Сила и слабость соцсетей. Евросоциализм. Союз нерушимый рабочих, крестьян и интеллигенции

Социальные сети — сила и слабость

Лев Гулько: Здравствуйте. Наш сегодняшний гость — Павел Пряников, представитель блока евросоциалистов, журналист и публицист. Здравствуйте, Павел.

Павел Пряников: Здравствуйте.

ЛГ: Как всегда, у нас три части, и в первой из них мы поговорим о таком феномене, как социальные сети. Затронем вопрос ответственности тех, кто там находится, а еще поговорим о силе и о слабости этих сетей.

Давайте сначала об ответственности, и я приведу последний пример. Барышня, стюардесса «Аэрофлота», разместила у себя на страничке фотографию со средним пальцем, который она показывает в спину пассажирам.

Зачем — это вопрос к ней, конечно. Ну а господин Варламов, известный блогер, разместил это дело у себя в «Твиттере». И тут же фотографию просмотрела куча народа, в том числе руководство «Аэрофлота», которое и сказало: девушка, до свидания.

Вот меня в данном случае интересует ответственность господина Варламова.

ПП: Ответственность здесь, конечно, может быть только этической. Понятно, что никакими рамками закона подобное действие не ограничивается, так что зависит это только от самого блогера. Хочет он дешевой славы или не хочет.

ЛГ: Вы считаете, это ради дешевой славы?

ПП: Конечно. Но осуждать его нельзя — по этому принципу работают и большинство СМИ (желтая пресса, папарацци и так далее).

ЛГ: Однако господин Варламов с желтизной как-то не очень ассоциируется. Если же говорить о СМИ, то нормальные издания двадцать пять раз проверят информацию: а вдруг это монтаж, а вдруг это подстава?

А те же власти, о которых мы еще поговорим, вполне могут обернуть это себе на пользу.

ПП: Я бы не сказал, что слава у Варламова не дешевая — она примерно такова. Она, конечно, за грань не переходит — то есть человек не снимает обнаженную натуру и не залезает в общественный туалет, чтобы там фотографировать. Тем не менее именно такие блогеры и становятся сейчас популярными, и публика именно этого и ждет.

Да что там говорить: если посмотреть трафик Интернета, то 80 процентов его — это порнография, игры, социальные сети. Понятно, что ниша эта не может пустовать. Даже если ведущие блогеры договорятся и скажут: вот мы не будем этого, этого и этого делать, — им на смену все равно придут другие.

ЛГ: А как же «креативный класс»? В том числе оппозиционный, который через эти же социальные сети старается на что-то повлиять?

ПП: А вы знаете, кто-нибудь, может, искренне считает, что публикацией этой фотографии он сделал благое дело — показал, что работники этой авиакомпании не уважают своих пассажиров.

То есть в его голове это может быть представлено именно так: видите, я борюсь с неуважением к пассажирам.

То, что человеку середины XX или XIX века показалось бы мерзостью или влезанием в частную жизнь, сегодня зачастую представляется совершенно нормальным.

ЛГ: Так надо ли как-то контролировать все это пространство?

ПП: Контролировать в каком смысле? Контролировать, если это переходит рамки закона.

ЛГ: Даже если переходит, то как?

ПП: Если есть, скажем, пропаганда убийства или насилия, или педофилии, то, наверно, да — это должно регулироваться. А в другом формате уже никак. Тут должны быть этические правила. Вот если их введут топовые блогеры или просто большинство блогеров…

Но, повторюсь, свято место пусто не бывает, и их нишу очень быстро заполнят.

ЛГ: Вот вы сказали: вещи, которые нарушают закон. Вспомним тех же барышень из Pussy Riot с их курицей — это всем известно. А это что? Это протест, совмещенный с чем?

ПП: Вы знаете, именно в том акте с засовыванием курицы в одно место закон не был перейден.

ЛГ: Почему?

ПП: Хотя бы потому, что наши органы на это никак не отреагировали. Вы знаете, они очень падки на то, чтобы кого-то быстро прижать к ногтю, создать какой-то прецедент. Но в этом случае они не смогли найти никакой крамолы.

ЛГ: А если бы отреагировали…

ПП: Да, если бы отреагировали, было бы понятно, что государство эти вещи будет пресекать. А это выглядело как некая арт-акция. Ведь значительная часть современного искусства и создана сегодня как провокация.

ЛГ: Да вообще искусство — это провокация.

ПП: Да, искусство — провокация, особенно в XX веке.

ЛГ: Вот только рамки, как мне кажется, все сужаются и сужаются.

ПП: Они одновременно и расширяются, и сужаются. Расширяется сознание, а сужается форма того, как достучаться до этого сознания.

ЛГ: И еще такой вопрос: социальные сети как средство массовой информации. В чем их сила? Или слабость?

ПП: Вы знаете, это, скорее, свидетельство слабости наших традиционных СМИ. Свято место пусто не бывает. Возникла ниша, и ее заполняют социальные сети.

Во-первых, у нас немного изданий на душу населения, если сравнить с теми же США и Европой. Во-вторых, конечно, это кризис доверия к традиционным СМИ, который произошел в последние два-три года.

Кризис к собственникам введения не совсем уж цензуры, а, скорее, самоцензуры, потому что большинство СМИ стало оглядываться на то, чтобы не получить по шапке за какие-либо действия.

Вот социальные сети как раз и заполняют эту пустую нишу. Этот процесс будет продолжаться и дальше. Что касается СМИ, то люди будут смотреть на тех, кто стоит за их работой, — на медийных персонажей, которым либо будут доверять, либо нет.

Условно говоря, Познера все обожают и любят (если не все, то большинство креаклов). Но тот канал, где он работает, те же 90 процентов креаклов ненавидят. И в СМИ эта ситуация будет распространяться все шире и шире.

ЛГ: В социальных сетях, опять же, очень тонкая грань между «любит — ненавидит». Возьмем того же Владимира Владимировича Познера, который сначала назвал Госдуму этим словом… А потом извинился и сказал, что он ошибся.

И сначала его любили, судя по комментариям, а потом его стали резко ненавидеть.

ПП: Практика показывает, что таким людям многое прощают. Взглянув уже через месяц на эту ситуацию, мы поймем, что большинство забыло об этом происшествии. Напоминать о нем будут единицы.

Примерно так же было с расстрелом Белого дома в 1993 году. Сейчас практически никто не помнит, что кумиры этой публики призывали публично расстреливать, топтать — напрямую обращались к Ельцину: раздавите гадину.

Все благополучно забыто. Сегодня эти призывы к насилию карались бы какой-нибудь 282-й статьей или хотя бы публичным обсуждением. Но теперь уже все забыто.

ЛГ: Чтобы перейти ко второй части нашей беседы, я задам такой вопрос: как вы можете охарактеризовать то общество, которое у нас образовалось? Коммунизма нет, социализма нет… Капитализм с нечеловеческим лицом? Как называется то, что у нас сейчас есть?

ПП: Я бы сказал, что это некий микст из очень многих идеологий, из очень многих формаций. Если одним словом, то я бы назвал это «киберпанк».

ЛГ: То есть мы живем в эпоху киберпанка?

ПП: Именно.

ЛГ: Хорошо, давайте мы на этом первую часть закончим, а во второй поговорим о евросоциализме, который все больше и больше выходит на первый план.