Украина

На днях Международный валютный фонд заявил о возможности предоставления Украине дополнительных ресурсов, помимо уже утвержденных в нынешней программе stand by. Таким образом, США, ЕС и Япония, являющиеся основными донорами МВФ, ясно дают понять, что помощь Украине — один из основных его приоритетов. 

Другой путь Украины

Говоря об интеграции этой страны в мировую политику и экономику и о восприятии ее из России, нужно иметь в виду такую специфическую традицию: в России сильно конкурентное сопоставление себя с различными странами мира (прежде всего с США) и соседям по бывшему СССР, особенно теми, кого не жалует официальная пропаганда, — с прибалтийскими странами, Молдовой, Грузией. И, конечно, с Украиной — одним из самых близких к России по стартовым условиям государств. По крайней мере, значительное население и большая территория делают нас очень похожими. 

Цивилизационно, культурно русские и украинцы воспринимаются в России как чрезвычайно близкие народы, к тому же обе страны прошли через семидесятилетний коммунистический эксперимент. В 90-е политическая история и экономическая политика России и Украины были сходными, но Украина развивалась как бы с определенным временным лагом, отстающим от России. Здесь была позже преодолена гиперинфляция, позже проведена приватизация, позже — бюджетная стабилизация. Наконец, украинские выборы 1999 г. во многом повторили сценарий российских 1996 г. — попытка пожертвовать демократической процедурой ради модернизации, так и оставшейся под вопросом. 

Благодаря политической риторике и практике Леонида Кучмы, умело чередовавшего векторы, в те годы Украина не воспринималась как страна политически враждебная — скорее как более бедный, немного жуликоватый «младший брат». Которого не зазорно тем не менее спонсировать в обмен на абстрактные «геополитические» ценности — нейтральный статус Украины, наличие военной базы в Севастополе… Внутриполитические события на Украине мало интересовали российского обывателя и российскую элиту. 

В середине 2000-х ситуация кардинально изменилась, причем даже в большей степени в России, нежели на Украине. В 2003—2004 гг., после получения исполнительной властью конституционного большинства в нашем парламенте сформировался специфический авторитарный режим, лишенный каких бы то ни было противовесов — сильной оппозиции, независимого телевидения, судебной власти, избираемых губернаторов, политически активного бизнеса. С тех пор Россия рассматривается правящей группировкой как личная собственность, которая управляется правителем путем вертикального пожалования феодов (министерств, провинций, государственных и формально частных корпораций). Другие государства выступают, в этой логике, как контролируемые другими суверенами (народами или диктаторами) феоды, между которыми и Россией могут быть различные торговые, военно-политические и не в последнюю очередь символические отношения (дружба, нейтралитет или вражда руководителей). 

В публичной сфере пропаганда представляет наше государственное устройство как «суверенную демократию» (аналог советской «народной демократии») и «энергетическую державу». Этот двуглавый орел символизирует особый путь России, которой чуждо писаное право, России, богатство и мощь которой, в отличие от СССР, базируется прежде всего не на оружии, а на зависимости многих стран мира от российских энергоносителей (то, что эта зависимость взаимна, вспоминать не любят). 

Торговые войны 

Украина же пошла по другому пути. Победа Ющенко в 2004 г. означала сохранение конкурентной политики и базирующейся на частной собственности экономике, преодоление наметившихся в 2002—2003 гг. опасных тенденций. Кроме того, новый президент объявил о желании Украины стать членом ЕС и НАТО. 

Появление на постсоветском пространстве государства с иной политико-экономической системой является тяжелой проблемой для российских властей, олицетворяет возможность иного порядка и для России. Кроме того, это болезненное психологическое напоминание хозяевам Кремля о личном политическом поражении. 

После 2004 г. выяснилось, что не так велика и роль каких-то клановых, коммерческих противоречий — судьба «Росукрэнерго» тому подтверждение. Оказывается, близкий украинским и российским властям бизнес вполне может договариваться (кроме того, поддержавшие Януковича предприниматели не были экспроприированы и сохраняют значительное влияние на украинскую политику). А вот институционально Украина превратилась в конкурента, которого желательно максимально ослабить. Кроме того, российские власти справедливо предполагают, что интеграция Украины в европейские и мировые структуры осложнит диалог с этими структурами изнутри. 

В целом можно выделить следующие стратегические цели для российских властей: 
— максимизация экономических выгод от внешней торговли для российского бюджета и минимизация — для украинского; 
— недопущение Украины в НАТО и ЕС как дипломатическими методами, так и через внутренний политический процесс на Украине; 
— минимизация влияния Украины на мировые и европейские наднациональные органы. 

Каких-либо целей по интеграции Украины в структуры СНГ после 2004 г. не ставится. Россия не хочет повторить ошибку 2004 г., когда в рамках предвыборных подарков правительству Януковича был изменен принцип взимания НДС на углеводороды (налог стал поступать в украинский бюджет, а не в российский). Подписанные тогда же соглашения о членстве Украины в Едином экономическом пространстве СНГ оказались мертвы, так как украинцы настаивают на реализации принципов соглашений о свободной торговле без изъятий и ограничений, в то время как российская сторона видит ситуацию иначе. 

Взаимная зависимость экономик двух стран выглядит примерно так. Доля Украины в общем товарообороте России в 2008 г. составила 5,4%, а доля России в товарообороте Украины со всеми странами — 23,3% (до кризиса 2009 г. имело место небольшое, но постоянное увеличение обоих показателей). 

А вот структура украинского и российского экспорта отличаются. Из России в Украину идут нефть, газ, уголь, металлы, химическая продукция. Значительная часть этого товара, впрочем, идет дальше, в Европу, а вот углеводороды активно используются и самой Украиной для внутренних нужд — страна, к ее несчастью, энергодефицитна. 

Во встречном направлении идут те же металлы и изделия из них, машины и оборудование, продукция сельского хозяйства (в том числе и прежде всего — спирта и крепкого алкоголя), химической промышленности. Российские и украинские металлурги — одни из злейших конкурентов как на внутреннем рынке России, так и на европейском рынке. А за наш рынок происходит жесткая конкуренция между пищевой промышленностью, машиностроением, химическими производствами. Для российских производителей ситуация ухудшается дешевизной гривны по отношению к рублю и более низким уровнем заработных плат на Украине. 

Мы воюем не только в газовой сфере. Например, в 2006 г. Россия ввела запрет на ввоз украинской мясо-молочной продукции (потом, правда, снятый). В том же году началось антидемпинговое расследование против проката «Запорожстали» и ММК им. Ильича, в результате которого Украина подписала трехлетнее соглашение о регулировании поставок, добровольно ограничив их объем. 

В настоящее время по количеству торговых споров и действующих ограничений Украина занимает одно из первых мест среди наших партнеров. В свою очередь, украинская сторона оценивает дисбаланс во взаимной торговле в 6 млрд долларов, а потери от российских ограничительных мер — в 3 миллиарда. Частично эта ситуация затрагивает и наших предпринимателей —российские инвестиции в украинскую экономику находятся на 6—7 месте. 

Справедливости ради скажу, что некоторое движение в сторону свободной торговли все же есть. За последние годы мы отменили ввозные пошлины на табак и кондитерские изделия, на сахар, в следующем году собираемся отменить пошлину на спирт. Конечно, дело не в гуманизме наших руководителей. Просто внутреннее производство этих товаров у нас недостаточно. Но несмотря на эти послабления, Россия не собирается идти на свободную торговлю без изъятий и ограничений. А Украине, в свою очередь, категорически не нужны ограничения ЕЭП. 

Инициированный обеими странами полтора десятка лет назад переговорный процесс по вступлению во Всемирную торговую организацию проходил медленно. После событий 2004 г. он приобрел отчетливо выраженный соревновательный характер, так как та страна, которая вступит в ВТО первой, получит возможность формулировать требования для второй (сразу стать членом Рабочей группы по присоединению к ВТО, начать двусторонние переговоры по доступу на рынки товаров и услуг, а также по так называемым системным вопросам, включая ценообразование, таможенные процедуры, применение защитных мер в торговле и т.д.). Украина смогла-таки в 2008 г. завершить процедуру вступления в ВТО, опередив Россию.

А сейчас перспектива вступления во Всемирную торговую организацию для нас отдалилась — член ВТО Грузия требует от нас обеспечить грузинский таможенный контроль на границах Абхазии и Южной Осетии. Понятно, что политически выполнить такое требование для России близко к невозможному.

Тем временем Украина создает прецедент довольно либеральных обязательств по доступу на свои рынки товаров и услуг, небольшой поддержке сельского хозяйства, а также принятия принципов «ВТО+», с самого начала отвергавшихся Россией. Но об этом по официальным телеканалам практически не говорят — украинские успехи принято замалчивать. Украина в официальной пропаганде превращается в своего рода failed state, и это именно то состояние, которого и хотелось бы добиться.

Зависимость одной страны от другой, тем не менее, напрямую связана с условиями газового транзита. Объективно у Украины более мощные переговорные позиции — через страну проходит 70 процентов газового транзита. А «Газпром» за время «подъема с колен» так и не научился сжижать газ в промышленных масштабах. Впрочем, не научился он и строить новые трубопроводы — хорошо у него получается только болтать об их строительстве. 

Но эти переговорные позиции во многом нивелируются огромным влиянием российских властей на украинскую политику изнутри, в то время как какое-то «украинское» лобби в Москве отсутствует. Кроме того, за последние пять лет Киев подрастерял козыри, которые держал в руках.

НАТО, ЕС и газовая труба

Как известно, в 2004 г. было подписано весьма выгодное для Украины газовое соглашение. Суть его сводилась к обязательству до 2009 г. поставлять газ для Украины по 50 долларов за тысячу кубических метров при цене транзита 1,09 доллара за перекачку одной тысячи кубических метров на один километр. Договор также содержал пункт о необходимости каждый год перезаключать его, корректируя цену по формулам, в понимании которых стороны расходились. 

В конце 2005 г. Газпром объявил, что поднимает цену вчетверо, соглашаясь на право Украины поднять цену за транзит меньше чем вдвое. Если еще можно спорить о том, на чьей стороне сила права, то право силы было явно у Киева. В результате соглашения 2006 г. Украина согласилась на пересмотр цен, и их стали поднимать — сначала до 95 долларов, потом до 179 долларов, а сейчас газ ей продается по цене более чем 220 долларов за тысячу кубических метров. При этом «Газпром» получил доступ к внутреннему рынку сбыта газа. 

Сложно не согласиться, что контракта 2006 г. не было бы, если бы не финансовая заинтересованность в нем многих украинских политиков. Украинские предприятия потеряли за эти три года миллиарды долларов. 

У России нет возможностей блокировать продвижение Украины в европейские политические структуры (ЕС, НАТО) через сами европейские структуры — влияние в них России минимально, а репутация отрицательна. Но Украина сама упустила благоприятное время для форсирования переговоров — окно возможностей, связанное с переформатированием парламента и существованием устойчивого, хотя и конформистского проевропейского большинства, захлопнулось в начале 2006 г. В результате вступление Украины в ЕС оказалось вообще снято с повестки дня. Особенно болезненно это отразилось на надеждах украинцев на безвизовое передвижению в странах Евросоюза — одному из важных политических обязательств «оранжевых» политических сил. 

Во время существования «второго кабинета Януковича» возникли предпосылки к определенной консолидации украинской политики вокруг евроинтеграции. Однако как только политическая ситуация обострилась, лозунг борьбы с НАТО, «евразийство» и т.п. вновь оказался на повестке дня. И Россия не оказалась в стороне — как только Москва поняла, что может намного эффективнее воздействовать на ситуацию изнутри Украины, нежели снаружи, она тут же этим воспользовались. Тем более что значительная доля украинских граждан не принимает идею евроатлантизма — значит, нужно было лишь усилить эти тенденции. А Украина в своем нынешнем политически нестабильном состоянии с неясными перспективами президентской гонки не в состоянии сопротивляться. Даже несмотря на подписанное президентом, председателем правительства и спикером парламента письмо о желании страны присоединиться к ПДЧ. 

Конечно, рассуждая о возможном вступлении Украины в Североатлантический альянс, надо иметь в виду, что сейчас нет никаких конкретных планов по развертыванию в этой стране объектов США и НАТО, которое потребовало бы нацеливания на них наших ядерных ракет. Не говоря уже о том, что они совсем не вместились бы в шаткий баланс в украинской политической элите. 

Способность Украины отстаивать свои интересы во внешнеполитической сфере оказалась обратно пропорциональна развитию политических институтов. И это объяснимо — в условиях острой политической конкуренции, когда правящие коалиции формируются в Верховной раде буквально двумя-тремя процентами голосов, появлялся большой соблазн, как здесь говорят, «шакалить по посольствам». Но благосклонность послов не бесплатна. 

Впрочем, уверен, долгосрочно для Украины лучше даже такая неустойчивая полиархия — мы в России прекрасно чувствуем на себе, чем кончаются мечты о «сильной руке». В конце концов жизнь в свободной стране стоит некоторого количества пунктов ВВП. Национальный продукт при сильной власти отнюдь не делится поровну между всем населением.