Либерализация законодательства о партиях. Церковь и государство. «Холодная гражданская война»

Либерализация законодательства о партиях

Лев Гулько: Здравствуйте. Наш сегодняшний гость — вице-президент Международного фонда славянской письменности и культуры Степан Медведко. Здравствуйте.

Степан Медведко: Добрый день.

ЛГ: Как всегда, у нас сегодня три темы. Давайте, пожалуй, начнем с того, что волнует многих, хотя некоторым кажется, что их это не касается. Касается всех. Я имею в виду либерализацию законодательства, которая сейчас идет и которую инициировал Дмитрий Анатольевич Медведев. Хотелось бы услышать вашу оценку. К чему это все приведет? Каков возможный вектор развития? Разные эксперты говорят по-разному. Одни пугают, другие — наоборот.

СМ: Ну да. Государственная дума в третьем чтении приняла закон «О внесении изменений в Федеральный закон «О политических партиях», предусматривающий резкое сокращение минимальной численности политических партий.

ЛГ: Можно просто напомнить: 500 человек.

СМ: Да, 500 человек.

ЛГ: И создавайте партию.

СМ: И создавайте партию. Более того, как сообщают СМИ, на сегодняшний день в Министерство юстиции уже подано 68 заявок.

ЛГ: 69.

СМ: Даже 69. А 69-я — это случайно не Березовский?

ЛГ: Нет. Борис Абрамович еще не успел.

СМ: Я думаю, что таких заявок будет гораздо больше. В ближайшее время количество заявок на создание подобного рода нанопартий будет очень существенным.

ЛГ: Когда-то мы от этого ушли.

СМ: Мы от этого ушли, и это было вполне закономерным этапом развития политической системы. Поэтому, на мой взгляд, возрождение нанопартий в конечном счете приведет к размыванию самой системы политических партий.

Появление нанопартий, как их сегодня называют, то есть очень маленьких партий, партий-однодневок, создаст ситуацию, когда отношение к партиям как к политическому институту, и так достаточно невысокое, о чем свидетельствуют социологические опросы, еще больше снизится. Это позволит административным структурам, которые сегодня фактически присвоили себе право принятия политических решений, сохранить за собой эту функцию. Уже сейчас много разговоров о том, какими бы могли быть эти партии. Я, например, предложил по-быстрому, пользуясь какими-то возможностями в Минюсте, зарегистрировать партию под названием «Республиканская конституционная христианско-демократическая трудовая партия социальной справедливости»…

ЛГ: То есть все в один флакон.

СМ: Да. А потом судиться со всеми, у кого будет похожее название.

ЛГ: Заодно и пиар хороший.

СМ: Заодно и пиар. А вообще, по этому вопросу очень хорошо на пленарном заседании Государственной думы выступил Решульский. Он отметил, что в ближайшее время появятся три вида новых партий. Во-первых, это партии, созданные под конкретных людей, у которых есть деньги. Таких, как Василий Бойко-Великий из компании «Русское молоко». Он же вроде как заявлял о создании своей партии. То есть речь идет о клиентских партиях под каких-то небольших олигархов. Второй категорией партий будут партии на продажу, где все будет сделано для того, чтобы торговать местами в этой партии и каким-то образом использовать ее для определенного бизнеса. И третья категория партий — это партии-спойлеры, которые будут создаваться для оттягивания голосов у крупных партий.

ЛГ: Степан, я, честно говоря, не очень понимаю причины такого напряжения экспертов. Ну пусть себе создают столько партий, сколько хотят. Как сказал тот же Владимир Вольфович, создавайте. Содержать партию стоит очень больших денег. Поэтому создавайте. Сидите себе дома и проводите собрания. Такие партии не имеют никакого смысла, поэтому они сдуются. Останутся нормальные партии. Что до партий под олигархов вроде этого Бойко-Великого и торговли местами, то кому они нужны, места в таких партиях? Что с их помощью можно сделать? На мой взгляд, это не более чем выплеск пара. Ну и пожалуйста, ребята. Вот вам…

СМ: Такой выплеск пара хорош в системе, где сложилось устойчивое гражданское общество, где, как в Европе, имеются стабильные институты гражданского общества, позволяющее компенсировать подобного рода экстравагантные выходки. У нас, к сожалению, гражданское общество находится пока в стадии формирования и в значительной степени состоит из профессионалов. Сегодня у нас это либо охранители, которые получают государственные гранты и обеспечивают интересы государства (и только изображают из себя общественников), либо организации, использующие западные гранты.

ЛГ: Шакалящие...

СМ: …У посольств. Проблема в том, что такое гражданское общество, которое никак не связано с государством, — оно у нас если и есть, то в латентном или зачаточном состоянии. Как правило, это какие-то группы по интересам. То есть на протяжении многих лет не выстраивается, скажем, система добровольчества, и так далее. Я могу еще долго продолжать. Отсутствие гражданского общества, способного денфировать такие вызовы, приведет к тому, что большинство подобного рода партий, сидящих по подъездам или по подвалам, выйдут на выборы. До выборов они как-то дотянут — и выйдут. И общество получит огромный бюллетень на 500 позиций, состоящих преимущественно из партий по 500 членов. Ничего, кроме раздражения, это вызывать не может. Это будет способствовать еще большему снижению электоральной мотивации. Посмотрев на список из 500 партий, человек скажет: «Чего ходить голосовать за этих идиотов?! Партий наплодили — и ни одной ненормальной». То есть опять появляется некая протестность по отношению к этому демократическому институту.

ЛГ: Что сделано, то сделано. Партий все равно, я так понимаю, будет достаточное количество. Что дальше? Как с этим бороться (в хорошем смысле слова)?

СМ: Я думаю, что с приходом избранного президента законодательство все-таки будет меняться. И мне кажется, что период, отпущенный на создание новых партий, должен быть небольшим — в лучшем случае, до конца этого года. За это время все более или менее социально активные группы, в том числе так называемая несистемная оппозиция, успеют провести свои съезды, успеют провести какие-то организационные мероприятия. После чего лавочка должна быть закрыта.

ЛГ: Совсем?

СМ: Нет, не совсем. Просто я думаю, что начиная с 1 января следующего года должно быть постепенное повышение ценза, в том числе и по численности, и введение каких-то дополнительных фильтров — в частности, в рамках тех же электоральных процедур. Речь может идти, например, об определенном количестве подписей, которые необходимо собрать для участия в выборах, или о выдвижении губернаторов не от всех партий, а только от тех, которые представлены в местном законодательном собрании, и так далее. То есть о создании определенной системы упорядочивания. Потому что в тех же Соединенных Штатах Америки, столь любимых нашими либералами, хотя там действительно много партий, основная конкуренция ведется между двумя.

ЛГ: Это правда. Но посмотрим, что будет. Давайте на этом мы первую часть закончим, а во второй части обратимся к не менее, а быть может, и более важной теме — к взаимоотношениям церкви и государства.

Церковь и государство. РПЦ и общество

ЛГ: Итак, церковь и государство. Мы не будем здесь касаться последних событий. Это все звенья одной цепи. У нас церковь отделена от государства. Одни считают, что это правильно, другие — что неправильно. Что происходит? Как это должно быть в свете последних событий, в свете развития демократии в нашей стране?

СМ: В свое время Святейший Патриарх очень правильно сказал, что церковь отделена от государства, но не от общества. И значительной частью общества она востребована. В этом смысле мне очень нравится как пример выбор родителей. Сейчас очень много говорят по поводу введения в школах дисциплины «Основы религиозной культуры»...

ЛГ: С 1 сентября.

СМ: Да. С 1 сентября она будет уже обязательной во всех школах. И очень показательно, что 30 процентов родителей выбрали для своих детей именно «Основы православной культуры». Это свидетельствует о достаточно высокой востребованности религии и конкретно православия, поскольку мы говорим именно о нем. Я в данном случае не касаюсь того вопроса, который часто затрагивают наши оппоненты, когда начинают говорить о воцерковленности, о степени воцерковленности, о том, соблюдает ли человек пост или не соблюдает. Это в данном случае вторично. Принципиален вопрос идентичности. Именно идентичность является ключевым моментом. Если человек крещен в православной вере, если он считает, что исповедует православные ценности, и хочет, чтобы в этой традиции воспитывались его дети, он является православным человеком.

С точки зрения государства у нас нет каких-то специальных норм, которые бы особым образом выделяли церковь. Все законодательство исходит из принципа равенства религиозных организаций перед законом. Другое дело, что на практике мы, конечно, считаемся с особой ролью православия в истории нашего государства, в его становлении, в развитии его культуры и так далее. Для примера вспомним принятый год назад закон «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности». Естественно, что в наибольшей степени этот закон касается имущества, которое ранее находилось в собственности православной церкви, и в меньшей — того, что принадлежало мусульманам, иудеям, старообрядцам и буддистам.

Если говорить о тех процессах, которые сейчас наметились, то церковь, помимо всего прочего, показала свою активную социальную позицию. Сейчас это уже не только «бюро ритуальных услуг», как было в советское время. Тогда ее именно так и воспринимали. (Ваше дело — исполнение обрядов и церемоний. Оставайтесь в своей ограде, отправляйте свой культ и не вмешивайтесь в дела общества.) Сегодня церковь достаточно активно возвышает свой голос в разных ситуациях. При этом, как показали митинги на Болотной, на Поклонной и так далее, она не занимает какой-то отдельной позиции (православные были и там, и там), а старается выступить с объединительных позиций.

ЛГ: Но ведь патриарх Кирилл все-таки выступил с определенной позицией, поддержав Владимира Владимировича Путина — во всяком случае как кандидата в президенты. А он же глава, за ним же идут люди...

СМ: Его святейшество является предстоятелем Русской православной церкви. Православие в этом смысле очень демократичная по своей сути церковь. Она соборная. Суть соборного сознания заключается как раз в том, что принципиальные решения принимаются церковью коллегиально. В данном случае его святейшество как предстоятель, как выразитель определенных настроений внутри церкви поддержал конкретного кандидата. Но это не значит, что тем самым он отринул иные возможности, что он предал анафеме тех, кто голосует за Прохорова, за Миронова и так далее, или отказал им в благословении. В данном случае это некая рекомендация, пожелание, но не абсолютное долженствование.

ЛГ: Хорошо. Давайте на этом мы вторую часть закончим, а в третьей части поговорим о таком явлении, как холодная гражданская война, которая, как считают некоторые, уже идет в нашем обществе.

«Холодная гражданская война»

ЛГ: «Холодная гражданская война» — это что? Между кем и кем она ведется?

СМ: Очень хороший термин предложил блогер Иван Давыдов. На самом деле мне очень нравится это определение. Суть идеи «холодной гражданской войны» в том, что в обществе сейчас зреют определенное противостояние отдельных социальных групп, определенный негатив и неприятие. То есть подкармливается образ врага. Еще недавно вся наша общественность представляла какую-то относительно гомогенную аморфную массу, в которой были отдельные вкрапления — «русский марш» отдельно, либералы отдельно. На подъеме митинговой активности, на подъеме всех этих движений за честные выборы картина начала меняться. Но митинговая волна вроде схлынула, а поиск врага остался.

ЛГ: Мне кажется, с двух сторон.

СМ: Совершенно верно. И даже не с двух, а с многих сторон. Поиск врага проявляется не только в том, что имеются либеральная и консервативная части, которые…

ЛГ: Норковые шубы и бушлаты…

СМ: Или хомячки и анчоусы. Их по-разному называют. Я вообще противник подобного рода сравнений. И там и там русские люди в основной своей массе. Проблема в другом — в том, что пропадает коммуникация. Отсутствует какая-то референтная площадка для диалога. Отсутствует возможность слышать оппонента.

ЛГ: Это же все большевики. Кто не с нами, тот против нас.

СМ: Кто не с нами, тот против нас? Но ведь не большевики это открыли.

ЛГ: Конечно.

СМ: Речь о том, что большевики — плоть от плоти того исторического периода. Они были одной из многочисленных группировок...

ЛГ: А в основе этой гражданской войны что лежит? Зависть одних к другим? Я не пойму.

СМ: Нет, не зависть. В обществе происходят тектонические изменения, и они вряд ли могут касаться каких-то частных вещей, связанных с третьим сроком Путина или с завистью одних к другим. Есть подозрение, что это как усталость материала: она накапливается, и в какой-то момент материал просто начинает крошиться. Есть ощущение, что общество действительно устало от существующей сегодня имитационной модели отношений. И как у тех, так и у других (а также у третьих и четвертых, которые, возможно, пока себя в меньшей степени проявили) есть потребность в построении некоей новой модели.

ЛГ: Как это сделать?

СМ: Как мы выяснили в первой части, не за счет создания квазипартий, а скорее (как мы выяснили во второй части) через поиск каких-либо глубинных ценностей.

ЛГ: Собрать собор?

СМ: А почему бы и нет? В 1613 году это помогло. 400 лет назад избрание царя оказалось достаточно хорошим способом обеспечить гражданский консенсус между, с одной стороны, боярами…

ЛГ: Только мне кажется, что при созыве собора у всех сторон должны быть какие-то собственные выработанные… Чего вы хотите? Чего хочет эта часть, эта, эта и эта? Конкретно не сформулировано.

СМ: Совершенно верно. Еще одна из проблем заключается в том, что враг есть, а позитивной повестки нет. Представлена только негативная повестка: мы против того или иного конкретного человека. Так, либералы пишут: «Кургинян плюются желтой слюной»...

ЛГ: Да.

СМ: Хорошо, он плюется. А вы?

ЛГ: Один из последних вопросов. Как собрать собор? Как? Как собрать собор в многонациональной, многоконфессиональной, многополярной России. Стержень где? Церковь?

СМ: Церковь, несомненно, является одной из скреп, способных объединить людей. Мне кажется, что третий срок Владимира Владимировича — это уникальный шанс. То, что две трети россиян поддержали его, — это все-таки еще один кредит доверия. Второй, или третий, или даже четвертый — с учетом того, что был еще и преемник. Это тот самый исторический шанс, когда он, возможно, должен стать проводником новой политики. Даже если при этом ему придется во многом пойти против своей команды.

ЛГ: Это большая ответственность, надо сказать, и большой груз. Это еще надо выдержать.

СМ: Но этот человек уже показал, что он может это сделать.

ЛГ: Хорошо. Спасибо вам большое. А нам остается только ждать, что произойдет дальше. Степан Медведко, вице-президент Международного фонда славянской письменности и культуры, был сегодня у нас в студии. Еще раз спасибо.

Материал подготовили: Лев Гулько, Тарас Шевченко, Дарья Шевченко, Виктория Романова, Ольга Азаревич, Лидия Галкина, Мария Пономарева