу это приостановить, прекратить. Они мне обещают, что не расскажут никому». Вот такая страшная ситуация.

Когда я об этом узнал… Снять ролик или два — какой смысл? Я занят в суде. Да это и не так сложно. Поставил камеру, записал человека, который дает показания и пояснения, будь-то бывший заключенный или родственник заключенного. Все это не так сложно. Дмитриев обратился ко мне, видимо, потому, что у меня есть какие-то пластинки, клипы. Он думал, что я смогу ему помочь хотя бы технически или финансово. Я говорю: «Это недорого стоит, все это записать».

А потом получилось так, что меня вывели из процесса, в котором я участвовал. Отстранили от участия в деле. Это совсем другая история. Меня отстранили за то, что я задавал неудобные и неугодные суду вопросы. Каким-то образом они, видимо, влияли на присяжных. Я не хулиганил, не бросал в судью туфлей, не ругался матом. Меня не рвало, как однажды было в Иркутске. Мне рассказывали, что как-то раз одному из адвокатов дали слово, он поднялся и его вырвало. На что судья сказал: «Я вхожу в ваше положение и объявляю перерыв». Вот такой случай был в Иркутске. И адвоката не отстранили. А меня отстранили.

Но что Бог ни делает, все к лучшему. У меня появилось свободное время. Хорошо, говорю, Дмитрий, делаем фильм, настоящий фильм. Пишем сценарий. Мы уже тогда примерно знали, кто в нем будет участвовать. Готовим фильм с хорошей музыкой, с хорошим дикторским текстом, с озвучкой. То есть, настоящий фильм. Я взялся за это. Так что сейчас они, наверное, жалеют, что меня отстранили от судебного процесса.

Сергей Беляк, о фильме «Иркутское СИЗО №1. Территория пыток», ч. 2

Когда мы стали снимать фильм, то привлекли многих местных, московских и даже петербургских журналистов и операторов. Команда была достаточно большая. И люди готовы были работать бесплатно. В целом все это обошлось недорого. Траты в основном касались переездов, проживания в гостиницах. Но это не требовало много денег. Есть же расценки.

Прошлой осенью по городу Иркутску, вначале среди правозащитников, а потом и в более широких кругах, пошел слух, что снимается какой-то ролик или фильм. Но местные правоохранительные органы — ФСБ, ФСИН, милиция — это как-то проморгали. Клип какой-то снимают? Ну и пусть себе снимают. Сняли.

В декабре я уехал из Иркутска в отпуск. А в феврале месяце, я был тогда за границей, мне звонят из Иркутска правозащитники и говорят: «А можно мы выложим тот материал, который есть, и сами еще что-то добавим?». (И добавили. Глупость добавили. Я был возмущен. Они взяли фрагменты фильма «Место встречи изменить нельзя» и какие-то куски из «Царя» Лунгина. На мой взгляд, это кощунство и бред — разбавлять такой фильм расхожими сценами. Тем не менее, они это выложили в Интернет.) «Ну выкладывайте, — говорю, — а для чего?» «Чтобы как-то привлечь внимание. Людей бьют. Мы это все ускорим, пока вы все до конца снимите».

Появляется этот фильм в Интернете, и просмотры зашкаливают. 20, 30, 40 тыс. рабочих материалов, без титров, не написано, кто участник, но они вызвали огромный интерес, в том числе и среди московских правозащитников. В Сахаровском центре был организован круглый стол. Лев Пономарев пригласил меня, а я пригласил Дмитриева. Были Алексеева, Ковалев, Борщов. На большом экране показали фрагменты рабочего материла. Я сказал, что мы не будем обсуждать эти материалы, не будем говорить о том, кто режиссер и кто сценарист. Мы согласились на участие в этом круглом столе, чтобы привлечь внимание к теме.

Главная задача фильма — привлечь внимание общественности к теме пыток, к этим ужасным фактам, чтобы власть как-то прореагировала. Что-то надо было делать. Если власть не реагирует, пусть включатся правозащитные организации, адвокатские сообщества. Об этом надо было как-то заявить. Мы выступили. Потом я даже вставил фрагмент этой пресс-конференции в фильм, чтобы зритель видел не только эту чернуху и пытки, но и что-то светлое. Собрались правозащитники, обратились к президенту. Жириновский помог по одному из дел, когда пытали человека. Обо всем этом говорится в фильме.

Фильм вышел. Просмотров много. 100 тыс. просмотров в Интернете. Я разговаривал с режиссерами-документалистами. Они говорят, что для документального фильма, если это, конечно, не сплетни и не истории из жизни поп-звезд, даже 5 тыс. просмотров — очень много, и они могут об этом только мечтать. Поэтому я считаю, что фильм удался.

Но это был лишь первый опыт. У меня сейчас есть несколько задумок и по Иркутску, и по Сочи. Я хотел бы снять еще пару документальных фильмов. У меня есть сценарные наметки.

Реакция руководителей ФСИН, Следственного комитета, ФСБ на выход фильма была ожидаемой. Буквально через несколько дней после выхода фильма они собрались на пресс-конференцию, приурочив ее к окончанию процесса, из которого я был выведен. Но это был обычный уголовный процесс, банальное уголовное дело. Речь не шла о каком-то громком процессе. Он даже не очень освещался в иркутской прессе. А они — генералы, представители ФСБ, Следственного комитета и ФСИН, — объявили, что проводят пресс-конференцию по поводу того, что наконец-то вынесен приговор по этому тривиальному уголовному делу. Но дело-то, повторю, не резонансное. Им не интересовались ни телевидение, ни генералы. А в итоге их пресс-конференция переросла в критику фильма. И все поняли, что это была попытка как-то дезавуировать ту информацию, те факты, которые были показаны в фильме.

Мы достали (и включили в фильм) материал о пытке одного из подследственных, снятый в камере заключенными. Этот человек узнал, что мы делаем фильм, и рассказал о том, что его пытали и снимали, своему товарищу по несчастью, содержавшемуся в другой камере, и тот через адвокатов довел до нас эту информацию. Мы обратились к жертве пыток с просьбой передать нам эту запись, если она есть. Он согласился, сообщив, что запись находится у его родственников. Мы обратились к родственникам, и они нам ее даже не продали, а просто отдали.

Запись была сделана в камере. Это видно, что в камере. Человека пытают, унижают, заставляют дать показания. Мат-перемат. Это все видно. А генералы на пресс-конференции пытались доказать, что это фальшивка, что Беляк снял это в студии. Но, во-первых, этот человек уже много лет сидит в иркутском СИЗО. Я не мог его вывезти ни на Мосфильм, ни на Ленфильм, ни в Голливуд. Никуда. А во-вторых, там прекрасно видно, что это именно тюрьма. Атрибутика камеры: решетки, параша, двери, — все это есть.

Если бы генералы задумались о происходящем и захотели как-то изменить ситуацию, было бы очень легко установить палачей, которые издевались над этим человеком. По голосам. Можно было проверить, кто где сидел. Хотя существует такая практика: малейшая жалоба заключенного, что его пытали в какой-то камере, — и нумерация камер сразу же меняется. В тюрьму приезжает прокурорская проверка и выясняет, что в камере под номером таким-то сидели другие люди. А значит, заключенный лжет. Цинизм доходит до невозможного, до крайности.

Сергей Беляк, о фильме «Иркутское СИЗО №1. Территория пыток», ч. 3

Если бы генералы задались целью узнать, что было на самом деле, они бы узнали. И не надо было бы обвинять Беляка в том, что он сделал фальшивку.

Но есть и еще один момент. Ведь в фильме человек, которого пытали, выступает с обращением к президенту и премьер-министру Российской Федерации. (Я не буду рассказывать, как нам удалось это сделать, но мы это сделали.). И это обращение — главное. Человек говорит: я такой-то и такой-то, я сижу, меня пытали. А дальше как иллюстрацию его слов мы вставили запись этой пытки. Причем я ее все-таки купировал, чтобы не показывать самое страшное. Мог бы и показать. Но это была всего лишь иллюстрация. Я мог бы проиллюстрировать сценой из какого-нибудь сериала, но это было бы банально, пошло и непрофессионально, тем более что у нас была оригинальная запись. Но главное не она, а обращение человека к президенту.

Так вот, ни на пресс-конференции, ни в своих последующих выступлениях наши правоохранители ни слова не сказали об этом обращении. Они обвиняют меня в том, что я снимал в студии фальшивку. А то, что человек говорит вслух, что его насиловали, что его пытали, оставлено без комментариев. Этакая уловка.

На пресс-конференции генерал ФСИН Радченко заявил, что Беляк все это снимал за 300 тыс. долларов. Потом прошла информация, что за 340 тыс. Уточнили. Я представляю, как все это происходило. Сидит за столом генерал. Посадил рядом свое окружение — сотрудников прокуратуры или милиции. «Значит, Беляк снял фильм. Так, выступил адвокат Шевелев. Наверняка он получил 25 тыс. Выступил адвокат такой-то. Ну, он молодой, ему пятнашку. Тем, кого насиловали, дали по десятке. Им и этого достаточно. Беляк взял стольник. Примерно 400 тыс. набирается, плюс операторы. Ладно, пусть будет не 400, а 300. Всего 340». Чушь, бред! Это все стоило в десятки раз меньше. Просто эти люди не компетентны. И мне льстит, что они так высоко оценили наш труд — и мой, и Димы Дмитриева, и других людей, которые в этом участвовали.

На самом деле это все лапша, которую они пытаются повесить на уши кому? Своему московскому начальнику Реймеру, генеральному прокурору Чайке, президенту нашей страны. Вот для кого это предназначено. Это не для читателей иркутских газет и даже не для нас, пользователей Интернета. Это для тех, кто наверху.

И, к сожалению, наверху всему этому верят. Верят, что это инсценировка в студии. Верят, что я получил за это 300 или 340 тыс. и что это якобы сделано на деньги криминала и по заказу криминала. Абсурд. Они говорят, что пыток нет, а если что и есть, то это просто драки. Это делает сам криминал — насилует, бьет своих же. Получается, что криминал насилует и бьет, и криминал же заказывает мне фильм. Уже одно это абсурд. Люди неспособны думать.

Я предполагаю, что это попытка спасти себя, свою собственную шкуру. Падать больно и с небольшого пригорка, а с той высоты, которой достигли эти генералы, имея особняки, квартиры и так далее и тому подобное, это равнозначно падению в пропасть. Если просто уволят, не хватит денег на содержание особняков, на оплату коммунальных услуг. А если посадят — это пропасть без дна. И лететь туда — даже генеральские штаны 68 размера с лампасами не смогут быть парашютом. Понимая это, они пытаются обвинить меня и моих коллег в том, что мы якобы сделали это нарочно, чтобы опорочить систему ФСИН и их светлые образы.

Я не пытался никого порочить. Я пытался привлечь внимание к этой проблеме. Но после того как фильм сняли, были избиты два адвоката, которые давали интервью. Упомянутый мной Шевелев, адвокат, имеющий 30-летний опыт работы в милиции. Он был оперативником, а потом стал адвокатом. Пожилой мужчина. Его избили сотрудники милиции в масках. Он узнал тех, кто его избивал. Избили и молодого адвоката Юрия Виго, который тоже давал интервью в фильме, рассказывал о пытках. Просто взяли и среди белого дня избили. Избивали сотрудники милиции, сотрудники Следственного комитета. Защиту сложно найти.

Вообще, в Иркутске, как и в подавляющем большинстве других городов Российской Федерации, адвокаты — это люди, которые постоянно находятся под дамокловым мечом. Они боятся исполнять свои профессиональные обязанности. Боятся, что к ним придут домой, что их ударят, что сотрудники милиции им что-то подбросят. Они постоянно слышат угрозы в свой адрес.

А в Иркутске вообще сложная обстановка. Это город как аппендикс. Иркутяне считают за счастье уехать даже в Красноярск, не говоря уже о Москве. А в Иркутск из красноярских вузов никто не едет, понимая, что это яма, что это хуже, чем Красноярск. Для них столица — это Красноярск или Новосибирск, там более интересная жизнь и так далее. Поэтому в Иркутске плохая сменяемость кадров. Круговая порука. Все друг друга знают. Все вместе учились. Кто-то стал прокурором, кто-то — следователем, кто-то — судьей. Они друг с другом дружили, спали, любили. Тянут друг друга. Прокурор тянет своего, следователь — своего. Естественно, что они прикрывают друг друга. На этой почве и возникают коррупционные связи.

Удаленность от Москвы, от контрольных органов порождает чувство вседозволенности. Кадры новые извне, еще раз повторю, к ним не приходят. Поэтому ситуация в правоохранительной системе непростая. Как исправить — непонятно. Плюс еще и Чайка иркутянин. И многие тамошние сотрудники правоохранительных органов, будь-то ФСИН, прокуратура, следственный комитет, прикрываются именем Чайки. Может, он и не в курсе этого. Но они постоянно говорят, что у них в Москве есть свой человек, который их прикроет. Вседозволенность, круговая порука, безнаказанность, коррупция — вот на чем замешена эта система, которая привела к тяжелейшей ситуации в иркутской тюрьме. Потому что и оперативники, и следователи, и проверяющий прокурор считают, что они делают важное дело. А если даже и нарушают, то их прикроют наверху, в Москве. К сожалению, их действительно прикрывают.

Сергей Беляк, о фильме «Иркутское СИЗО №1. Территория пыток», ч. 4

В мае месяце, после того как фильм вышел, была уволена исполняющая обязанности начальника Следственного комитета Иркутской области Алла Никонова. Я не думаю, что это было связано с фильмом, хотя, возможно, в какой-то степени и было. Так или иначе, Бастрыкин подписал приказ о ее увольнении. Был уволен следователь, который вел дело, от участия в котором меня отстранили. Кстати, мы даже в фильме упомянули это дело. Я сейчас умышленно не называю имен подсудимых, потому что важно совсем не это.

Мы упомянули это дело, потому что в ходе этого банального уголовного процесса заслушивались как жертвы пыток, так и сами палачи. Там выступил Фомин, известный под кличкой Бритва, через руки которого прошли десятки невинных людей, которых он пытал и насиловал. Потом он каким-то образом обратился к вере. Он считал, что взял грех на душу. Он раскаялся. Он давал показания на процессе по делу мэра Слюдянки (было такое известное дело несколько лет назад; мы упоминаем его в фильме) и выступил на этом суде. Мы попытались снять скрытой камерой (там запрещали съемки) это выступление, где Фомин рассказывает, что он пытал, как он это делал, по чьему указанию. По его словам, он делал это с подачи оперативников. Это страшно возмутило суд и прокуроров. Но если это ложь, если Фомин лгал, то тут же находились его жертвы! Они же это подтверждают. И не только на этом процессе, но и на других.

Почему этим не занимаются правоохранительные органы, хотя бы та же ФСБ? Ведь в Иркутской области нет шпионов. Вы не можете поймать никаких шпионов, так займитесь хотя бы этим! А они, повторю, выступили на пресс-конференции. Вся пресс-конференция фактически была посвящена фильму. Значит, фильм задел, затронул и их.

Я все-таки надеюсь, что Радченко уволят. Может быть, даже привлекут к уголовной ответственности. Взять хотя бы ту историю с несовершеннолетними детьми, о которой мы рассказали в фильме. Когда несовершеннолетние заключенные в одной из колоний под Иркутском устроили «бучу», как они это назвали, и потребовали, чтобы к ним приехал Радченко. Он к ним приехал. 40 человек детей, 14—16-летних подростков. И они сказали: «Уважаемый генерал, мы готовы работать и учиться, мы готовы жить нормально. Но не надо нас избивать. Прикажите охране, чтобы нас не били, чтобы нас не насиловали и чтобы нас не сажали в столовой за один стол с уже опущенными». Он выслушал все это и сказал: «Хорошо. Это ваши требования? Поселим вас в отдельный барак, чтобы вы больше никого не мутили». В эту же ночь приехал спецназ ФСИН в масках и касках. Выволокли этих ребят в одних трусах и майках на улицу, избили и привезли в СИЗО №1. Рассадили в камеры к взрослым. И оперативники дали указание насиловать этих ребят. В фильме есть показания одного из взрослых, который рассказал, как это делалось и по чьей указке. Но опять же никто это не рассмотрел. Даже сейчас никто за это не наказан. Этого как бы и нет.

Почему-то всех возмутила история зека, которого насиловали в камере. Взрослого зека. Начали кричать, что это, мол, фальшивка. А остальное осталось вне обсуждения. Их обсуждения, подчеркиваю. Общество это обсуждает. А правоохранительные органы нет. И прикрываются именем Чайки. Но, понимаете, жизнь показывает, что ничего не меняется. Значит, они не зря верят своему начальнику и уповают на него. У меня сейчас закрадываются сомнения. Мне казалось, что они все-таки больше бравируют. Но воз и ныне там. Никто не исправляет эту ситуацию, никто не наказан.

Все проверки носят формальный характер. Человек написал, что его изнасиловали. Приезжает прокурор, и следует заключение: факты не подтвердились. Такие затасканные формулировки. Я спрашиваю: а саму жертву опрашивали? Нет. А кого опрашивали? Сокамерников. Они сами врут — сами «опущенные», сами «разработчики». Опросили пару оперативников. Нет, у нас этого не было. Опросили врачей. Они говорят, что у него геморрой. «Да у него побои, множество побоев!» — «А может, он бился головой о стенку». До смешного доходит. Тюремный врач констатирует, что смерть человека наступила в результате падения с высоты собственного тела, с высоты собственного роста. Падает и головой бьется. И множественные раны и травмы головы. Человек повесился — говорят, самоубийство. А у него несколько борозд на шее. И опять никто ничего не делает.

Оперативники, которых вызвали в тот же суд, где выступал Фомин, подтверждают, что по иркутскому СИЗО в год поступает 1,3 тыс. жалоб на избиения. 1,3 тыс. жалоб! И по всем отказ. Это должно заставить задуматься. А Радченко говорит, что у них нет жалоб. Это криминал сам себя избивает. Это просто драки. Ну, хорошо, хоть одного накажите за драку! 1,3 тыс. жалоб за год, при том что сидят 2,5 тыс. человек. А Радченко говорит, что Беляк снял это на деньги криминала и что обычные, как он выразился, заключенные не жалуются. Но 1,3 тыс. из 2,5 тыс. — это как раз обычные заключенные, у которых нет хороших московских адвокатов. Олигархи там не сидят. Ноль целых и сколько-то там десятых процента местных олигархов. Воров в законе тоже ноль целых сколько-то десятых. Обычные люди.

Фильм сняли, и я надеюсь, что он даст свои результаты. И, может, заставит власть и общество в целом не только содрогнуться, но и наказать виновных, привлечь их к ответственности. Я готов участвовать в комиссии. Пошлите меня, господин Реймер, пошлите меня. Я не против вас. Я понимаю, что сейчас в тюрьмах делается много положительного с точки зрения содержания. Это неоспоримо. Но делается недостаточно. Большие начальники приезжают в тюрьму и устраивают разнос. Почему у человека три матраса лежит?! Значит, он криминальный авторитет. Но прежде чем устраивать разнос, господин полковник или генерал, поинтересуйтесь, может, у человека спина болит. Посмотрите на эти матрасы. Они как слежавшаяся солома. Может, ему врачи рекомендовали?

Можно сделать массу полезных дел. Можно, как в армии, обеспечивать питанием не силами тюрьмы, а через гражданские организации, выигравшие тендер. Это выгодно и гражданским организациям. Питались бы и сами сотрудники ФСИН. Порционное питание. Ведь тратятся огромные деньги! Посмотрите, в камерах нет холодильников. В «Бутырке» нет. Нет кондиционеров. Жара была, люди изнывали от жары. Комары. Нечеловеческие условия. Поэтому, когда Европейский суд наказывает за нечеловеческое содержание или отношение, — это правильно.

Откройте глаза! Давайте исправим. Наберите нас — журналистов, адвокатов. Мы пойдем, будем участвовать в этих комиссиях. Если генерала можно обмануть — честь мундира и все такое, то меня обмануть сложно. Я скажу, когда человек лжет. Вот к этому мы и хотели привлечь внимание своим фильмом.

Материал подготовили: Роман Попков, Алексей Козин, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Ольга Азаревич, Лидия Галкина, Александр Газов