Россия и соседи

Игорь Юргенс: будущее Абхазии и Южной Осетии, ч. 1

Произошла трагедия. Некоторые говорят, территориальная трагедия для грузинской целостности. Я считаю, что никогда не говори «никогда». Думаю, когда изменится руководство этой республики и когда наладятся отношения верхов, то еще возможны дипломатического рода решения вопросов — включая территориальные размены, конфедеративные условия, воссоединения, и так далее, и тому подобное.

Не буду забегать вперед. Этим занимаются очень профессиональные люди — по крайней мере с российской стороны один из лучших имеющихся у нас дипломатов Григорий Карасин, статс-секретарь Министерства иностранных дел. Он ведет переговоры в Женеве. И, повторяю, знаю не понаслышке, что он очень хороший специалист.

Что касается экономики. Глядя на ситуацию непредвзятым взглядом, без учета всех очень сложных исторических обстоятельств, мы, по сути, когда говорим о Южной Осетии, говорим о тридцати тысячах людей и о двух селах. Поэтому говорить здесь о государственности, о становлении какой-то экономики с точки зрения экономиста довольно смешное дело. Я думаю, что самым прагматичным решением вопроса был бы какого-то рода референдум о присоединении Южной Осетии по их собственной воле к северным осетинам. С точки зрения прецедентного международного права такое бывало.

Что касается Абхазии, то тут несколько другое. Там чуть больше население, хотя не так уж грандиозно больше. Насколько я знаю, 80 тыс. абхазцев, людей абхазской национальности, чуть больше, если с другими национальностями. Но несколько более глубокая история в Абхазии: своя культура, своя религия и большая миссия у лидера и, соответственно, людей, его окружающих.

Я знаю о контактах абхазской стороны и с сирийскими, и с турецкими предпринимателями. Они довольно успешные. Визит президента Медведева показал, что, безусловно, российская сторона была бы заинтересована как минимум в этом туристическом кластере, который, конечно, из себя представляла Абхазия — одна из жемчужин советского курортного дела. Поэтому здесь все небесполезно.

Примирение, которое сейчас кажется нереальным с грузинами после всех исторических обстоятельств взаимоотношений этих двух народов, я тоже не назвал бы фатально законченным делом. Повторяю, никогда не говори «никогда». Посмотрим, как будет развиваться ситуация внутри Грузии. Посмотрим, как будет развиваться ситуация внутри Российской Федерации после 2012 года. Посмотрим, как эту карту будут или не будут разыгрывать третьи страны, третьи силы. И вот тогда будем следить за ней в динамическом равновесии.

Пока я считаю, что южноосетинское будущее вместе с североосетинским народом. У абхазов есть свой путь эндогенного развития — так сказать, карликовое государство типа Андорры. Но только будущее покажет, насколько это реалистично.

Игорь Юргенс: будущее Абхазии и Южной Осетии, ч. 2

17 лет мы осуществляли миротворчество. 17 лет никто другой за это не брался, по сути. То есть разговоры с грузинской стороной о том, что даже уже миротворчество было ложным, — это неправда. Шеварднадзе остался жив в ходе абхазо-грузинского конфликта только благодаря русским десантникам. Это была реальная война на уничтожение. Только русские могли сдержать эти две стороны. Они эту миссию выполнили. Я бы отнес к, если хотите, русской ошибке, частично вине то, что за 17 лет не было найдено более элегантного решения.

Но то, что войну спровоцировала грузинская сторона, то, что эмоционально Саакашвили неуравновешен, то, что он склонен к сверхэмоциональным решениям, которые не имеют ничего общего с государственным поведением, — это теперь знает весь мир. После швейцарских материалов комиссией Евросоюза, в общем, стало ясно, кто начал войну и кто был признан агрессором. И вряд ли массированная пиар-кампания, которой помогают определенные силы на Западе, увенчается каким-то другим исходом. Другое дело, что Запад не признает ни Южную Осетию, ни Абхазию, как он не признает Приднестровье и так далее. Но это вопрос опять-таки времени.

В отношении России на пике конфликта было много ложного сказано и утрировано. И мы терпели некоторые неудобства с инвестиционным климатом, с приходом или неприходом в ряд регионов инвесторов. Но это никого не поколебало по большому счету. Потому что все приблизительно знали, как пигмей пытался раздразнить медведя. Ему это удалось. Но так как с медведем дружба неизбежна в этом большом лесу, то ему лишь попеняли, медведю. Все вернулось на круги своя, и довольно быстро. В данном случае потому, что медведь был не агрессивен.

Если Россия не предпримет каких-то очень неуклюжих шагов в этой сфере, если не она будет инициатором того же южноосетинского референдума, если не она предпримет еще что-то такое, что международное сообщество назовет аннексией и так далее, то история больше будет напоминать северо-кипрскую, когда своего рода цугцванг будет продолжаться довольно долго. Пока история не даст какого-то другого шанса.

Серьезного влияния на нас это пока не имеет. Но давайте не будем забывать, что Северный Кавказ в целом и этот регион, куда входят, безусловно, все заинтересованные в этом конфликте стороны, — это пороховая бочка. Поэтому чем меньше там конфликт, тем, конечно, нам выгоднее и лучше.