Эти ненормальные православные
…С тетей Наташей моя мама дружила много лет. Ну, то есть это для меня она была тетей Наташей, а для их «девчоночьей компании», как они сами ее называли, всегда Наташкой. Компания образовалась, когда им всем было по 25, и не перестала быть «девчоночьей», когда подружкам стукнуло по 40. Дружили хорошо — как принято говорить, семьями. Дети общались с детьми, мужья с мужьями, поэтому женская дружба из года в год только крепла.
Но 15-летние отношения разрушили в один миг. Между «девчонками» встал Бог.
У тети Наташи заболела дочка. Не сказать чтобы сильно и не то чтобы с угрозой для жизни. Просто неприятная болячка, которая хоть и лечится, но, правда, долго и упорно. На тетю Наташу это событие произвело очень сильное впечатление, и она в поисках утешения как-то резко обратилась к православию. Материнские переживания однажды привели ее в церковь, где она ощутила связь с Богом и с головой погрузилась в веру.
Хочу отметить, что я ничуть не иронизирую по поводу внезапно проснувшихся религиозных чувств тети Наташи. Мне, на тот момент еще мальчишке, достаточно было одного взгляда, чтобы понять: у маминой любимой подруги отношение к православию очень и очень серьезное. Храм, приход, молитвы, Святое Писание, церковные праздники — все это стало неотъемлемой частью ее жизни, чем-то естественным, будто так всегда и было. Теперь я знаю словосочетание «воинствующий неофит». И могу сказать, что «воинствующим неофитом» тетя Наташа, пожалуй, не была. Просто действительно сильно поверила. Настолько, что не могла это держать только в себе…
Произошедший в душе тети Наташи переворот практически сразу приговорил старую «девчоночью компанию». «Представь, сынок, сидим мы с подружками, болтаем, — рассказывает спустя много лет мне мама, — делимся наболевшим. По большей части про мужиков своих. Сплетничаем немножко. Короче, обычная женская посиделка с бутылочкой шампанского. Наташка в разговоре по большей части не участвует, а только иногда реплики вставляет, что вот батюшка ей то-то посоветовал, а в храме то-то сказали. Ну и вообще периодически на Бога беседу сводит, Евангелие цитирует. Хоть к месту и даже по делу, а все равно непонятно зачем. Нет, она нам ничего не навязывала, в храм молиться не звала. Но все равно, как с ней было с такой общаться? Мы ей: поехали, Наташка, с семьями на шашлыки. Она нам: не могу, в храм надо. Ну и так далее».
Материал по теме: с первым и вторым выпусками непридуманных историй можно ознакомиться ЗДЕСЬ и ЗДЕСЬ.
Я маму понимаю. Помню, подойдет ко мне, к пацану, тетя Наташа. Добрая, светлая, в глазах покой. Положит на голову руку и спросит: «Как дела?» А у меня прямо мороз по коже: непривычный я к верующим, к их этой непонятной доброте. Чего она со своим светом в глазах ко мне лезет…
И вправду, как с ней было с такой общаться?
Главное, и мама моя, и «девчонки» ее были и остаются нормальными советскими православными. То есть как все. В церковь раз или два в год ходят, обязательно свечки ставят, яйца красят в веселенькие цвета, пасху от кулича отличают (а тем, кто не отличает, доходчиво объясняют разницу). С развитием информационных технологий так и вообще благодать настала: рассылают близким эсэмэски «Христос воскресе» и получают в ответ «Воистину воскресе». Причем в курсе ведь, что надо писать не «воскрес», а «воскресе» — это правильно, это по-нашему, православному.
А вот у тети Наташи православие какое-то неправильное было, не как у всех. И лилась из нее вера, и лилась — никуда от нее было не деться. Забрызгала ею всех…
Дружба закончилась.
С тетей Наташей мама после этого близко не общалась лет десять. Сначала этот ее Бог появился, потом разъехались по разным городам — какая уж тут дружба. А недавно спустя годы они снова стали созваниваться. Интересно же, кто как живет.
По маминым отзывам, тетя Наташа изменилась: в том смысле, что Писание уже не цитирует, о своих отношениях со Всевышним больше не рассказывает, хотя и верит по-прежнему сильно, и в церковь ходит, и все дела. Видимо, опытной стала. Понимает, что «девчонкам» это неинтересно. Вообще мало кому из нормальных людей интересно.
«Но вот говорю я с Наташкой по телефону, слушаю про ее дочку (она давно выздоровела, все у нее хорошо) и прямо чувствую — хочет мне о Боге что-то поведать, про общину свою, про батюшку да насильно сдерживается. Ну вот как с ней с такой общаться?» — злится мама…
***
Оскудела рука дающего
…Одна моя знакомая никогда не подает нищим. Не потому, что злая и бессердечная. Она абсолютно убеждена, что попрошайничество — просто бизнес и, давая так называемую милостыню, мы множим количество тех, кого в этот заработок, порой насильно, вовлекают.
Передвигается она по Москве на метро, попрошаек всякого рода навидалась. Идет она себе с работы спокойно, спускается в подземку. Вдруг видит: стоит парень лет 18—19 с самодельным плакатом «Нужны деньги на билет до Архангельска». Она его даже не то что увидела, а так, взглядом зафиксировала. И прошла было, да вдруг вернулась. «Я так никогда не делаю. Но тут что-то меня дернуло. Вид его, поза, глаза растерянные. Спрашиваю:
— И сколько насобирал?
— 300 рублей.
— А надо?
— Билет 1300. Я тут два часа только стою.
— У тебя что, все украли?
— Нет, ничего. У меня и документы есть. Я проспал свой поезд.
— А что ты здесь делаешь вообще?
— Москву приехал посмотреть.
— И что, позвонить домой не можешь? Прислали бы…
— Я боюсь звонить. Меня родители отговаривали ехать в столицу.
— Хорошо. Я дам тебе тысячу, но ты мне ее потом на телефон положишь.
Парень с радостью согласился. Признался, что у него нет проездного в метро, что он закончил музыкальное училище, а сейчас работает официантом. Она его провела в подземку. Он представился, хотел паспорт показать, но она смотреть не стала.
«Меня убедило то, что он не врет. Ну и отсутствие видимой благодарности — он был рад, но воспринял как возможность. Даже не особо благодарил. Ничего в нем нарочитого не было. Нормальный человек, попавший в сложную ситуацию».
…Денег на телефон моей знакомой так и не пришло.
***
На полицию надейся, а сам не плошай
…Есть у меня дом в Вологодской губернии. Стоит он в лесу, рядом — еще четыре таких же. Кругом леса. До ближайшей деревни три километра, до города — 50.
Вот мы с друзьями, прихватив их дочь Полину, приехали из Москвы на выходные за грибами, которых у нас всегда видимо-невидимо. Погуляв часок-другой, вернулись с полными ведрами белых и, ленясь их чистить, тихо дремали на качелях.
Тут надо заметить, что семилетняя Полина — типичный московский ребенок, гуляющий исключительно со взрослыми, о свободе передвижений даже и не мечтающий. Животных у нее нет. А у нас собака, лабрадор, кличут Фаней. Потом никто не мог вспомнить, кто первый предложил Поле сходить на горушку — так почему-то называется своеобразный центр хутора, где стоит еще крепкая бывшая школа. А почему бы и не сходить? Маньяков у нас нет, ни реки, ни пруда, дом наш на склоне, первый по дороге. Любую проезжающую машину мы видим или слышим.
Полина рванула с такой скоростью, что только пятки засверкали — в прямом смысле. Наша мегапослушная собака — за ней.
Прошло минут 10, не больше, решили мы за ребенком сходить. Но на горе никого нет. Страшно стало сразу — 500 метров хутора вне леса просматривается как на ладони. Кричу: «Полина! Фаня!» — в ответ тишина.
Пришло осознание: ребенка нет!!! Но проговорить это вслух невозможно. Бросились искать: бродили от дома к школе в надежде услышать собачий лай и понять, что Поля просто пошутила и прячется где-то рядом. Нет, не прячется.
Мы все читали и знали: надо звонить в МЧС, в полицию.
Стали звонить. Полиция обещала приехать. На вопрос «Когда?» ответили: «Как сможем». Связаться с МЧС не удалось — упорно не соединялось. Папа Полины когда-то давно учился в военном вузе, с товарищами своими, выбравшими карьеру военных, отношения поддерживал, поэтому тут же стал их тревожить. Ему пообещали сделать все возможное…
Полиция приехала через 40 минут. Там был шофер и еще два служивых, званий которых мы так и не узнали. «У вас мегафон есть? Подъедем к лесу и поорем». — «Нет». — «А собака служебная?» — «Нет». «А где ближайшая воинская часть?» — «Мы не можем ответить на этот вопрос». Стало ясно, что они нам не помогут.
Потоптавшись у леса, полицейские спросили: «Вы из Москвы? Неужто знакомых каких нет, чтобы помогли?» Знакомые, как уже было сказано, имелись. Они рассказали, что вытащили из бани в другом районе Вологодской области (километров 500 от нас) какого-то начальника, так что к ночи привезут собаку.
Служители порядка уехали, дав совет: не найдете — завтра утром еще позвоните, подумать, че делать. На просьбу привлечь военных не реагировали, смотрели, как на сумасшедших. Были они спокойными, если не сказать равнодушными.
В это время из всех ближайших четырех домов стали выходить люди: соседи, их гости, которые к ним на выходные приехали. Дружно пошли в лес. К тому времени была обыскана и школа, и колодец, хоть и километр до него, но все же. Версия у меня, знающей здешние буреломы, была одна: моя неуклюжая собака что-то себе сломала, а ребенок сидит рядом и сторожит ее. Или наоборот: Полина не может идти, а собака ее не бросает. По-другому объяснить то, что умнейший лабрадор не возвращается домой, нельзя.
Сосед наш объехал на машине все ближайшие деревни и в магазинах (а они там единственные центры цивилизации) рассказал, что пропала девочка из Москвы, найдете — везите на хутор.
Вечером пошел дождь. А он смоет и следы, и запахи, и надежду. В общей сложности прошло пять часов с момента, когда Полина потерялась. Помощь из Вологды не ехала: оказалась, что обещанную нам служебную собаку отправили еще куда-то и будет она только к утру. Да, из полиции несколько раз звонили с вопросом «Не нашлась?». Как связаться с армией, нам по-прежнему не говорили.
Вдруг въезжает во двор какой-то унылый пазик. Как потом оказалось, все подумали одинаково: вернулась полиция, может, собаку привезли. И действительно привезли, но мою Фаню. Именно она первая даже не вывалилась, а бухнулась из машины, грязная, замученная. Потом появилась совершенно спокойная Полина, правда, тоже грязная, поцарапанная, вся в крапивных ожогах, но вполне довольная жизнью.
Вот тут-то мы и зарыдали. А Поля поняла, что случилось что-то, за что ей попадет. Потом она объясняла:
«Я бежала с собакой. Быстро. Мне было так здорово! Вдруг смотрю, а я в лесу. Пошла по тропинке. Я слышала, как меня звали. Увидела какого-то дядю, он что-то кричал, но я убежала — вы же говорили: с незнакомыми не разговаривать. Леса не боялась. А чего бояться — я ж не одна, а с Фаней. Ветки царапались, но не очень больно. Вышла на поле, увидела деревню. Подошла к женщине, сказала, что я из Москвы и заблудилась. Меня привели в магазин. А там уже все про меня знали. Посадили в машину и сюда привезли. Вот и все. Что вы все плачете?»
А потом мы, конечно, напились, но не сильно. Оказывается, после пережитого ужаса алкоголь не берет…
Материал подготовили: Антон Греков, Ксения Федорова, Мария Пономарева, Александр Газов
Комментарии