Смерть Бориса Березовского породила целую волну воспоминаний о спродюсированных им информационных войнах 90-х годов и, главное, об их результатах. Так, Сергей Доренко в подробностях рассказывал, как они «снимали Примакова». Тогда в прямом смысле кровавые подробности операции премьер-министра произвели на телезрителей столь мощное впечатление, что рейтинг Евгения Максимовича резко упал. Или, например, история про «человека, похожего на генерального прокурора» стоила последнему кресла главы надзорного ведомства. Скандал, названный «делом писателей», о завышенных гонорарах за ненаписанную книгу «Приватизация в России» лишил Анатолия Чубайса должности министра финансов осенью 1997-го.
В общем, примеров, когда ставший достоянием общественности истинный или мнимый компромат лишал чиновников должностей, репутации и голосов избирателей, можно вспомнить много. Но все это было в ельцинскую эпоху.
«Пришли иные времена, вошли иные имена», и вот уже впору писать научные работы о том, почему в нашей стране совершенно не работает столь действенный на Западе механизм отставок, как разоблачения. Девальвация материалов о неблаговидных поступках политиков, депутатов, чиновников началась не так давно, но была столь стремительной, что к этому до сих пор не могут привыкнуть организаторы «сливов» и «информационных войн» против оппозиционеров, гражданских активистов и просто несогласных.
Свежий тому пример — ролик с Ксенией Собчак, якобы кричащей о своем, мягко говоря, негативном отношении к детям. Как бы ни старались «кремлевские боты» растиражировать тему в «Твиттере», дальше него она по большому счету не продвинулась. Но не потому, что микшированность ролика была очевидна. Просто поклонникам и коллегам Ксении Анатольевны на особенности ее характера глубоко наплевать. Как, видимо, наплевать кинематографистам, дружно голосующим за Никиту Михалкова на выборах главы Союза кинематографистов, что режиссер пнул ногой в лицо человеку. А это селебритис, к которым и у нас, и на Западе приковано куда больше внимания, чем к политикам.
«Черный материал» о государственных деятелях народ интересует еще меньше. «Пехтинг» вдохновлял лишь гражданских активистов да фейсбучников. Условная баба Маня из Перми, хотя и сидит у телевизора день-деньской, об этом невзначай слышала, но не запомнила. Назначь экс-главу думской комиссии по этике завтра мэром в ту же Пермь — местные жители будут возмущаться лишь тем, что он не местный, а никак не его недвижимостью в Майами.
Компромат не действует в современной России по целому ряду причин, главная из которых — адресат «слива». А ведь из того, кому направлен материал, вытекает и его содержание, и методы подачи, и результат разоблачений. В России, с ее ручным управлением, адресат известен — Кремль. Только президент решает, дать ли ход делу против чиновников или спустить все на тормозах. А главный арбитр у нас — человек толерантный, никакие газетные публикации и видеосъемки на него не действуют.
За те 12 лет, что Владимир Путин возглавляет страну, все уже поняли, что для него является дискредитирующим материалом. Угрожать журналистам в лесу — нет, иметь двойное гражданство — тоже нет, оставить после себя пустой сейф в РФС — наказание не грозит, развалить образование и здравоохранение — ничего страшного, назначать собственных чад на руководящие должности — нормально, врать — в порядке вещей. Президент убирает лишь тех, кто разочаровал его лично. Билалов вот мешал осуществиться его мечте — провести лучшую Олимпиаду — это да, это наказуемо.
Конечно, можно обвинять в равнодушии к информации о коррупции, вранье и личной непорядочности и весь народ. Дескать, гражданам все равно. Но позвольте, еще 30 лет назад слух, что ленинградский секретарь обкома Григорий Романов отметил день рождения в Таврическом дворце и взял напрокат сервиз в Эрмитаже, привел к тому, что он потерял возможность стать генсеком КПСС. Власть знала, что все это запущенная специально утка, но не могла не учитывать сложившееся в народе мнение.
Сейчас подобное невозможно. Если завтра сказать, что, например, губернатор такой-то ездил с девицами на мотоцикле по Красной площади, никто, несмотря на абсурдность заявления, в этом не усомнится. «Конечно, им все позволено», «Наворовали, сволочи» — такой будет самая эмоциональная реакция. Отстраненность объясняется отнюдь не равнодушием, не православным сознанием, где смирение и почитание начальства — одни из постулатов, — а сложившейся привычкой не обращать внимания на то, что от тебя не зависит.
Закономерно, что те, кто вышел на Болотную площадь с требованием «вернуть голоса», и являются основным потребителем политического компромата. Они же и тиражируют его в «Фейсбуке». Они выбирали Думу, они и выгнали того же Пехтина.
Остальная Россия живет по принципу «от меня ничего не зависит, ничего не изменится, воровали и воровать будут, так что не мое дело». На эту публику воздействуют «Анатомии протеста», «иностранные агенты» и кощунники, чем власть и пользуется, но только до поры до времени. Очень скоро вернувшиеся из 30-х годов прошлого века и средневековья штампы перестанут действовать — не слишком умные пиарщики явно перебарщивают с контрреволюционной пропагандой. Вал обвинений порождает лишь недоверие, так что придется изобретать что-то новое. А это сложно.
Компромат у нас непродуктивен еще и потому, что в России имидж политика и его деятельность — разные стороны разных медалей. Это не США, где ложь под присягой о своей личной жизни (вспомним Клинтона) может довести почти до импичмента. Но законность в Америке выросла из пуританской нравственности, где с течением времени уважение к закону стало моралью. У нас вранье хоть под десятью присягами не потянет даже на компромат в районной газете. У нас любят за то, как человек выглядит, а не за то, что делает.
Вот Владимира Владимировича уважают за то, как внушительно он говорит «Россия поднялась с колен», а не требуют объяснений, почему она до сих пор не встала на ноги.
Поляризация общества тоже поспособствовала тому, что никакие самые правдивые обличения политиков не работают. Обывателю интересно «жареное»: бросил жену, гомосексуалист, ребенок-наркоман — то есть «чужая постель». На политически активных граждан воздействует лишь «чужой кошелек», интересоваться грязным бельем для них недопустимо — это же нарушения права личности на свободу.
В результате мы имеем то, что имеем: пассивное большинство голосует, невзирая на немцовские «Кто-нибудь там. Итоги», а активные искатели зарубежной собственности депутатов не готовы обличать их моральные качества.
Ситуация, конечно, очень комфортная и удобная для власти и политических элит — делай что хочешь: скрывать грешки и грехи нужно лишь от «хозяина», который близких прощает, а тех, кого считает врагами, карает без всякого компромата.
Материал подготовили: Мария Пономарева, Александр Газов
Комментарии