Приговор Навальному: послесловие

Когда у тебя на календаре какое-то число отмечено как уход в тюрьму, оставшиеся до наступления этого числа дни живешь в особой вселенной. Сомнения, страх, рефлексии, неврозы — все это остается далеко позади, все это принадлежит ветхому миру. Миру, который был до того, как ты принял Решение. Решение не сворачивать с пути. А тот мир, который вокруг тебя сейчас, — он тонкий и наполнен светом, Ясностью.

Не очень правильно говорить, что ты «живешь как никогда полной жизнью и радуешься тому, чему не радовался раньше, и каждый миг оставшейся свободы отпечатывается как-то особенно» и так далее.

Так нельзя сказать, потому что вот эти оставшиеся дни — это уже не вполне «жизнь» как вы ее понимаете, это уже не традиционная человеческая биология. Да, чувствуешь все остро, пронзительно. И взгляды родных людей — не такие, как раньше, и прикосновения — не такие как раньше, и слова, которые говорят тебе шепотом, — ты таких слов никогда раньше не слышал, и миллионы других людей таких слов никогда не слышали, и это останется с тобой навсегда. Но все это — взгляды, прикосновения, слова — уже вне времени, на всем этом отпечаток вечности. Ты принадлежишь только своему Решению, ты солдат своего Решения. Мозг, служа этому Решению, работает быстро, реакции четкие.

Это очень отличается от внезапного ареста, от ситуации, когда являешься бессильной жертвой, объектом. Старые партийцы, пережившие такие виды ареста, заметили, что слово «провал» очень точно подходит для описания тех секунд, когда наручники внезапно средь бурного бытия защелкиваются на тебе, и этот щелчок становится обидной, не предусмотренной тобой, поставленной не тобой, а могучим цензором точкой в главе твоей биографии. «Провал» — душа просела и рухнула вниз, и ты оглушен. Когда ты сам принял Решение — все не так. Все точки расставлены тобой.

История Алексея уникальна для России последних лет. Я не про харизму и не про новаторские методы борьбы с самозваной феодальной знатью Российского королевства. Я вот об этом Решении.

Решении не уезжать.

Мог бы уехать, и многие советовали уехать. Продолжал бы держать свой фронт работ в эмиграции, были бы и зубодробительные публикации в «ЖЖ», и безостановочная работа его антикоррупционных фондов. И кто, кроме совсем уж мерзавцев, его бы упрекнул в том, что он уехал? Кроме мерзавцев, никто бы не упрекнул. Но не уехал.

Потому что дело не в упреках мерзавцев. Дело в нас с вами. Кто-то должен был нам показать, что борьба, которую мы ведем, — это штука, во имя которой можно и нужно жертвовать чем-то, иначе не будет никакой победы. И если Алексей пожертвовал свободой и счастьем своей семьи ради нас и нашего дела — то какого черта мы имеем право экономить свое «драгоценное» личное время, бояться каких-то ничтожных административных наказаний, сверять участие в акциях со своим рабочим графиком, привередливо примерять, какая работа в протестном движении достойна нас, великих, а какая не достойна и для нее найдутся другие? Какое мы имеем право лениться взять себе за правило распечатать и рассовать ежедневно сотню листовок по почтовым ящикам и пару раз в неделю по часу постоять в пикетах? Какое мы имеем право брезговать «обезьянниками» ОВД?

Уверен, что честные люди, которые добросовестно заблуждались по поводу Навального, задумаются в восемнадцатый день июля о многом. А вот надеяться, что диванные насекомые, ненавидевшие Алексея черной злобой, перестанут стрекотать, бессмысленно. Поэтому надеюсь, что они просто куда-нибудь к черту провалятся.

Меньше всего сейчас, когда Алексея обыскивают на пороге СИЗО кировские фсиновцы, хочется анализировать и советовать, каким слогом ему лучше писать тюремную часть своей политической биографии, какие по стилю и смыслу тексты «оттуда» будут востребованы и так далее. И тем более не хочется заниматься политологическими упражнениями на тему «оппозиция после ареста Навального». И перспективы выборов мэра обсуждать сейчас не хочется, и так понятно, что кампания должна продолжаться и стать более яростной, более энергичной, остальное — детали.

А вот народный сход, который состоится вечером 18 июля в центре Москвы, — это то, что действительно важно. Но обсуждать его, сход, запрещено властями Москвы, поэтому мы и не будем обсуждать. Просто будем знать, что он состоится.

Юля, держись, пожалуйста. Спасибо тебе. Мы с тобой.

Материал подготовили: Роман Попков, Александр Газов