«Особая буква» заново открывает для себя и для читателей Латинскую Америку

ПОЛИТИКА

Наследие поражений

Если у левых политических идей есть будущее в XXI веке, то оно связано в первую очередь с Латинской Америкой, хотя еще лет 30 назад ничто особенно не предвещало грядущего рассвета.

В Африке и в мусульманских странах Евразии миллионы деревенской, городской и уличной бедноты давно, еще в 70-е годы, разочаровались в марксистской идеологии и реализуют сегодня свою волю к борьбе с правящими политическими элитами через исламизм, подняв знамена «консервативной революции».

Латиноамериканская страна без социализма — это заведомо страна социального апартеида.

В Латинской Америке все по-другому: левая идеология в 90-е годы, в эпоху крушения Советского Союза и всей мировой социалистической системы, сумела фантастическим образом пережить второе рождение, освободиться от неуместных в данном регионе атеистических и материалистических догм, создать новые смыслы, новые великие книги, дать воодушевляющие примеры нового героизма.

Вспомним, как это было…

Гигантское пространство от американо-мексиканской границы до мыса Горн дремало десятилетиями под властью военных хунт и под дулами американских канонерок. Кубинская революция была восхитительным, но все же исключением из этого общего для Латинской Америки сонного правила. Во многом именно исключительность кубинского пассионарного взрыва так восхищала современников. Кубинская революция была праздником жизни среди сонного царства.

Дальше СССР в рамках холодной войны долго пытался взломать американское геополитическое господство в Латинской Америке, оказывая совместно с Кубой всестороннюю помощь активизировавшимся «прогрессивным силам» континента. Но дело не пошло — слишком остро отреагировали и США, и местные консервативные элиты на левую экспансию, слишком болезненным был кубинский урок, чтобы позволить ему повториться.

Из танков расстреляли дворец левого чилийского президента Сальвадора Альенде, не удержался в Никарагуа режим сандинистов, колумбийские повстанцы так и остались сидеть в джунглях, лидер бразильских левых, создатель теории городской герильи Карлос Маригелла погиб, Че Геварра тоже погиб в Боливии, нигде не было успеха.

В итоге к тому моменту, когда рухнула Берлинская стена, а американский политолог Френсис Фукуяма провозгласил «конец истории», одна Куба осталась последней не сдавшейся башней мирового социализма, эдаким историческим курьезом — не считать же соцстранами стремительно входившие в рынок Китай и Вьетнам или Северокорейскую теократическую монархию.

Наверное, секрет кубинского феномена в том, что Куба никогда не была сателлитом СССР в отличие от ГДР, Чехословакии и прочих восточноевропейских стран «народной демократии». Куба была именно союзником СССР, страной, сделавшей осознанный исторический выбор, — за эту искренность, подлинность, мы ее и любили.

И эта искренность выбора социализма как обусловленной особенностями Латинской Америки исторической необходимости стала залогом его грядущего возрождения на континенте — уже без советских денег, военных спецов и кагэбэшной агентуры.

Новая надежда: Латинская Америка субкоманданте Маркоса становится источником идеологического вдохновения и иконой стиля для левых XXI века

1 января 1994 года. Берлинской стены нет уже четыре года. Красное знамя спущено с кремлевского флагштока два года назад. Эрих Хонеккер умирает от рака в изгнании. В Москве левая идеология — это Геннадий Зюганов. Наджибулла прячется в миссии ООН в Кабуле, через четыре года его повесят фанатики. Точка надира левой идеологии и левого сопротивления.

И в этот день, 1 января 1994 года, Сапатистская армия национального освобождения начинает вооруженное восстание в Мексике, в штате Чьяпас, захватывает города. На улицы Мехико выходит 100-тысячная толпа, требующая от правительства вступить в переговоры с повстанцами. Правительство идет на уступки, садится за стол переговоров.

Субкоманданте Маркос — символ фантастического перерождения левых идей в Латинской Америке. Можно смело утверждать, что он вторая по значимости после Че Гевары фигура для новых левых.

Мир видит новое лицо левой идеологии: субкоманданте Маркоса, философа и писателя в шапке-маске и военной форме. Подлинное имя его неизвестно, по этому поводу есть лишь версии. Неизвестна дата рождения — сам он утверждает, что родился 1 января 1994 года, в день начала восстания.

Автор нескольких сотен эссе и 21 книги, Маркос мгновенно становится культовой фигурой зарождающегося антиглобализма. Он выводит левый дискурс на новый уровень, делает его современным.

В книге «Четвертая мировая война» Маркос обрисовывает новую картину мира, дает представление об образе врага и его целях: «Концепцию, которая дает основания для глобализации, мы называем «неолиберализмом». Это новая религия, которая позволит, чтобы этот процесс был доведен до конца. В Четвертой мировой войне опять завоевывают территории, уничтожают противника и управляют уже захваченными землями. Вопрос в том, какие территории необходимо завоевывать и кто является противником. Поскольку предыдущий противник уже исчез, мы утверждаем, что нынешним противником является человечество. Четвертая мировая война уничтожает человечество по мере того, как глобализация становится универсализацией рынка. Все человеческое, что возникает на пути рыночной логики, объявляется враждебным и подлежит уничтожению. В этом смысле все мы являемся противником, который должен быть побежден: индейцы, не индейцы, наблюдатели за соблюдением прав человека, учителя, интеллектуалы, артисты. Любой считающий себя свободным и таковым не являющийся».

Маркос не ограничивает свою борьбу джунглями и горными районами. В 1996 году он организует политическое крыло своей революционной армии — Сапатистский фронт национального освобождения, общенациональную гражданскую организацию. В 2001 году Маркос совершает мирный поход на Мехико, его поддерживают Габриэль Гарсиа Маркес, Оливер Стоун, редактор «Монд Дипломатик» Игнасио Ромоне, депутаты Европарламента, интеллектуалы всего мира.

Книги Маркоса, в особенности «Другая революция. Сапатисты против нового мирового порядка», становятся настольными для леваков не только Латинской Америки, но и всего мира.

Можно смело утверждать, что он вторая по значимости после Че Гевары фигура для новых левых.

Левый ренессанс

Разумеется, политическая жизнь Латинской Америки — это не только команданте Маркос. За последние 20 лет и следа не осталось от той старой политической карты континента, к которой мир привык за десятилетия холодной войны. Левые силы представлены как радикалами, типа чавистов в Венесуэле, вернувшегося к власти в Никарагуа Даниэля Ортеги или боливийского Эво Моралеса, так и умеренными лидерами — Рафаэлем Корреа в Эквадоре, Кристиной де Киршнер в Аргентине, Дилмой Русеф в Бразилии (впрочем, в молодости Дилма состояла в радикальной группировке «Команда национального освобождения», сторонницей вооруженной борьбы против царившей тогда военной диктатуры).

Хосе Мухика — президент Уругвая, который большую часть своей зарплаты отдает на благотворительность, подчеркивая, что не может жить богаче, чем большинство его соотечественников.

Иногда левые терпят поражения на президентских выборах — например, в Чили. Но есть и новые победы — так, в Уругвае был избран президентом бывший партизан Хосе Мухика.

В молодости Мухика был революционным командиром, воевал против диктатуры. Однажды со своим отрядом он захватил целый город, при этом в бою был ранен шестью пулями. Попав в плен, он провел в военных тюрьмах 14 лет — с 1973 по 1985 год — и вышел на свободу только после падения диктатуры. Став главой государства, Мухика большую часть своей президентской зарплаты отдает на благотворительность — из 12,5 тыс. долларов, которые президент получает каждый месяц, он оставляет себе лишь 1,25 тыс. долларов. «Мне вполне хватает этой суммы» — говорит Мухика и подчеркивает, что не может жить богаче, чем большинство его соотечественников.

Европейцы любят позубоскалить над такими, как Хосе Мухика или покойный Уго Чавес, над их «утопическим» идеализмом. Однако мы забываем, что такое Латинская Америка. Это страны, где одна половина населения живет в городских трущобах, а другая — в нищих деревнях. И лишь малая часть народа приближается по уровню жизни к странам «первого мира». Как тут обойтись без социализма.

Латиноамериканская страна без социализма — это заведомо страна социального апартеида.

РЕЛИГИЯ

Христианство как мировая религия тускнеет на фоне набирающего силу ислама. Не имеет былой притягательности протестантизм, православие превратилось в инструмент политтехнологов, европейское католичество погрязло в сексуальных скандалах, окопной войне с абортами и геями, в бесконечной рефлексии по поводу инквизиции и антисемитизма.

Похоже, лишь Латинская Америка способна дать христианству (точнее, католичеству) новую кровь в ветхие вены, что и подтвердил недавний римский конклав кардиналов, избрав аргентинца Папой.

Где вы еще на планете найдете десятки миллионов искренних верующих, для которых религия является не частью повседневной обрядовости, национального адата, а живительной социальной энергией?

Поздно вечером 13 марта десятки тысяч верующих в Риме, собравшихся на площади у собора Святого Петра, взорвались радостными криками «Habemus Papam!» — «У нас есть папа!». А спустя чуть более часа возликовал целый континент: новый понтифик — аргентинец.

Вспомните, как выбирали Бенидикта XVI. Непонятный даже самим немцам немец, то ли достоин наследовать Иоанну Павлу II, то ли нет, поди пойми. Самый интересный момент в биографии — кратковременная служба малолеткой в ПВО Третьего рейха.

И на этом фоне избрание аргентинского священника, сопровождающееся безудержным ликованием и экзальтацией толп, — это свидетельство новой, пассионарной христианской религиозности человечества, которую дает нам Латинская Америка.

ЛИТЕРАТУРА

То, что центр культурной жизни за последние несколько десятков лет переместился в Латинскую Америку, давно уже не секрет для специалистов. Скажем, даже столь эфемерная вещь, как литература, может оцениваться по сухим критериям — цифрам и финансам. Банальнейший пример — тиражи.

Книги чилийской писательницы Изабель Альенде издаются 35-миллионными тиражами. А это серьезная философская проза, а не детективы а-ля Дарья Донцова. Количество книжных магазинов в большинстве стран этого континента (исключение — Панама: по отзывам специалистов, здесь пользуются популярностью лишь электронные носители) в разы больше, чем в США и Европе. И они не пустуют, а, напротив, переполнены.

Самые читающие страны Латинской Америки, определенные по трем параметрам: тиражи художественно литературы, сумма средств, ежемесячно расходуемых гражданами на покупку книг, и количество посетителей библиотек, — это Чили, Колумбия, Аргентина.

«В Колумбии немыслимое количество читальных залов, где по выходным нельзя найти свободного места. Те, у кого нет денег на книги, сидят в библиотеках. В Боготе книжный магазин и читальные залы располагаются каждые 500 метров», — говорит Олег Островский, дипломат, больше двадцати лет проработавший в разных странах Латинской Америки.

Варгас Льоса — перуано-испанский прозаик и драматург, публицист, политический деятель, лауреат Нобелевской премии по литературе 2010 года.

Конец XX — начало XXI века — время доминирования интеллектуальной мысли и литературы Южной Америки. О причинах этого ученые спорят, но, как утверждают культурологи, есть два определяющих фактора.

Культура как составная часть национального формирования и обретения национального суверенитета

На континенте до сих пор продолжается процесс смешения культур: индейская основа, привнесенное европейское культурное начало и уже появившийся общий сплав. Сами нации только завершают процесс своего формирования, который немыслим без культурной составляющей. А она сейчас на взлете.

Национальная литература проходит те же стадии, что и народы: закат европейской цивилизации влечет и угасание творчества. Современная литература Старого Света, как и американская, погрязла в бесконечном интертексте, перепевах одних и тех же сюжетов и старых наскучивших героев. Эпоха постмодернизма прекрасна для пресыщенного читателя, но не способна породить ничего свежего.

Литература Латинской Америки — уже не ребенок, но до кризиса среднего возраста ей далеко. Пройдя этап становления и признания — от Андреса Бельо и Николаса Гильена, в середине XX века она выплескивала в мир одиночные фигуры — Борхеса, Кортасара, Неруду.

Теперь латиноамериканская литература — многочисленный карнавал множества ярких имен, книг, идей, литературных школ и течений.

Отсутствие национальных границ

22 страны Латинской Америки читают произведения любого, даже начинающего писателя. Дебютант мгновенно получает такую аудиторию, которой нет ни в англоговорящем мире, ни тем более в России. Любое культурное событие, происходящее в любой латиноамериканской стране, — общее культурное событие.

Об уровне и качестве современной латиноамериканской прозы говорит хотя бы тот факт, что мегапопулярный в России Пауло Коэльо, этот «Маркес для бедных», у себя на родине получает упреки в конъюнктурщине.

Этим еще можно объяснить особую роль писателей на континенте, сравнимую, пожалуй, лишь с золотым веком русской литературы, где творец был еще и «властителем дум». Среди европейских и американских литераторов, конечно, были общественные деятели, но это никогда не становилось общей тенденцией. В Латинской Америке все известные писатели — это активные участники политических процессов.

Как и подобает истинным левым, писатели Перу и Бразилии, Уругвая и Никарагуа верят, что люди сами найдут решения. Надо лишь дать человеку возможность выбора, освободить его от контроля со стороны государства и капитала, заставить правительство слушать то, что говорит «простой человек». Но какова во всем этом роль интеллектуала? Какова его ответственность? Пожалуй, можно сказать, что и книгами своими, и политическими требованиями латиноамериканская интеллектуальная элита отвечает: писатель не должен решать за народ, но обязан предлагать свои решения. Этого от н его ждут, больше того — требуют.

Писатели подписывают письма: так, в январе 2006 года самые знаменитые во главе с Габриелем Маркесом, Фрейем Бетто, Эдуардо Галеано, Пабло Миланесом, Эрнесто Сабато выступили с требованиями о предоставлении независимости Пуэрто-Рико. Они баллотируются в президенты, как Варгас Льоса. Партизанят, как мексиканский субкоманданте Маркес, издают газеты и выступают на площадях.

Все известные за пределами континента писатели и поэты — левых взглядов, кроме того же Льосы, да и он в молодости был поклонником идей Кастро. И хотя нобелевский лауреат считает себя «правым либералом», в романах последовательно исследует «мифы диктатуры». А его «Праздник Козла» может служить учебником по борьбе с авторитаризмом, что бы он ни декларировал теоретически.

Но это совсем не «живые классики» или памятники самим себе, которыми привычно становятся европейские мэтры. Драка между Льосой и Маркесом то ли из-за женщины, то ли из бутылки, то ли из-за теории коммунизма вот уже 30 лет обсуждается на кухнях, как будто она была вчера, а по морде надавали твоему знакомому.

Об уровне и качестве современной латиноамериканской прозы говорит хотя бы тот факт, что мегапопулярный в России Пауло Коэльо — этот Маркес для бедных (где «бедные» — категория отнюдь не материальная), входивший в список самых продаваемых авторов США и Великобритании и считающийся там и у нас интеллектуальной литературой, — у себя на родине получает лишь упреки в конъюнктуре. Бразильские критики считают его незначительным писателем, чьи работы слишком просты. Уже только это позволяет судить о читательской искушенности латиноамериканцев.

Но все это не отвечает на вопрос — почему авторы Нового Света не просто вышли за пределы своего материка, но и заняли главное место в общемировом литературном контексте. Филологи, которые в отличие от юристов могут прийти к консенсусу, считают, что главное здесь не язык — любовь к Габриелю Маркесу не зависит от качества перевода, — не сюжеты и образы, а тип героя.

Нобелевская премия была присуждена Варгасу Льосе за «изображение структуры власти и яркие картины человеческого сопротивления, восстания и поражения». Наверное, последние три слова — самое точное определение для того, как живут герои самых разных романов, новелл, рассказов и повестей. Трудно сказать, почему их любят сами латиноамериканцы, но усталых европейцев манит то, что никогда в этих книгах даже не ставится вопрос «Что же человек родится, чтобы землю ковырять?». Ковырять — бывает, но никогда — бессмысленно.

К латиноамериканской культуре принадлежит единственный живой патриарх мировой литературы. Габриель Гарсиа Маркес занимает сейчас то место, которое было у Льва Толстого в России или Гюго во Франции. Никого, даже чуть-чуть приближающегося к Маркесу, в мировой культуре пока не видно.

В современной прозе этого континента нет тухлятины и затхлости американской новеллистки, вторичности российской и скуки английской. Идея активного преображения мира превалирует у самых рефлексирующих и депрессивных героев, коими славится Марсела Серрано, например. Поражения в борьбе, любви есть и будут, куда ж без этого, но всегда есть восстание, пусть и заранее проигранное. Пассивные герой — такая же редкость, как в русской литературе активные. «Полковник Аурелиано Буэндиа затеял 32 гражданские войны и все их проиграл» — а ведь ему ничего не хотелось.

Допингом для всего мира является и то, что к этой культуре принадлежит и единственный живой патриарх литературы. Габриель Гарсиа Маркес занимает сейчас то место, которое было у Льва Толстого в России или Гюго во Франции. Только Маркес в отличие от них играет свою роль повсеместно, без локальных ограничений. Дело даже не в его книгах и идеях, личности и стиле — это та совокупность гениальности, которую не способны описать штампы.

Трудно представить, что до него не было ни фразы «полковнику никто не пишет», ни всего того художественного мира, который за ней кроется. Миллионам влюбленных кажется, что ассоциация их чувства с бабочками было всегда, а детей везде водят смотреть на лед. Но это придумал он, колумбийский журналист. И до него не было ни Мокондо, ни знаменитого «если бы я был либералом».

Никого даже чуть-чуть приближающегося к Маркесу в мировой культуре пока не видно. Но можно быть уверенным, что если и появится, то на Южно-Американском континенте — там для этого хотя бы есть основания.

Материал подготовили: Роман Попков, Мария Пономарева, Александр Газов