Особое видео: Еженедельная передача RESET.ПЕРЕЗАГРУЗКА

Кто главнее, Медведев или Путин?

Павел Шипилин: Добрый день. Сегодня у нас в гостях Станислав Белковский, директор Института национальной стратегии. Прошу любить и жаловать. У нас Лев Гулько немножко приболел, и вместо него программу ведет Александр Газов, обозреватель «Особой буквы».

И начнем, пожалуй, с темы, которая близка Станиславу Белковскому. На этой неделе «Независимая газета» опубликовала статью «Тандем поделил площадки». Речь в этом тексте идет не о перераспределении обязанностей, а скорее о перераспределении влияния нашего тандема — президента Медведева и премьера Путина. Вот такая цитата: «Дмитрий Медведев и Владимир Путин, похоже, решили поделить площадки своих визитов и выступлений. Санкт-Петербургский экономический форум теперь закреплен за президентом, а Сочинский — за премьером». Так или не так, но интересно было бы послушать ваше мнение об этой проблеме.

Александр Газов: Хотелось бы добавить, что тема эта давняя и к ней периодически эксперты возвращаются. Аналитики спорят между собой, кто же главнее — Путин или Медведев? Раз вам этот вопрос близок, хотелось бы понять и разобраться. Кто же главнее?

Станислав Белковский: Сказать это довольно сложно. Только за счет небольших наноулучшений.

ПШ: Тем не менее вы ведь узнали.

СБ: На то я и специалист по Медведеву, чтобы узнавать даже тогда, когда это сделать невозможно. Мне кажется, что если бы вся проблема сводилась к распределению ничего не значащих форумов между членами тандема, то, наверно, было бы очень просто. На мой взгляд, суть в том, что в реальности никакого тандема не существует. Россия — страна монархических традиций. В ней центр власти может быть только один. С другой стороны, нет и личных противоречий между Путиным и Медведевым. Они действительно одной крови, и здесь Путин нисколько не пошутил и не попытался дискредитировать своего политического партнера. 

Другое дело, что Путин является помехой, гвоздем в сапоге в этой властной машине, поскольку это первый премьер за всю постсоветскую историю, который не несет никакой ответственности за свои политические действия. То есть главный бюрократ ни за что не отвечает. А когда главный бюрократ ни за что не отвечает, не отвечает и вся остальная бюрократия. В таких случаях борьба с кризисом, а тем более пресловутая модернизация, становится просто невозможной. Пока гвоздь не будет вынут из сапога, кризис власти не будет урегулирован в полной мере.

АГ: У меня возникает простой вопрос: что значит заявление Путина о том, что в 2012 году они с Медведевым обязательно разберутся и выяснят, кто же все-таки будет президентом. Они люди одной крови, одного полета, одной масти и так далее. Что это значит?

СБ: Почти ничего. Владимир Путин в очередной раз транслировал обществу, что вопрос о власти всегда, в любой стране решался кулуарно и представителями элит. А демократия — это только ширма. Ничего более он не имел в виду. Другое дело, что все любят цепляться к словам Путина и использовать их для построения собственных карьер. Особенно на Западе. Там можно додумать все что угодно. Многие журналисты и политологи этим и занимаются.

ПШ: Станислав, ваша точка зрения известна — вы считаете главной действующей фигурой Медведева.

СБ: Не совсем так. Я считаю главным президента. Независимо от его личных качеств.

ПШ: Это само собой. Мы же в президентской стране живем. Насколько эта игра между ними серьезна? Как, по-вашему, договариваются они, условно говоря, о том, чтобы Медведев с заявлением выступил по отношению к Ющенко?

СБ: Нет. Я думаю, не договариваются. Каждый живет по своей программе, и пересекаются они на конференциях. Не надо переоценивать объемы реальной власти, которая находится в руках этих людей. Власть в стране принадлежит некому неформальному контуру, который состоит из финансово-промышленных групп. Каждый, в свою очередь, контролирует определенный отряд бюрократии. Есть публичный контур власти — это президент, и есть не публичный — в виде этих финансово-промышленных групп. Не надо думать, что все вопросы в стране решаются Медведевым, Путиным и ими вместе.

ПШ: Эти группы обезличены?

СБ: Почему? Всем известные олигархи — пара десятков. Всем известные имена, начиная от Абрамовича и заканчивая Потаниным. Любые имена вы можете подставить, которые знает вся страна.

ПШ: Кто же устроил шоу в Пикалево? Дерипаска или Путин?

СБ: Шоу в Пикалево устроил Дерипаска вместе с Путиным. Для Дерипаски был важен пикалевский прецедент, чтобы возобновить кредитование его предприятий со стороны государственных банков. Позиция этих банков и их куратора — министра финансов Алексея Кудрина — к этому моменту была очевидной: денег Дерипаске больше не давать. Благодаря Пикалево это финансирование возобновилось. 

И все закончилось в пользу Дерипаски, а вовсе не против него. Деньги были получены еще накануне этой поездки. Но Владимир Путин решил поехать в Пикалево с одной целью — показать, что деньги получены благодаря его премьерской милости, и снизить народный протест. Он хотел разрушить условный рефлекс собаки Павлова, согласно которому выходишь на улицу — получаешь деньги. Но разрушить его он не смог. Народ у нас мыслит не двухходовыми комбинациями, в отличие от кремлевских стратегов, а одноходовыми: лампочку зажигают — слюна течет. Поэтому народ окончательно убедился после этой поездки, что не выйдешь на улицу — не получишь от этих людей ничего.

АГ: Вы в какой-то степени цитируете доклад Никиты Кричевского, который тоже говорит об этом.

СБ: Или доклад цитирует меня. Я говорю об этом с самих пикалевских дней.

АГ: То есть здесь Кричевский вторичен?

СБ: Нет. Мы не будем бороться за авторские права на совершенно очевидные вещи. С таким же успехом мы можем поспорить, кто первый сказал, что на улице +14.

ПШ: Насколько самостоятельная фигура Кудрин? Он частенько упоминается в связи с разрушением отношений с Белоруссией. Вы сейчас тоже его упомянули. Такое ощущение, что это такой монстр, который где-то за спинами у всех проводит самостоятельную политику. 

СБ: Как глава финансово-промышленной группы Кудрин абсолютно самостоятелен. Он сам принимает решения о судьбе этих предприятий, а также о мерах государственной финансовой поддержки, выделяемой этим предприятиям. Но как участник элиты, как участник общей игры он не самостоятелен. И ясно, что во всех сюжетах типа белорусского он просто играет роль «злого следователя», после чего Путин или Медведев имеют возможность сыграть следователя доброго.

АГ: Хотелось бы итоговый вопрос задать. Когда наступит тот момент, когда Медведев полностью почувствует поддержку элиты и сможет отказаться от Путина?

СБ: Это уже происходит. Медведев олицетворяет третий этап постсоветской государственности. Первый этап связан с Ельциным — это была первичная приватизация, начало утилизации советского наследства. Второй этап — Путин. Это внутриполитическая стабилизация, ликвидация демократии, что было неотъемлемой частью завершения утилизации советского наследства. И третий этап — Медведев и легализация элит на Западе. Он может избавиться от Путина в любой момент. 

Вопрос в том, нужно ли это делать? Должен ли он торопиться? Путин сегодня ему не мешает. В конце концов кто-то должен взять на себя ответственность за кризис. Путин и на работе-то появляется нечасто, предпочитая спортзал, бассейн, обмен часами с представителями трудового народа и так далее. Может, Медведев и его советники не вполне представляют эту картину. Но я считаю, что самой проблемы — убрать быстро Путина — для Медведева нет. Но со временем она появится.

Об изменении политики США

ПШ: Следующая важная тема, о которой мир узнал вчера. США вдруг пересмотрели свои взгляды на размещение элементов ПРО в Европе. Новости для официальной Праги были неприятные. Обама намерен отказаться от размещения противоракетной обороны в Польше и Чехии. Там это заявление было воспринято как предательство и, как уже говорилось, «нож в спину». Тогда были большевики, теперь противный Обама.

АГ: Примерно так же отреагировали многие иностранные СМИ, которые вышли с заголовками «Обама только и ждал момента, чтобы капитулировать перед русскими». С другой стороны, CNN провело опрос и выяснило, что, оказывается, большая часть американцев поддерживает планы США разрядить обстановку с Россией и отказаться от планов по ПРО. 

Очень интересно, как Обама будет выкручиваться в этой ситуации. Ему, с одной стороны, нужно быть оплотом и защитой Запада перед Россией, с другой стороны, он должен удовлетворять потребность своего народа, который хочет, чтобы все было хорошо в отношениях с бывшим СССР.

СБ: Поскольку в отличие от Путина я не считаю, что власть всегда передается путем элитных кулуарных договоренностей, думаю, что Обама как публичный политик действует правильно. Он выражает волю большинства своих избирателей. С военной точки зрения не изменилось вообще ничего. Ясно, что система ПРО необходима для обеспечения безопасности Америки и может быть создана другим образом — например, путем размещения комплексов ПРО на кораблях американского флота. Или в странах южнее Польши, Чехии. Например, в Турции и Израиле. Безопасность Америки не пострадала нисколько.

А с политической точки зрения Обама демонстрирует новую модель глобального мирового доминирования. Он прекрасно понимает, что биполярного мира больше нет. Ни Россия, ни страны такого типа не представляют более угрозу, ибо силы слишком не равны. Более того, элиты подавляющего большинства стран мира полностью интегрированы в американский мир, в систему американских ценностей. Это ценности потребления и меры американских технологий. В такой ситуации контроля над элитами достаточно, чтобы Америка удерживала глобальное лидерство. Для этого не нужны военные операции типа иракской, экспорт демократии американского образца. В этом случае отношения между Западом представляют прекрасный образец того, как бывшая страна-изгой и противник Америки становится фактически страной на поводке Америки. И от этого не страдают элиты. 

Отказ от ПРО — это, собственно, появление новой стратегии, которая нацелена на интеграцию российской элиты в американоцентричный мир, расширение американского влияния, углубление американского доминирования через снятие противоречий, относящихся к прошлой эпохе. К периоду холодной войны, которая давно закончилась победой Америки.

АГ: То есть это подтверждение того, что выбор Медведева российской элитой себя оправдывает?

СБ: Неизбежно. Я бы так сказал.

ПШ: Скажите, пожалуйста, каким-то образом повлияет смена этого курса или изменение небольшое этого курса на взаимоотношения Америки с бывшими нашими социалистическими республиками? Прежде всего с Грузией и Украиной?

СБ: Концептуально никак. Ясно, что все равно второй рукой Америка будет их поддерживать. Она их полностью не отдаст. Другое дело, что сам аргумент, что «мы против России, поэтому должны получить поддержку по всем позициям, по самому широкому фронту», больше не работает, поскольку нет уже противостояния США — Россия. Ибо Россия входит в американоцентричный мир. Категория 20-летней давности уже не работает, и в этом я вижу большую заслугу Обамы. Кто-то должен был это сделать. Кто-то должен был вспомнить, что на дворе не 1980 год.

ПШ: А наша заслуга в этом есть?

СБ: Никакой.

ПШ: Все решает Америка?

СБ: Если бы Обаме это было невыгодно, он бы этого не сделал. Он преподносит нам это в качестве подарка. Абсолютно точно следуя моим рекомендациям, которые я опубликовал накануне его визита в Москву. Что нужно просто прижать наших любящих к груди, дать им понять, что они не обычные клептократы третьего мира, которыми на самом деле являются, а уважаемые партнеры — пусть и младше. Тогда они сами сделают все, что нам с вами нужно. То есть Обама это и делает. Он полное отсутствие уступок и полное отсутствие реальных изменений в ситуации преподносит как шаг навстречу России, что с точки зрения его политической стратегии абсолютно верно.

АГ: Именно поэтому реакция российских властей на это, казалось бы, сенсационное заявление и столь приятный подарок оказалась столь сдержанной?

СБ: Себе Медведев попытался повесить медаль на грудь. И тоже правильно сделал.

ПШ: Могли ли быть какие-то договоренности по этому поводу во время визита Обамы в Москву?

СБ: Я думаю, что на уровне намеков такие договоренности были. На уровне обязательств — нет.

ПШ: А вообще как проходят переговоры, когда речь идет, по-вашему, о закулисных переговорах? Вот Нитаниягу недавно к нам приезжал. Интересно, какая там идет риторика? Хватит, он говорит, на Arctic Sea бомбы загрузили — что это такое? Или опять он приехал и начал полунамеками говорить, что неплохо бы ракеты там повынимать.

СБ: Я очень сомневаюсь, что Нитаниягу был в Москве. Мне кажется, что это классическая дезинформационная операция, которую Израиль осуществил при содействии России. Если Нитаниягу действительно тайно был в Москве, то об этом бы никто не знал. А если вдруг все знают об этом на следующий день...

ПШ: Все-таки риторика переговоров между Обамой и Путиным или Медведевым — там не важно с кем...

СБ: Все переговоры в основном готовятся на уровне подчиненных. А задача президентов — только поулыбаться друг другу и подтвердить, что они все договоренности понимают правильно.

ПШ: Речь шла о том, что мы, например, в Грузию не полезем?

СБ: Это вообще не обсуждалось. Что значит не полезем? Ясно, что Грузия тоже идет в американоцентричный мир. Своим путем. И сегодняшней Америке ссориться с Россией из-за Грузии смысла нет никакого.

АГ: Все мы там будем.

СБ: Да. Мы все идем в одно.

ПШ: Мы уже там.

СБ: Да. Мы идем на один и тот же стадион. Просто одни будут в одной ложе, другие — в другой, третьи — на какой-нибудь отдаленной трибуне, но это не имеет никакого значения. Все будут смотреть один матч.

ПШ: А на матч все попадут? Или кому-то билетов не достанется?

СБ: Америка хочет, чтобы попали все. Другое дело, что на матч попадут элиты стран, а не страны в целом. Это тоже качественно новая политическая реальность. В эпоху холодной войны и биполярного мира считалось, что западная модель в политике и экономике может восторжествовать во всем мире и победить. Точно так же как СССР считал ровно обратное, что наша советская модель может победить в мировом масштабе и дать свободу и процветание всем. Дать всем свободно не только дышать, но и иметь столько кусков колбасы, сколько хочется в день, и даже некое количество коньяка, чтобы запить. Но со временем стало ясно, что этот идеал недостижим. Во-первых, потому что существуют разные цивилизации в мире, где понимание свободы принципиально различно. И та же операция в Ираке это показала.

Ирак не хочет свободы по американскому образцу. С другой стороны, общество потребления не подлежит экспорту. Оно может существовать только в определенном сегменте, в определенной части земного шара. Например, если сейчас в Китае наступит общество потребления, то китайская экономика, во-первых, обанкротится, а вслед за этим наступят большие проблемы в экономике стран, которые являются для Китая потребителями. Китайские игрушки по цене втрое дороже покупать никто не будет. А если китайский рабочий будет получать зарплату втрое выше, будет рассчитывать на западные стандарты потребления, то эта пирамида рухнет однозначно.

ПШ: В Японии эта проблема как раз присутствует. Там 120 миллионов, а не полтора миллиарда человек.

СБ: И в Руанде борющиеся племена очень мало задумываются о ценностях общества потребления и демократии. Поэтому тому поколению, к которому принадлежит Обама, стало очевидно, что старая модель не работает. Что нельзя экспортировать ни демократию американского образца, ни общество потребления за пределами евроатлантической цивилизации. И что для американского глобального доминирования это просто не нужно. Достаточно купить элиты, что просто и дешево. Уже хотя бы потому, что все эти элиты участвуют в международной финансовой системе. А международная финансовая система абсолютно прозрачна для Америки и может быть использована для давления на элиты сколь угодно широко и мощно. 

Америка контролирует мир через элиты, которые соберутся на этом стадионе. Срезается верхний слой — крем всемирный. И в этом кардинальное отличия от той стратегии, которой Америка придерживалась со времен окончания Второй мировой войны — вплоть до времен Буша-младшего.

ПШ: Я тоже люблю самое вкусненькое. В пирожных это крем. Начинка, видимо, никого не интересует в этом мире.

АГ: Но меня как-то больше привлекает китайский вариант.

ПШ: Нищета?

АГ: Нет. Просто альтернатива Америке.

СБ: Китай в этом смысле альтернативой Америки не является, поскольку он не предлагает каких-либо стандартов, тиражируемых в мировом масштабе. Я не говорю уже о том, что китайский язык не может занять место английского. А язык в распространении тех или иных ценностей и идеалов имеет огромное значение.

ПШ: Не напоминают ли вам Путин и Медведев сказочных персонажей?

СБ: Они давно ими являются, потому что в постмодернизме политическом, в котором мы живем, все мы немного сказочные персонажи. Грань межу реальностью и сказкой очень тонка. Неслучайно известный писатель-фантаст Максим Калашников стал сегодня главным интеллектуальным партнером президента Медведева в области модернизации.

Стратегический вектор: Россия, Южная Осетия, Абхазия

ПШ: Переходим к следующей теме. Тема эта касается сразу нескольких стран. Процитирую «Ведомости», которые вышли с такой публикацией: «Заявление о намерении (вы сразу поймете, о чем идет речь) парламента Белоруссии рассмотреть вопрос о признании Абхазии и Южной Осетии президент Белоруссии Лукашенко сделал в беседе с журналистами Литвы, куда он прибыл во вторник». «Из человеческих соображений — сказал Лукашенко, — мы давно должны были поддержать Россию». Вот такое вот он признание сделал. Но оговорился: «Окончательное решение будет принято, когда выскажется парламент исходя из мнения народа».

АГ: Мы очень хорошо знаем Лукашенко. И год назад, и полгода назад он уже делал подобные заявления. Говорил, что в стране демократия и все в этой стране решает парламент. Понятно, что он торговец и что-то выторговывает себе в очередной раз. Но и судя по тому, что он подошел уже почти как с фактом, что решение вот-вот будет принято, — значит, он что-то уже получил. Вот что он получил, как вы думаете?

СБ: Пока он не получил ничего. Но кое-что получит. Он получит кредит в 500 млн долларов. Не в связи с признанием Южной Осетии и Абхазии, а в связи с тем, что Россия должна поддерживать платежеспособность белорусской экономики, это определенная статья российского экспорта, а также газ, который идет и на экспорт, и транзитом через белорусскую территорию. Я не считаю, что и Чавесу заплатили за признание Южной Осетии и Абхазии. Скорее, это со стороны Чавеса, что называется, было комплиментом.

ПШ: А не против Америки он сработает?

СБ: Против Америки тоже, но для Чавеса эта тема периферийная. Отношения с Америкой никак не меняются от признания Южной Осетии и Абхазии, поскольку он находится от этого региона слишком далеко и ничего не теряет в отношениях с Америкой, как ничего и не приобретает. 

России же важно было поддержать наш военно-промышленный комплекс, который стремительно теряет заказчиков. В первую очередь двух крупнейших — Китай и Индию, которые переходят на производство собственных вооружений на базе модернизированных наших бывших технологий. В этой ситуации Венесуэла — очень важный рынок, и государственный бюджет готов платить за то, чтобы Венесуэла его купила. Абхазия, Южная Осетия — это уже приложение ко всей этой основной истории. 

Так же и здесь. Все равно Россия будет поддерживать Белоруссию деньгами, потому что они не заинтересованы в ее банкротстве, независимо от личных отношений с Александром Лукашенко, которые и для Медведева, и для Путина являются максимально неприязненными, и Лукашенко платит им той же монетой. 

Поэтому он торгуется не столько с Россией, сколько с Европой. Он напоминает ей, что если Европа будет затягивать рассмотрение всех важных вопросов, то, не дай Бог, он снова упадет в русские объятия, чего он сам, я уверен, не хочет. Стратегически он уже смотрит на Запад, и тактически возможны разные колебания, но не смена курса в целом.

АГ: Может быть, черт с ним, с Лукашенко? Плюнуть на эту тему — пускай не признают. Зачем нам это надо? Зачем давать в его руки разменную монету...

СБ: Россия уже давно плюнула на Лукашенко. Две страны движутся в принципиально разных направлениях. Людям так долго морочили голову: сначала с Союзом России и Белоруссии, потом с Союзным государством. Если в одночасье объявить, что наш отец оказался не отцом, а сукой, то народ очень расстроится. Поэтому ситуация будет вялотекущей.

ПШ: А возможно ли это объединение между Россией и Белоруссией? И на каких условиях все это возможно, с вашей точки зрения? 

СБ: Оно только недавно умерло окончательно. 

ПШ: Умерло. А могло быть? 

СБ: При смене элит — да. Но в ближайшие десятилетия это невозможно. Это совершенно очевидно, поскольку и экономические, и политические интересы элит России и Белоруссии кардинально расходятся.

ПШ: То есть мы упустили Белоруссию?

СБ: Для Александра Лукашенко было важно Союзное государство как способ стать когда-нибудь его полноценным президентом и въехать в Кремль. Для России при Ельцине это был способ подсластить пилюлю русскому народу. При Путине эта мотивация исчезла. Путин был популярен и без союза с Белоруссией. Эта пиар-технология была не нужна, поэтому с начала десятилетия крах этого проекта стал неотвратим.

АГ: Вы говорите, что у белорусских элит другой интерес. Хотелось бы понять, что им нужно. Им не нужна легализация, как нашим, на Западе?

СБ: Им нужна. Они идут на Запад, с тех пор как Лукашенко разочаровался в идее стать президентом России и Белоруссии одновременно.

АГ: То есть интересы совпадают в этом смысле?

СБ: Интересы совпадают на идеологическом уровне. Анекдот известный про Рабиновича и его разногласия с большевиками, когда он хотел уладить одно маленькое дело по земельному вопросу. Рабинович хочет, чтобы большевики лежали в земле, а большевики хотят, чтобы Рабинович лежал в земле. Запад не резиновый, поэтому чем больше там легализуется одних, тем меньше других. В этом смысле конкуренция за легализацию существует и внутри российской элиты. И многие наши олигархи хотят скорее насолить друг другу в этом процессе, нежели помочь.

ПШ: Скажите, пожалуйста, кроме Лукашенко в Белоруссии есть еще элита?

СБ: Элита — это ближайшее окружение Лукашенко.

ПШ: Он ведь их меняет как перчатки.

СБ: Нет. Некоторые люди типа Виктора Шеймана там находятся с самого начала, с 1994 года. Да, он поменял уже многих, но такова логика авторитарного режима. Никто не должен спать спокойно. Все они должны помнить, что они целиком зависят от лидера. Но ничего помимо Лукашенко там сегодня нет.

АГ: Он станет в какой-то момент помехой на пути легализации белорусских элит на Западе.

СБ: Он был препятствием этого до недавнего времени. Сегодня он делает все возможное, чтобы перестать быть этим препятствием и стать локомотивом легализации. В этом его новая стратегия и политическая философия.

АГ: Но отмыться от образа авторитарного лидера очень трудно. 

СБ: Образ авторитарного лидера останется, а легализация состоится.

ПШ: То есть у Лукашенко впереди еще тридцать лет?

СБ: Я думаю, он хочет передать белорусский престол своему сыну Виктору, который сейчас является заместителем секретаря Совета безопасности.

ПШ: А не тому, который младше?

СБ: Постепенно все. Сначала Виктору, а там, глядишь, подрастет и младшенький. Если ему удастся, то в 2012 году так и будет. Если не удастся, то Лукашенко легализует свой новый срок. Но власть он отдавать свою никому не собирается, кроме себя и своих ближайших родственников.

Женщина во власти

ПШ: И, наконец, последняя тема, которую мы сегодня затронем в беседе со Станиславом Белковским, — это тема «Женщина во власти». Буквально вчера «Новые Известия» опубликовали статью, которая называется «Неравная игра». Газеты сетуют на то, что в российской политике у женщин мало шансов. Вот что пишут «Новые Известия»: «Как показали последние опросы социологов, сегодня россияне считают, что женщины и мужчины могут быть в одинаковой степени хорошими политическими лидерами». Такие данные радуют экспертов. Оказывается, что в гендерном смысле общество у нас менее консервативно, чем власть. Тем не менее, отмечают они, «шансы полов в российской политике, увы, как и прежде, совсем не равны».

АГ: На мой взгляд, вопрос не в том, как мы относимся к этой проблеме, а в том, есть ли у нас такая женщина, которая могла бы в ближайшем времени — в краткосрочной перспективе — стать общенациональным лидером.

ПШ: Да хоть премьер-министром, господи.

СБ: Да у нас и мужчин-то таких нет. Если смотреть на качество их работы.

АГ: Просто вопрос о Хиллари Клинтон. До того как она стала кандидатом в президенты — достаточно популярным кандидатом (она реально имела шанс стать президентом), — она прошла большой путь. Прошла измену своего мужа и стала в этом смысле популярна, потом доказала, что она серьезный политик. И вот сейчас занимает серьезный пост. У нас таких женщин я не вижу...

ПШ: Ангела Меркель. Их очень много. 

АГ: Да. Но в России их нет.

СБ: Помните анекдот про Леонида Ильича Брежнева? Я вижу, что Ганди, но здесь написано Тэтчер. Так что Хиллари Клинтон, может быть, не самый яркий пример. Еще до того как пройти измену, она вышла замуж за своего мужа, и он поспособствовал ее карьере. Поэтому если вы намекаете на Дмитрия Медведева и Светлану Медведеву, то я бы ничего не исключал. 

Известно, что жена президента сыграла в его карьере значительную роль, начиная с поста начальника юридического отдела в корпорации. Многие считают, что она имеет большое влияние на государственные дела, и, может, со временем, когда наступит 2018 год и модернизация России закончится, Медведев захочет отдохнуть, почему бы ему действительно не передать власть собственной жене. Тем более она даже внешне похожа на Екатерину Вторую в молодости. Я думаю, что это могут эксплуатировать крупнейшие российские художники. Можно написать картину и заранее.

ПШ: У Владимира Путина две дочери. Конкуренция между женой, к 2018 году достаточно немолодой уже...

СБ: Это опять сюжет классический. Екатерина Вторая и княжна Тараканова. Не будем углублять. Все-таки времена политического насилия остались далеко позади.

ПШ: Все-таки вы не видите достойных фигур, которые могут занять престол?

СБ: Я только что назвал одну из них.

ПШ: Ну, кроме нее?

СБ: Если спрашивать меня, то я могу назвать несколько десятков фигур. Это может быть истолковано превратно. К тому же вы знаете, что в наше время лучше молчать. Тогда у них останется больше политических перспектив.

АГ: Может быть, нашему народу уже все равно? Женщина ли, мужчина ли — уже не важно?

СБ: Всегда, на самом деле, было не важно. Под руководством женщин — Елизаветы Петровны, Екатерины Второй — народ чувствовал себя прекрасно. И это были едва ли не лучшие времена в определенную историческую эпоху. Для нашего народа важно, чтобы соблюдался монархический ритуал, который состоит из трех компонентов. 

Первое — эксклюзивность монархов, то есть отсутствие лиц, которые в реальном времени покушаются на его пост и имеют шансы его занять. Второе — непогрешимость монарха: ругать можно кого угодно, только не монарха лично. И третье — пребывание монарха над законом и политической системой: не может быть никаких условностей (юридических или политических), которые связывали бы монарха жестко по рукам и ногам. 

Это и есть легитимность. Популярность равна легитимности. Правитель или легитимен, или нет. Если он не легитимен, он может рухнуть.

ПШ: Династическое право, которого у нас нет, как раз в первую категорию вошло из перечисленных?

СБ: Передача власти от Путина к Медведеву — тоже династическая передача. Называет своего преемника — это исключительно именуется династическим правом. Ни партия, ни гражданское общество, никто не может вмешиваться.

АГ: То есть при соблюдении всех этих правил даже Алина Кабаева может стать у нас президентом.

СБ: Безусловно.

ПШ: Кстати, неплохой вариант.

АГ: Не самый худший.

ПШ: За державу не было бы обидно.