Китай и Япония

Кавалер орденов Дружбы

ПШ: Вернемся к Китаю. С того долга, с которого вы начали. Вы чувствуете себя должником перед Китаем? Перед огромной страной, перед… Можно ли ее назвать дружественной нам? То, что ее можно назвать интересной, — вне всякого сомнения. Собираетесь ли вы поподробнее написать еще что-нибудь? Расскажите об этом.

ВО: Я не могу сказать, что написал книгу, аналогичную «Ветке сакуры», но в «Калейдоскопе жизни» здесь есть большой раздел о моей работе в Китае. Я там возвращаюсь ко многим темам, о которых, может быть, надо было бы рассказать поподробнее в «Ветке сакуры». Потому что это был невероятный резонанс. Константин Симонов мне тогда позвонил и сказал, что это книга для нашего общества такой же глоток свежего воздуха, как песня Окуджавы. Для меня это похвала величайшая на всю жизнь.

Я помню, как мне позвонила покойная Лаура Примакова, супруга Евгения. Говорит: «Всеволод, ты знаешь, что ты проснулся знаменитым?» Я говорю: «А в каком смысле?» — «Ты на метро ездишь?» Я говорю, что да, я живу через дорогу от работы. «Ты спустись в метро». Я пошел на «Белорусскую». Спустился в метро. Вошел в вагон. Три человека читали «Новый мир» стоя. Я к каждому через плечо заглядывал — читают «Ветку сакуры».

Я вышел, сел на противоположный поезд, поехал в другом направлении. Там уже четыре человека. Опять сел. Сидит потрясающая девушка. На коленях у нее журнал. И так она бережно перелистывает странички. Я круги делал, делал. Место освободилось, и я сел. Говорю: «Между прочим, это я написал». Посмотрела на меня холодно и говорит: «Никогда бы не подумала». Я говорю: «Вы понимаете, это такой редкий случай. Я могу вам дать автограф на этом журнале. Потом будет большая ценность». Она немножко поколебалась, протянула журнал, тут экспромт рождается в голове:

Такое может лишь присниться.

Есть парадоксы в авторской судьбе,

Я вас ревную к собственным страницам,

Питая зависть к самому себе.

После этого экспромта она поверила, что действительно я написал.

ПШ: Всеволод Владимирович, вы вошли в десятку друзей Китая. Я еще хорошо помню, как вы ездили туда за этой, не знаю, как назвать, наградой. Или за этим уведомлением, что вы вошли в этот список. Кто еще в этом списке? Какие обязательства накладывает это список?

ВО: Речь, видимо, идет о том, что наградили меня орденом Дружбы. Это самый высокий орден, который может получить иностранец. Поэтому у меня было три ордена Дружбы. Один советский — орден Дружбы народов. Один китайский — орден Дружбы. Причем интересно, что нарисована на нем Великая Китайская стена. Довольно странный символ для дружбы. И третий — орден Дружбы, которым меня Ельцин наградил на семидесятилетие в 1990 году.

Я являюсь почетным членом Российско-китайского комитета дружбы и развития. Это такая президентская структура по существу. Создается этот орган главами государств соответствующих. Периодически мы осуществляем координацию между общественными организациями, занимающимися развитием связей между нами.

Конечно, Китай — это наш стратегический друг. Особенность в том, что мы растем и развиваемся лицом к лицу. Мы стремимся развивать Дальний Восток, китайцы стремятся развивать Дальний Запад. И, кстати сказать, во время одной из поездок Путина туда, оказалось, что китайцы, когда строили железную дорогу в Тибет, в Лхасу, применили методику прокладки рельсов в условиях вечной мерзлоты, которую разработали зэки где-то на Магадане. Это, может быть, парадокс, но мы действительно развиваемся лицом к лицу. А угрозы встречаем спина к спине. Китай — это наш стратегический тыл, мы стратегический тыл Китая. И я думаю, что очень важно нам воспользоваться великой динамикой этого соседа. Как-то к этому экспрессу, набирающему скорость, прицепить наш вагон, сдвинуть с места развитие Дальнего Востока и Сибири. И слава Богу, что сейчас энергетика очень этому способствует.