Сегодня Госдума во втором чтении рассмотрит закон «О Следственном комитете»

Геннадий Гудков, закон «О Следственном комитете»

Идея разделения следствия и надзора существует столько, сколько существует Генеральная прокуратура СССР и ее последующие правопреемники.

Решение о том, что нужно наконец-то разделить следствие и надзор, принято на достаточно высоком политическом уровне. Это решение президента. В этой связи были проведены первые шаги, которые ознаменовались созданием следственных комитетов при Генеральной прокуратуре с фактически полной автономией. Даже не автономией. А по сути, было два ведомства. И на сегодняшний день действует механизм, когда Следственный комитет при МВД существует не как следственный комитет ведомства, а при ведомстве.

Совершенно очевидно, что реформа, которое идет сейчас, преследует главную цель — полное разделение надзора и следствия. Выделение следствия в отдельный орган власти, который будет в достаточной мере обеспечен независимостью, в первую очередь процессуальной. То есть, с одной стороны, это плюс.

С другой стороны, как утверждают многие эксперты, это минус. Поскольку, когда внутри ведомства было следствие, оно с точки зрения обеспечения оперативной информацией, взаимодействия с оперативными структурами, взаимодействия с дознавательными органами упрощало процедуру. Но действительно, если убрать теорию, то самое важное во всем этом процессе — процессуальное и независимое следствие, процессуальный и независимый следователь как главное лицо.

Сегодня мы сделаем очередной шаг по направлению к реформам. Возникает полностью совершенно независимое следственное подразделение. По большому счету это будет тот же самый Следственный комитет при прокуратуре. Он будет в ближайшее время пополнен двумя тысячами единиц сотрудников. Его примерная численность к концу 2011 года будет 20 с небольшим тысяч человек.

Законом определяется, что Следственный комитет будет вести дела по наиболее важным составам преступлений. Это тяжкие преступления, особо тяжкие преступления, требующие высокой квалификации, достаточно серьезной работы, большого числа экспертиз и прочего, и прочего. Это небольшое количество дел. Если брать общее количество уголовных дел, то это будет примерно 10—12 процентов.

Потому что львиную долю по-прежнему рассматривает Следственный комитет при МВД. Это наибольшее количество составов преступлений средней тяжести, преступлений, связанных с насилием против личности, и так далее, и тому подобное. Таково разделение на сегодняшний день.

Совершенно очевидно, что следственное направление будет такое, что и милицейские следователи в 2012 году войдут в состав Следственного комитета.

То есть мы сейчас определяем архитектуру, будущее следствия России на долгие годы. Это очень важный момент. Именно поэтому сейчас вокруг закона сломано столько копий. Кипят страсти, эмоции, огромные количества поправок, суждений, комментариев и так далее. То есть речь идет действительно о серьезнейшем шаге. Такой революции в следствии не было сто, сто с лишним лет. И, конечно, это ответственный момент.

Как будет работать нынешний Следственный комитет, та его часть, что была прокурорской? Понятно, что руководство этим Следственным комитетом будет осуществлять президент. Он будет назначать руководителя Следственного комитета. В принципе, это делается уже и сейчас.

Следователи получают достаточно серьезные полномочия, достаточно серьезную правовую защиту. Например, особые процедуры задержания, особые процедуры административного расследования административных нарушений, если их совершают сами следователи. Следователи защищены от произвола. Их нельзя задержать, обыскать, досмотреть и так далее — предусмотрена особая процедура. О чем, кстати говоря, писали в наших депутатских поправках.

Но в законе написано, что у следователей появляются возможности изымать материалы оперативных подразделений. Мы написали — «ознакомиться». Но тем не менее следователь будет действительно работать с оперативными подразделениями. Такую возможность мы оставляем.

Сейчас мы спорим о балансе полномочий и балансе ответственности. Это тоже фрагмент спора, который носит достаточно серьезный характер. Поскольку провалы в разведке показали, что даже внутри ведомства сложно защищать ведомственные тайны. Как только они выходят за пределы ведомства, может быть еще более сложная утечка информации. И она может более тяжкий характер носить. Поэтому мы считаем, что должны быть специальные процедуры и механизмы, которые должны все-таки учитывать позицию ведомства, владеющего секретами и тайнами. Если этого не будет, то нам кажется, что это может привести к тяжким последствиям. Поэтому мы ограничили права следствия.

Второй момент, который, безусловно, вызывает опасение в обществе, — это права самого следователя и руководителя Следственного комитета. По варианту закона, они могут все. Мы сочли, что действительно они должны иметь возможность делать все, но только в пределах Уголовно-процессуального кодекса. Только в пределах самого уголовного процесса, только в пределах исполнения процессуальных обязанностей, в рамках уголовных дел и тех материалов, которые они расследуют. Да, пожалуйста, заходите куда хотите, изымайте, обыскивайте, но это нужно делать в соответствии с российским уголовным процессом. Это очень важное дополнение. Это очень важная поправка. Она на сегодняшний день принята. Она одобрена. Она будет выставлена на голосование во втором чтении. Я надеюсь, что Государственная дума ее поддержит.

Потому что никаких иных, на мой взгляд, полномочий, кроме процессуальных, у следователя быть не должно. Иначе мы выходим далеко за рамки российского закона. К сожалению, это может обрасти различными злоупотреблениями. И это уже бывало. Мы не хотим получить новый НКВД. Мы хотим, чтобы был четко работающий, эффективный следственный аппарат, который имеет необходимые возможности и четкие ограничения.

И, конечно, третий камень преткновения, который нам попался в работе над законопроектом по Следственному комитету, третий серьезный подводный камень — баланс между независимостью следствия и надзора за соблюдением им законности. Понятно, что здесь извечный спор между прокуратурой и следователем. Раньше он, скажем так, был внутри самого ведомства и не носил такого острого характера. Теперь, когда надзор и следствие разделили, он приобретает более публичный характер и более острые формы.

Мы считаем, что, несмотря на важность работы следователей, несмотря на то что это действительно инструмент правосудия, чрезвычайно важно само следствие. Тем не менее прокурорский надзор должен быть в полном объеме: с истребованием дел, с вынесением соответствующих постановлений, с утверждением многих процессуальных действий.

То есть прокуратура должна стать особым органом государственного контроля — контроля за соблюдением законности. И такие полномочия мы нашими поправками оставили. Но мы расширили сейчас пределы прокурорского надзора. Мы считаем, что на самом деле ни один орган с особыми полномочиями не должен оставаться без контроля. Это и теория, и зарубежная практика.

Чем больше полномочий, тем больше контроль. Поэтому мы попытались пойти по этому пути, дав достаточно возможности прокуратуре для контроля именно за законностью работы следователей. Чтобы не было заказных дел. Чтобы не было заказных закрытий дел, чтобы можно было это всегда опротестовать, проконтролировать, вовремя включиться прокурору, вовремя включиться и другим механизмам. Чтобы следователь чувствовал, что он действительно выполняет задачи государства, Конституции России, а не выполняют какие-то иные задачи. Даже если его кто-то очень уважаемый или влиятельный просит о тех или иных послаблениях или, наоборот, активных действиях.

Поэтому мы считаем, что да, пусть следователь будет полномочен, эффективен, независим, но механизмы контроля должны быть. И мне кажется, что мы пойдем по этому пути и дальше. Потому что государством только что был внесен закон о парламентском контроле.

Де-факто идею парламентского контроля неожиданно поддержал министр финансов, который понимает, что расхищение бюджетных средств наносит непоправимый ущерб экономике, программам государства. И действительно необходим серьезный, эффективный парламентский контроль.

В законе о Следственном комитете пока этого нет. Там только заложены права Государственной думы влиять через прокуратуру. Но я думаю, что рано или поздно мы придем к механизму прямого контроля со стороны парламента, как это уже есть во всех цивилизованных странах.

Тем не менее первый шаг — это контроль прокуратуры, которая в какой-то степени работает в достаточно тесной связке с парламентом. Мы считаем, что именно этот механизм будет использоваться в том числе и нами, для того чтобы обеспечить законность. Чтобы были защищены права и свободы граждан. Чтобы действительно были дела по преступникам, а не ради чьих-то интересов.

Надо понимать, что от того, каким сегодня будет закон о Следственном комитете, сейчас зависит судьба всего следствия Российской Федерации. По всей вероятности, в этом едином Следственном комитете будут, наверное, 95 процентов всех составов преступления, 95 процентов дел.

Я смотрю по нынешнем дебатам, дискуссиям, которые носят открытый или более закрытый характер, что, по всей вероятности, ведомственное следствие останется в очень ограниченном объеме в рамках ФСБ. И будет касаться в основном шпионажа и государственной тайны. Скорее всего, очень небольшие составы останутся в рамках ведомства по борьбе с незаконным оборотом наркотиков — ФСКН. И, естественно, там тоже будут ограничены составы преступлений.

Все остальное будет в рамках Следственного комитета. Это та линия, которая сейчас выбрана. И пока, с учетом нынешней конфигурации, альтернативы нет.

Поэтому закон чрезвычайно важный. Он важен для каждого. Потому что в России есть хорошая пословица: «от тюрьмы и сумы не зарекайся». И уж если мы не зарекаемся от тюрьмы, то мы должны сделать так, чтобы следствие у нас было независимым, объективным и справедливым, чтобы оно шло по закону. Это наша главная задача. По крайней мере мы видим свой гражданский, политический и депутатский долг в том, чтобы сделать именно так.