Стражи в поряде
…Короткое путешествие на свадьбу к питерским друзьям — что может быть лучше? Три дня без забот, мыслей и повседневных тревог, которые обычно сидят в тебе и, как электрошокер с таймером, в определенный момент бьют небольшим разрядом. Все это постоянно подпитывает твой внутренний диалог, поддерживая определенный уровень сомнений и тревоги. Но здесь, вне домашних стен, совсем другое дело, здесь этого нет — твоя голова чиста и, кроме группы «Сплин» из наушников, в нее ничего не проникает… Вот только кто-то тебя теребит за плечо.
— Сержант Кротов, — представляется новый звук в твоей голове.
Вытаскивая наушники, я оборачиваюсь и вижу типичного милиционера (я пока не знаю, как должен выглядеть типичный полицейский, а милиционера знаю) в типичной форме с типичным выражением лица «Вот я тебя и поймал, приезжий». Понимая, что документы у меня в порядке, а билеты во все стороны сохранены, я с гипертрофированным спокойствием откликаюсь на его призыв проследовать за ним. А чего мне бояться?
— Приезжий? — разглядывая паспорт, спрашивает сержант.
— Уезжий, — пытаясь перевести на неформальный и быстрый диалог, отвечаю я. Но, увидев в глазах сержанта процесс замедления мышления раз в пять, приходится перейти на четкое построение предложений: мол, через два часа поезд, уезжаю обратно — был на свадьбе у друзей.
— Плохо выглядите, — нарушая все мои представления о диалоге с представителем правоохранительных органов, продолжает полицейский. — Что-то употребляли?
И в этой фразе сразу улавливается намек на то, что товарищ сержант совсем не алкоголь имеет в виду.
— Выпивали, это же свадьба, — уже оправдываясь, отвечаю я.
Но мое спокойствие все еще со мной, мы ведь и правда «ничего такого» не употребляли и документы в порядке, мне нечего бояться.
— А мне кажется, употребляли… — всматриваясь в мое лицо и, видно, находя в нем какое-то подтверждение своим словам, настаивает сержант. — Высуньте язык, — твердо просит он.
Дальше последовало самое частое, что происходит в таких ситуациях, — предательство воли. Мое спокойствие подняло лапки, выставило белый флаг и сдалось. Меня стала поглощать тревога. Язык сам вывалился изо рта, пытаясь доказать свою непричастность к употреблению «чего-то».
Но тут я, к счастью, вспомнил, что я врач, и не просто врач, а психиатр-нарколог. Вновь пришло успокоение, подпитываемое пониманием всей абсурдности, даже комичности ситуации: я, взрослый и серьезный человек, да к тому же врач, стою посреди станции метро с высунутым языком, в который всматривается полицейский, пытаясь диагностировать наркотическое опьянение, а вокруг нас люди, люди, люди... Сразу же стало спокойнее. Но сержант-«нарколог», фактически мой «коллега», вдруг рубанул сплеча:
Материал по теме: с первым выпуском непридуманных историй можно ознакомиться ЗДЕСЬ.
— Точно употребляли. У вас, наверное, и с собой есть. Пойдемте, проверим.
Я начал покорное движение за ним. Вдруг в голове стали вспыхивать самые нелепые идеи: «Может, прыгнуть в вагон метро, и он меня не догонит?» или «Сколько у меня с собой денег? Хватит ли откупиться?»
Подойдя к парню в штатском, который стоял у второго полицейского и был явно знаком с обоими, страж порядка объявил: «Это будет понятой». И вот только после этих слов я уловил всю гипотетическую серьезность ситуации. Неожиданно оказалось, что мне, наверное, все-таки есть чего бояться.
«Понятой», от которого за два метра пахло свежим алкоголем, а за метр и несвежим тоже, кивнул, подтверждая свой важный статус, и мы направились в какое-то помещение для досмотра.
Там нас было трое. Мысли о законах и нормативно-правовых актах типа необходимости присутствия двух понятых я сразу стал гнать от себя. Озвучишь такое, и тут же услышишь: «Ты че, самый умный?» — тогда пиши пропало. А в руках этих людей находилась моя судьба или по крайней мере несколько лет жизни, так что выставлять себя умнее их я не рискнул.
Дальше все было как в тумане. Товарищ сержант, прощупывая меня своим рентген-взглядом, доставал вещи из сумки и монотонно твердил: «Я знаю, что вы употребляли, мы все равно «что-то» найдем». При этом я реально стал ему верить, пытаясь вспомнить, куда конкретно я это «что-то» спрятал. Периодически «понятой» жмурился и мотал головой, показывая, что мое дело — труба.
«Они просто хотят денег… тогда берите все, — пытался успокоиться я. — Но вдруг им нужна галочка в графе «пойман приезжий с наркотиками»? Тогда что делать?»
То, что раньше доставляло мне радость от поездки в Питер, — другой город, мало знакомых, семья за тысячу километров — теперь подливало не то что масла, а чистый спирт в огонь моей тревоги. Ведь полицейский может все: он может «найти» в моей небольшой сумке наркотики, оружие или расчлененное тело, а может «сжалиться» и просто сделать так, чтобы я не успел на поезд. В этой маленькой комнате плевать на законы, права и другую ересь, которая элементарно не умещается в голове товарища сержанта. Тут все решает он, а если что, то его друг «понятой» это подтвердит.
Я не знаю, чем бы все кончилось или чем должно было кончиться, но, найдя в сумке печать врача психиатра-нарколога, полицейский спросил:
— Так ты реально нарколог? — и, не дождавшись ответа, указал мне на выход.
Я собрал вещи и быстрым шагом пошел на вокзал, уже не слушая плеер, а думая о том, что я реально боюсь нашу полицию...
***
«Профессия» репортер
…Столичный университет. Кафедра — ну пусть будет русского языка. Хорошая кафедра, с традициями, с нелиповыми докторскими и современными кандидатскими. Работают по старой памяти на совесть, репетиторством не занимаются — много времени тратят на науку, да и возраст для подработок не тот: в основном от 50 и старше. Молодых-то привлекать нечем: профессорская ставка со всеми надбавками 30 тысяч. Да и то только с января, раньше по 18 получали.
В один весенний день заведующая, вся смущаясь, объявляет, что каждому сотруднику выдадут дипломы о прохождении курсов переквалификации для журналистов. Тут нужно пояснить: лекции профессора читают на всех факультетах, а кафедра — при филологическом. И выдают им красивые дипломы, на дорогой бумаге отпечатанные, что прослушали они несколько курсов по специальным предметам. Часов якобы отзанимались немало, экзамены сдали. И сидят эти уже немолодые и совсем неглупые люди, прекрасно знающие, сколько стоит учебный час, и понимают: средств на их псевдообучение было выделено непросто немало, а неприлично много. И государство оплатило фикцию. Куда пошли деньги, тоже всем по умолчанию понятно — такие штучки может проворачивать лишь руководство вуза, никакому деканату столь крупная (на уровне высшего образования) афера не по зубам.
Дипломы взяли все, став как бы специалистами по журналистике. Вопросов не было никаких. После заседания ничего не обсуждали. Да и о чем дискутировать всем этим авторам учебников и монографий? Нет, мстить никто не будет, просто на следующий год не получишь нагрузки, или, не дай Бог, аспиранта твоего завалят, или спецкурс закроют.
До метро шли почти молча, вяло перебрасываясь привычными замечаниями о студентах. Обычно по-другому: разговоры рано или поздно сворачиваются на политику — люди читают, новости смотрят, газеты выписывают, коррупцией возмущаются…
***
Свет без конца и туннелей
…Фирменный поезд «Шексна» по маршруту Москва — Череповец. Идет 10 часов, выезжает вечером, приезжает утром. Все удобно. Вагоны новые: с биотуалетами, розетками и кондиционером. В вагоне-ресторане кормят вкусно.
Казалось бы, все для людей. И люди-то, как правило, адекватные: командировочные, студенты, семьи с детьми — поездка недешевая.
Вот только свет по ночам в плацкарте почему-то не тушат, а лишь приглушают. И после полуночи начинаются мучения — измученные пассажиры гуськом тянутся к проводникам: «Выключите свет, пожалуйста». Ответы бывают разные: от «вагон так построен, что до конца потушить нельзя» до «РЖД запрещает устраивать полную темноту». Бывают и скандалы — особо активные товарищи взывают к совести и закону о правах потребителей. Но процитировать документ точно никто не может, так что в итоге ссылаются на бытовое «нельзя ж так».
Но дородные проводницы в красивой форме ко всему привычные, на жалобы не реагируют. Лишь однажды еще неопытная и незаматеревшая объясняет: «Приказ начальника поезда. При свете легче следить, как бы что не вышло». Умотанные беготней по столице, делами и суетой пассажиры, бессильно ругаясь, прячут головы под одеялом, угрожая написать лично Якунину. Но и они, и проводница понимают: писем не будет. Да и не каждый же день ездят, можно и потерпеть.
Летом-осенью 2012 года, так уж случилось, я ездил на этом поезде каждые выходные. В общей сложности получилось 27 раз. И только однажды совсем непрезентабельного вида женщина из серии «вечных теток» смогла добиться темноты в вагоне. И усилий-то она приложила минимум — железным голосом сослалась на какую-то одной ей и проводнице ведомую инструкцию. Женщину даже благодарили потом. Начальник поезда приходил, но ничего не сказал.
Однако это было один раз. Из 27 моих поездок. А обычно люди ворочаются, заснуть не могут, но «что тут поделаешь, есть же какое-то указание, с ним не поспоришь»…
Материал подготовили: Юрий Ос, Антон Греков, Сергей Коротков
Комментарии